В самом сердце Нихилэнда, страны безграничных пустот и размытых истин, стоит город Постмоденвер, где все одновременно является всем и ничем. Это место, где противоречия танцуют, как светлячки во тьме, где смысл создается и разрушается в едином дыхании. Королева этой парадоксальной страны — Принцесса Симулякра, которая с гордостью носит свою корону мерцающих иллюзий, ее взгляд вечно пронизан блеском полуправды и разбитых зеркал.
Принцесса Симулякра была известна во всем Постмоденвере своим обаянием. Казалось, все в ней сверкало неотразимым очарованием — ее слова были на вкус как сладкий мед, а ее обещания окутывали слушателя бархатными объятиями. Она была известна тем, что плела истории, которые очаровывали ее народ, ее королевство и даже тех, кто был далеко за его пределами. В конце концов, Симулякра была самим воплощением симулякра — ложь, посыпаная сахарной пудрой, которая нашептывала только то, что люди хотели услышать. И поэтому Постмоденвер процветал под ее правлением, город разрозненных повествований, фрагментированных историй и постоянно меняющихся представлений об истине.
Но Постмоденвер был не единственным городом в Нихилэнде. На востоке лежала Ренессанстон, где жители цеплялись за отголоски утраченных идеалов — искусство, красота и симметрия, столь же мимолетные, как солнечные лучи, мерцающие сквозь листву. На западе стояла Просвещения, где почиталось знание, хотя его чистота была разбавлена бесконечными спорами о достоверности знания чего-либо вообще. Романтизмия тоже была неподалеку, ее улицы были заполнены мечтателями, которые потерялись в бесконечных поисках возвышенных чувств, ускользавших, как вода сквозь их руки. Все эти города имели свои корни в Нихилэнде, где семена бессмысленности дали начало великим философиям человечества, только чтобы со временем их разрушить.
Но из всех земель именно Постмоденвер процветал больше всего в последние годы. Именно здесь, в этом сверкающем мегаполисе, люди приняли крах смысла наиболее искренне. Под властью Принцессы Симулякры ничто не должно было быть настоящим, если оно ощущалось довольно реальным. Зачем беспокоиться об истинах, когда иллюзии были намного слаще? И поэтому Симулякра рассказывала свои истории, пряла свои истины и предлагала людям то, чего они жаждали больше всего: реальность, которая была податлива, которая подчинялась их желаниям.
Однажды принцесса Симулакра пригласила своих подданных на грандиозное собрание. «Пойдемте, — сказала она, — я расскажу вам историю Нихилэнда и почему мы являемся правителями всей современной мысли». Люди, жаждущие услышать ее чарующий голос, собрались на огромной площади Постмоденвера.
Давным-давно, — начала Симулякра, — до Постмоденвера, до Ренессанстона, Просвещении или Романтизмии не было ничего, кроме Нихилэнда. Именно здесь из пустоты проросли первые семена мысли, пытающиеся придать смысл бессмысленному миру. Но каждый раз, когда расцветало что-то новое — вера, философия — оно тоже возвращалось в пустоту, ибо все начинается в ничто и заканчивается ничем".
Толпа замерла, завороженная. Они уже слышали версии этой истории, хотя ни одна из них не была похожа на ту, которую Симулякра соткала в тот день.
«Именно в Нихилэнде, — продолжила она, — семена красоты, разума и эмоций пустили корни. Из пустоты появились блестящие произведения Ренесанстона, рациональность Просвещении и страсть Романтизмии. Но так же верно, как они прорастали, так же верно и то, что они рушились. Ведь в конце концов, мой народ, что такое красота? Что такое разум? Что такое чувство? Не более чем конструкции — истории, которые мы рассказываем себе, чтобы чувствовать себя в безопасности в мире, который не предлагает никакой определенности. Эти города построены на лжи, как и мы».
Люди ликовали, потому что в Постмоденвере не было нужды бояться лжи. Ложь была так же желанна, как и правда (которую никто из них и не видел никогда), пока она приносила утешение. Симулякра улыбнулась, ее сердце наполнилось удовлетворением. Люди поверили ее истории, потому что они хотели верить в нее.
Но когда толпа начала расходиться, она заколебалась. В ее голове мелькнуло сомнение, чего она никогда раньше не чувствовала. Она повернулась к своему отражению в зеркале рядом с ней, изображение было таким идеальным, таким безупречным, что оно казалось почти нереальным. И в этот момент тяжесть свалилась с ее груди — бремя, которое она несла дольше, чем могла вспомнить.
Она шагнула вперед, ее голос был тихим и неуверенным. «Я обманула вас», — прошептала она, широко раскрыв глаза от осознания. «Все, что я вам сказала, все, во что вы верите... все это ложь. Я сама — ложь».
Люди, все еще стоявшие рядом, обернулись, сбитые с толку. «Ложь?» — спросил кто-то.
«Да», — сказала Симулякра, и ее голос стал тверже. «Я не принцесса истины. Я всегда показывала вам только то, что вы хотели увидеть. Я построила город иллюзий, и вы охотно последовали за мной, веря, что ложь, которую я говорила, была слаще любой правды. А правда в том, что никакой правды я не знаю и не знала никогда…».
Толпа стояла в ошеломленном молчании, когда Симулякра опустила голову, больше не очаровательная принцесса, которую они обожали, а женщина, лишенная своих иллюзий.
«И теперь, — сказала она, — вы видите меня такой, какая я есть. Симулякр. Отражение чего-то, что изначально никогда не было реальным».
На мгновение люди заколебались. Но затем медленно они начали смеяться. Они смеялись, потому что знали, что в Постмоденвере правда никогда не имела значения. Ложь, в конце концов, была так же хороша.
Симулякра улыбнулась, грустно улыбнулась. Она раскрыла свой обман, но это ничего не изменило. В конце концов, симулякра оказалось всем достаточно.
Но далеко за пределами Нихилэнда, за разрушающимися городами утраченных философий и зыбучими песками забытых идеалов, шептались, что есть место под названием Доксиа. Это была земля мифов среди людей Нихилэнда, царство настолько далекое и древнее, что мало кто верил в его существование вообще.
Но истории сохранились, слабые отголоски того времени, когда люди верили не только во что-то видимое и миражи. Обитатели *Нигилэнда* говорили о Доксии только мимоходом, потому что это было место, которое их сбивало с толку. Говорили, что в Доксии люди верят во что-то — во что-то реальное, во что-то прочное, хотя во что именно, никто в Нихилэнде не мог вспомнить.
Люди Постмоденвера часто шутили о Доксии, отвергая ее как пережиток ушедшей эпохи, страну странных определенностей и жестких убеждений, нечто, что они превзошли. В конце концов, как могло что-то столь фиксированное, столь абсолютное существовать в мире, где смысл всегда рассыпался?
Но для Принцессы Симулякры Доксия была не поводом для смеха. Хотя она мало говорила о ней, мысль о Доксии преследовала ее во сне. В темной тишине своих покоев, когда огни Постмоденвера мерцали под ее окном, она закрывала глаза и представляла, каково это — жить в месте, где смысл не мимолетен, где истина не ускользает сквозь пальцы, как песок. В ее снах Доксиа была землей, залитой мягким золотистым светом. Люди там ходили с целью, их глаза светились уверенностью, которой она никогда не знала. Казалось, они двигались в гармонии с чем-то большим, чем они сами, с чувством направления, которое заставляло все чувствовать себя целым, связанным. В Доксии не было фрагментированных истин или пустых обещаний. Вместо этого была полнота, богатство, чувство, что сама жизнь была чем-то большим, чем просто череда образов, бесконечно отражающихся в зале зеркал.
Принцесса Симулякра часто просыпалась от этих снов со странной болью в груди, тоской, которую она не могла точно назвать. Она стояла у окна, глядя на раскинувшуюся, хаотичную красоту Постмоденвера, и задавалась вопросом: что это за земля Доксиа? Во что ее люди верили так глубоко, что это могло наполнить их такой целью? И почему, как бы она ни старалась, она никогда не могла вспомнить, что это было? Она знала, что ее народ никогда не поймет эту тоску. Для них Доксиа была фантазией, далеким эхом мира, который они давно покинули. Но для Симулякры это было больше, чем это. Это было обещание — обещание чего-то реального, чего-то, что могло бы заполнить пустоту внутри нее, которую никогда не могли бы заполнить никакие иллюзии, никакая ложь, покрытая сахарной пудрой. Но в Нихилэнде такое было невозможно. Здесь не было смысла, не было правды, только бесконечная игра знаков, символов и отражений.
И вот Симулякра продолжала играть свою роль принцессы, плетя свои истории, плетя свои обманы, как и всегда. Но в тихие моменты, когда она была одна, она позволяла себе мечтать о Доксии, о той далекой стране, где смысл пульсировал, как биение сердца под поверхностью всего. Возможно, однажды она его найдет. Возможно, однажды она выскользнет за пределы Нихилэнда и отправится в неизвестность, преследуя мимолетную мечту о чем-то реальном. Но пока Доксиа оставалась всего лишь мечтой, мерцающей на горизонте ее воображения, землей забытых верований и невысказанных обещаний, которые мерцали надеждой наполнить ее тем, чего ей всегда не хватало: смыслом.