Глава 16
Неожиданно в моей голове возникла четвёртая теория о девочках. Помните предыдущие три? Так вот.
Теория четвёртая. Упущенные возможности детства и подросткового возраста. Помню, в пятых-шестых классах многие мои сверстники уже обнимались с девочками, а некоторые даже пытались приставать к ним. Не знаю, то ли я был излишне скромный, но мне и в голову такое не могло прийти. И даже когда мне стукнуло шестнадцать, возраст, когда другие ходили парами, держа друг друга за руки, целовались, не говоря уже о чём-то большем, я и не представлял, как подойти и познакомиться с девочкой или, если она уже знакома, скажем, одноклассница, предложить ей погулять, сходить в кино и так далее. В моей жизни не было ничего подобного из выше перечисленного аж до двадцати двух лет. Думаю, всё это могло стать причиной того, что теперь моя психика пытается восполнить пробелы, вызванные теми упущенными возможностями именно за счёт девочек помладше, поскольку мои желания остались неудовлетворёнными именно тогда, когда я и сам был в том же возрасте. Другой вопрос, достаточно ли этого, чтобы считать меня в полной мере ненормальным? А главное, можно ли считать меня таковым после того, что произошло между мной и Евой?
Какое-то время после этого безумного, но в той же мере и приятного события, меня некоторое время одолевало чувство стыда; я не мог спокойно глядеть Ирине в глаза, но потихоньку всё улеглось и в целом, остаток этой зимы прошёл более-менее ровно. Я так же продолжал возить Еву,только теперь мы с ней не только обнимались при каждой встрече, но и целовались в губы, правда, иногда эти поцелуи были вполне невинными. Пару раз она прогуливала музыкалку чтобы поехать ко мне в гости и делать уборку – ей это почему-то очень нравилось.
Но наступила бурлящая весна, и ход событий постепенно стал меняться…
Как-то раз, опять же в отсутствии Влада, Ирина вновь напомнила мне о той работе в частной лингвистической школе и в настойчивой форме стала вынуждать меня вынести насчёт неё окончательное решение, сославшись на ограниченное количество вакансий. Она попыталась повторить картину нашей, с позволения сказать, беседы в точности как в прошлый раз, то есть, сделать так, чтобы я сидел, а она стояла. Но на этот раз я на её уловку не поддался и не стал садиться. Кто знает, может быть именно это помогло мне выдержать психологическое давление, хотя в данной ситуации правильнее было бы сказать давление психолога. В ответ я рассказал ей, что мы с Владом договорились о том, что всем будет удобнее, если до летних каникул всё останется по-прежнему. Уверен, Ирину мой ответ не устраивал, но она была вынуждена смириться и, стараясь не выказывать эмоций, ответила: «Ну, хорошо». Тем не менее, эмоции читались в её интонации, в выражении лица, в голосе. Во всём. И, по всей видимости, она уже и не особо хотела их скрывать.
После разговора с Ириной, я почувствовал некоторое облегчение, пока, спустя несколько дней, часов в семь вечера, не получил одно странное, ужасно длинное и ужасающее СМС-сообщение:
«Здравствуйте, Артём. Долго сочиняла это сообщение и так же долго думала, отправлять его вам или нет. Тайком от Влада залезла в его телефон и раздобыла ваш номер. Слава богу, в его списке оказался только один человек с таким именем. Не хочу, чтобы он всё знал, хотя, наверное, глупо. Всё равно узнает. Мне и в голову не могло прийти, что вы на такое способны. Век живи, век разочаровывайся. Когда я увидела вас с Евой на лестнице, я была почти уверена, что такого просто не может случиться и что со мной творится что-то неладное. Но, просмотрев видео с домофона, я окончательно удостоверилась в том, что это правда. Правда, что вы растлитель малолетних. Взвесив все за и против, я решила заявить на вас в полицию. Не потому что так сильно хочу этого, а потому что вынуждена защитить свою дочь, пока всё не зашло слишком далеко. Надеюсь, вы ещё не лишили её девственности, воспользовавшись её наивностью. Будьте уверены, видеоматериала достаточно, чтобы доказать в суде вашу вину. Пишу вам, так как считаю, что обязана вас предупредить. Послезавтра вечером, когда Влада не будет дома, я иду в полицию и пишу на вас заявление. (Подпись Ирина)».
Странно, но прочитав это сообщение, я поначалу не испытал никаких эмоций. Лишь спустя секунд, наверное, тридцать-сорок, ко мне стал закрадываться невероятно дикий страх, от чего моё тело начало трясти, будто от холода или тяжёлого похмелья. Я отложил телефон и стал бродить по комнате от окна до двери и обратно, словно загнанный в угол зверь, осознающий безысходность происходящего, но не готовый с ней мириться.
Ещё несколько минут назад вероятность того, что на меня могут заявить в полицию, да ещё и за растление малолетних казалась мне просто немыслимой и находилась за пределами моего восприятия.
Я присел на диван и постарался собрать воедино обрывки собственных, нервно и судорожно бегающих по комнате мыслей. «Видео с домофона… Наши С Евой поцелуи… Я как-то не подумал. А Ева? Она тоже не думала? Первый поцелуй на лестнице. Почему именно там, а не в комнате?.. Заявление. Послезавтра… Надо срочно ей звонить. Нет, лучше Владу. А зачем?».
В итоге я так и не решился на какой-либо звонок. По крайней мере, сегодня. У меня есть ещё один день на обдумывание. И у неё тоже. А вдруг она передумает…
Посидев немного на диване, я решил залезть в интернет, чтобы посмотреть, какое наказание меня ждёт, если всё-таки до этого дойдёт.
Как же мои руки трясутся! Пальцы не попадают на нужные клавиши; стираю, пишу заново и снова опечатки.
Открываю, читаю:
«Статья 134 УК РФ. Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста. Наказывается принудительными работами на срок до четырёхсот восьмидесяти часов, либо ограничением свободы на срок до четырёх лет…».
Интересно, а поцелуй относится к таким действиям? Скорее всего, да. Хотя, поцелуи бывают разные… Читаю далее:
«Статья 135 УК РФ. Развратные действия. Совершение развратных действий без применения насилия…
Вот это больше подходит…
«… лицом, достигшим восемнадцатилетнего возраста в отношении лица, не достигшего шестнадцатилетнего возраста. Наказывается принудительными работами на срок до четырёхсот сорока часов, либо лишением свободы до трёх лет…».
Любопытно было бы узнать, кто это всё придумывал. И почему развратные действия даже без применения насилия считаются преступлением? Кстати, обратите внимание, разница между сроками за насильственные и ненасильственные действия всего год! Странно, не правда ли? Но дело даже не в самих статьях, а в отношении заключённых к осуждённым за подобные статьи. Не знаю, от кого именно я это слышал, но суть в том, что растлителей малолетних за решёткой не щадят, и отношение к таким осуждённым со стороны других заключённых особенно жестокое.
Так… Что я могу сделать прямо сейчас? Ничего! Хотя нет. Кое-что могу… Тетрадь желаний!
Пишу дрожащими руками: «Ирина передумала писать на меня заявление в полицию…». Вроде всё… Нет, не всё! Лезвие!.. Делаю надрез на большом пальце левой руки другой рукой. Как же пальцы трясутся! Угомонитесь хоть на пару секунд!.. А! Больно! Да что же это такое! Рука поехала; надрез получился слишком глубокий и, как следствие – очень много крови. Слишком много крови. Она даже не капала и лилась струёй! Я держал руку с пораненным пальцем над страницей, не зная как остановить эту жуткую струю. Несмотря на всё это, мне всё же удалось сделать такой же отпечаток пальца, какой у меня получался раньше, но сам текст желания практически целиком оказался залитым кровью.
Я оторвал пустую страницу, обернул ею палец и побежал в ванную.
Мне удалось остановить кровь при помощи перекиси водорода. Я приклеил пластырь на рану, прилёг на диван и, будто даже успокоился.
Ночь практически не спал. Лезли самые мрачные мысли. Правда, иногда они разбавлялись утешительными, но недостаточно убедительными. Например, я размышлял о том, что если Ева не будет давать против меня показания, то и бояться особо нечего. Но тогда возникает вопрос, учитывает ли суд показания несовершеннолетних? Другая утешительная мысль была связана с тем, что, возможно, Ирина применила своего рода психологический приём, чтобы просто припугнуть меня, надеясь, что после этого я точно оставлю Еву в покое. Это звучало довольно правдоподобно, особенно если учесть тот факт, что другой логической причины писать мне сообщение у неё быть просто не могло. Но утешиться я всем этим всё равно не мог.
Где-то в девять утра я решил позвонить Ирине, но она не взяла трубку. Через полчаса мне захотелось повторить попытку, но она снова оказалась безуспешной. Тогда, я позвонил Владу, совершенно не понимая с каких слов начать разговор:
-Здорова, Влад.
- Здорова… Я слушаю тебя.
- Ирина там рядом? – спросил я после долгой паузы.
- Да.
- Дай-ка ей трубку.
Через пару мгновений, я услышал голос Ирины:
- Мы сейчас заняты. Я перезвоню, как освобожусь. – беспокойно пробормотала она, после чего тут же положила трубку.
Так и знал, что это ничего не даст.
Спустя несколько минут я набрал Еву:
- Да. – послышался милый голосок.
- Привет. – произнёс я еле слышно – У тебя всё нормально?
Похоже, мой вопрос не на шутку удивил её:
- Да. А почему ты спрашиваешь?
- Тебе мама ничего не говорила?
- Нет, а что?
- Я, наверное, больше не смогу тебя возить… – медленно и отрывисто произнёс я.
- Почему? Что случилось?
- Мама твоя так захотела…
- Ясно. – вздохнула Ева – Я так и думала… А что именно случилось?
- Позже расскажу… Слушай, ты сейчас одна дома?
- Пока да, но скоро учительница придёт.
- Позвони мне, как освободишься. Я приеду, если ты не против.
- Хорошо, я позвоню.
К концу разговора её тон стал совсем печальным. Мне даже показалось, что она заплакала.
Я приехал к ней после обеда.
- Пойдём в мою комнату. – бросила она тут же, как только я переступил порог.
Мы присели на её диванчик, и я показал ей то сообщение.
- Артём, не переживай. – проронила Ева неуверенно – Я попробую её отговорить… А что с пальцем? – спросила она, увидев пластырь на моём большом пальце.
- Да так… Ерунда. Поранился.
- Бедненький… – произнесла Ева вполголоса. Её холодные пальчики коснулись моей руки и стали нежно гладить мой раненый палец – Прости, это я виновата.
Мы долго сидели и молчали, не глядя друг на друга. Она всё ещё не выпускала мою руку.
- Я сделала это намеренно. – сказала вдруг Ева решительно – Там, на лестнице. Я видела, как мама ходит где-то внизу, перед тем, как поцеловать тебя…
- А… для чего? – спросил я, как мне показалось совсем без эмоций, хотя на самом деле был шокирован.
- Я уже очень давно хотела насолить ей как-нибудь. За развод с папой… И, похоже, получилось.
Ко мне подкралась тяжелейшее чувство жалости. Я наконец увидел в ней просто ребёнка. Потерянную маленькую девочку, которую, казалось, по-настоящему никогда никто и не любил.
Ева легла мне на колени; я начал гладить её распущенные мягкие, пахнущие чем-то невероятно приятным, волосы. Вскоре она уснула. Где-то минут через двадцать она проснулась, после чего я изъявил желание уйти; мне становилось всё больнее и больнее. Ева не стала меня держать, но пообещала позвонить сегодня вечером, после того, как поговорит с мамой.
Она позвонила около восьми вечера:
- Артём, всё бесполезно. – её голос был охрипшим и заметно дрожал – Я сказала ей, что ты сегодня приходил. Она взбесилась, стала орать и называть меня развратницей и блудницей; сказала, что я похожа на папу. В общем, мы сильно поругались… Влад был дома. Он всё слышал… Я отправила тебе кое-что в личку. Прочти, пожалуйста…– она положила трубку.
Оказалось, Ева сочинила для меня душераздирающие строки:
Мы оба не знаем, что завтра будет,
Пусть оскорбят нас, затопчут, осудят…
Знай, на земле нас ничто не погубит,
Знай, есть сердечко, что тебя любит…
Как ни странно, той ночью мне удалось уснуть. Снов, вроде бы, никаких не видел, либо они были настолько ужасными, что моё сознание решило их не запоминать. А утром меня даже посетили несколько секунд умиротворённости. Открыв глаза, я заметил солнечный свет на стенах и немножко на письменном столе, где стоял ноутбук. Но как только я поднялся с кровати, на меня накатила волна беспокойства. Сегодня всё должно решиться. Моё желание либо сбудется, либо нет. Третьего не дано. Времени на его исполнение было слишком мало. Вспомнив свой плачевный опыт с первым желанием, я был вынужден допустить и морально готовиться к тому, что и это может не сбыться.
Мой взор остановился на тетради, которая лежала на столе в раскрытом виде. Залитая, высохшей и сменившей свой цвет кровью, страница наводила на мысли, полные неопределённого страха. Она будто хотела мне о чём-то оповестить. Я закрыл тетрадь, и мне стало чуть легче.
Но Ирине действительно пришлось передумать. Желание сбылось…
Ближе к вечеру мне захотелось позвонить Еве, но я не дозвонился: абонент был недоступен. Спустя полчаса я позвонил ещё раз – та же картина. Меня вновь начало трясти. Я набрал Влада. Он взял трубку, но тут же сбросил, пробормотав что-то невнятное. Через минут десять Влад перезвонил:
- Говори…
- Хотел узнать… Как там у вас? – не зная, как сформулировать вопрос, произнёс я.
- Артём… Ева попала под машину… Сегодня днём… Состояние тяжёлое. Она в коме…