Он участвовал в самых известных полярных проектах и экспедициях прошлого века. А началась его арктическая биография ровно 100 лет назад
О многих эпизодах удивительной жизни и захватывающей судьбы легендарного советского полярника, профессионального радиста, известного общественного деятеля, Героя Советского Союза, первого председателя Всесоюзного общества филателистов, почётного члена Географического общества СССР, доктора географических наук, многогранного интереснейшего человека Эрнста Теодоровича Кренкеля (1903−1971), отражённых на почтовых марках, конвертах, открытках, я уже не раз рассказывал в предыдущих публикациях.
Так случилось, что он (один из немногих) всегда оказывался в эпицентре почти всех самых ярких, порой драматических полярных эпопей ХХ века. Сегодня я постараюсь «нарисовать» цельный «филателистический» портрет этого человека-легенды, арктическая «карьера» которого началась ровно 100 лет назад — в 1924 году.
Всё началось с радио
Эрнст Кренкель родился 11 (24) декабря 1903 года в Белостоке Гродненской губернии Российской империи (ныне Польша), а не в Тарту, как считалось многие годы, в добропорядочной немецкой семье инспектора коммерческого училища. «Моя жизнь начиналась на разломе эпох, — писал он потом в своей главной мемуарной книге "RAEM — мои позывные". — Появись я на свет пятьюдесятью годами раньше, не знаю, кто бы из меня получился. Но "разлом эпох" сделал свое дело, и я стал счастливым человеком. Случайное и закономерное переплелось в моей жизни...»
В 1910 году семья Кренкелей оказалась в Москве. Учился юный Эрнст в частной реформатской гимназии при швейцарской церкви, но не окончил её. В тяжелые годы Первой мировой и гражданской войн он, чтобы как-то помочь семье, вынужден был работать. Кем только не был — упаковщиком посылок, расклейщиком афиш, помощником электромонтера, подручным механика… Даже артистом хотел стать.
Но в 1921 году поступил на годичные курсы радиотелеграфистов, которые закончил с отличием. Как первого (читай — лучшего) ученика его направили на работу на Люберецкую приемную радиостанцию. А параллельно Эрнст учился в радиотехникуме. Радиовещание и радиосвязь в те годы даже в среде просвещенной интеллигенции воспринимались как нечто таинственное, граничащее с волшебством. Видимо, в том числе и это обстоятельство повлияло на выбор Кренкеля.
Точка арктического отсчета — Маточкин Шар
В 1924 году (причем, почти случайно, но опять же благодаря радио) началась полярная «карьера» Эрнста Кренкеля, продлившаяся практически до конца его яркой жизни. А дело было так.
Он приехал из Москвы в Ленинград, только что получивший это имя, поступать радистом на торговое судно с рекомендательной запиской друга. На обрывке бумаги карандашом было нацарапано: «Петя! Помоги этому парню. Он в доску свой…». Но что-то не срослось: места на корабле он не получил.
И тут же узнал, что экспедиции в Северный Ледовитый океан срочно требуется радист для смены личного состава на каком-то далёком острове. Платят, правда, мало, и ехать надо на целый год… Не дослушав до конца, Кренкель сразу помчался в Адмиралтейство, где ему за два-три часа оформили все документы, выдали форму и направили в Архангельск.
Там у пирса стояло экспедиционное судно «Юшар» («Югорский Шар»). Пунктом назначения была первая советская полярная станция «Маточкин Шар», открытая годом раньше на Северном острове архипелага Новая Земля.
В августе 1924 г. на самолете, доставленном пароходом к станции «Маточкин Шар», летчик Борис Чухновский совершил первый в мире полет по разведке льдов с целью проводки судов в Полярном бассейне. Этим полетом было положено начало регулярной работе полярной авиации в Арктике. А сообщения об этом со станции передавал радист «Матшара» в зимовку 1924−1925 годов 21-летний Эрнст Кренкель. Эта была его первая встреча с Арктикой, определившая всю дальнейшую жизнь.
В армии Кренкель учил будущего разведчика Рудольфа Абеля
По возвращении в Москву Эрнст был призван в Красную Армию и в течение года служил в отдельном радиотелеграфном батальоне во Владимире.
«Наша рота была особенной, — вспоминал впоследствии Кренкель. — Её составляли одногодичники — молодые люди, окончившие вузы или техникумы. Народ подобрался разный. Были среди нас и электрики, и архитекторы, и механики, и химики, и даже профсоюзный работник по фамилии Иванов, страшно гордившийся своей исключительностью. Был Иванов парнем с гонором, не упускал возможности напомнить, что он не просто профсоюзный работник, а работник губернского масштаба. Однако этот высокий ранг не вызвал у нас большого почтения к его обладателю, а пара холодных ушатов воды, выплеснутых на него в бане, явно охладила и умерила его ощущение исключительности».
В армии Эрнст сблизился и подружился со своим соседом по койке в казарме. В свободное от службы время Кренкель тренировал ровесника в приеме на слух и передаче на ключе сигналов азбуки Морзе. После армии они потеряли друг друга из виду и случайно встретились в Москве только через сорок лет. К удивлению Кренкеля, его способный ученик оказался легендарным советским разведчиком-нелегалом Рудольфом Ивановичем Абелем (1903−1971), ставшим прообразом главного героя популярной советской киноленты «Мертвый сезон». Напомню, что его обменяли на сбитого нашей ПВО на U-2 американского лётчика Пауэрса. Кстати, любопытная деталь: годы жизни Кренкеля и Абеля (1903−1971) полностью совпадают.
Север — на коротких волнах
В 1927 году Кренкеля опять поманил суровый Север, и он снова устроился радистом на теперь уже родную станцию «Маточкин Шар». На вторую зимовку он взял с собой коротковолновый передатчик, полученный в Нижегородской радиолаборатории, которую тогда без преувеличения можно было назвать сердцем советской радиотехники.
Правда, ещё при разгрузке на полярной станции шлюпку с его аппаратурой унесло во время прилива, но Эрнст не раздумывая прыгнул в ледяную воду и вернул лодку с техникой на берег. А вскоре его позывные услышали в Брюсселе, Баку, Иркутске и Париже! В ту зимовку 1927−1928 годов Эрнст впервые в истории провел сверхдальние сеансы радиосвязи на коротких волнах. Постепенно короткие волны вошли в практику работы и других полярных станций, что позволяет считать Кренкеля родоначальником их использования в Арктике...
«За время полярной ночи вокруг дома радиостанции образовался сугроб выше крыши, — вспоминал впоследствии Эрнст Теодорович. — Между домом и сугробом — коридор, ходить по которому во время сильного ветра было на редкость неуютно. Бешено, как в аэродинамической трубе, здесь крутился снег. Несколько секунд, и карманы, лицо, валенки — все забивалось мельчайшим снегом. Но зато как хорошо в тихую, лунную ночь! В двух шагах от дверей начинаются крутые ступеньки, вырубленные в снегу после недавней пурги. После долгих часов, проведенных в накуренной радиорубке, хорошо подышать морозным воздухом. Берег полого спускается к проливу. От жилого дома видны только крыша и трубы. Далекие горы с сияющими от лунного света вершинами, черные провалы пропастей, мерцающее северное сияние и видимость на десятки километров — все это походило больше на декорацию шикарной оперной постановки, чем на всамделишную природу. В эти сияющие дали ушли мои радиоволны...».
В 1928 году Эрнст Кренкель работал радистом на ледокольном пароходе — гидрографическом судне «Таймыр» во время длительной экспедиции в Баренцевом море, а затем в Центральном научно-исследовательском институте связи.
Первый мировой рекорд Кренкеля
Еще во время второй зимовки на Новой Земле Кренкель познакомился с директором Института по изучению Севера Рудольфом Лазаревичем Самойловичем. Вот как он это описывал позже:
«Однажды к нашей полярной станции в Маточкином Шаре пришлепал (другого слова, пожалуй, я не подберешь) мотобот. Крохотное суденышко имело такое маленькое помещение, что слово "каюта" звучит по отношению к нему как-то неуместно. Даже стоять во весь рост помещение мотобота не позволяло. Более или менее приличный двигатель, никакой радиосвязи. Но, тем не менее, утлое суденышко обошло такой суровый остров, как Новая Земля. Экипаж его состоял всего лишь из трех или четырех человек. Начальником экспедиции был Самойлович. Рудольф Лазаревич произвел на меня сильное впечатление. Высокого роста. Фигура борца. Огромная физическая сила. Большие круглые очки с очень сильными стеклами. Умница необычайный, с великолепным, мягким характером. Самойлович — зачинатель многих полярных дел. Поход на мотоботе к Новой Земле не был для него чем-то из ряда вон выходящим...».
Рудольфа Лазаревича Самойловича, равно как Отто Юльевича Шмидта и Владимира Юльевича Визе Кренкель всегда считал своими крестными отцами, своими главными наставниками в арктических делах. «Этот великолепный триумвират», — говорил он о них.
Эти трое стали соавторами уникальной арктической эпопеи. Она началась на ледокольном пароходе «Г. Седов».
«Путь из Архангельска до острова Гукера мы прошли за неделю, — вспоминал Эрнст Кренкель. — Нам пришлось обходить непреодолимые льды. Ничего не попишешь — лед, конечно, не очень приятен, без этого препятствия кораблю было бы куда легче, но, как говорят полярники: лед — наш хлеб насущный. Не было бы льда, и нам бы в Арктике делать было нечего. Добравшись до Земли Франца-Иосифа, экспедиция торжественно водрузила на острове Гукера красный флаг...».
Кстати, во время этого похода «Георгий Седов» установил рекорд свободного плавания в полярных льдах, достигнув 82°14´ с. ш.
30 августа 1929 года, то есть 95 лет назад, экспедицией Института по изучению Севера под руководством О.Ю. Шмидта и В.И. Воронина была открыта первая на архипелаге Земля Франца-Иосифа и в то время самая северная в мире полярная станция «Бухта Тихая» на острове Гукера.
В своем первом арктическом походе Шмидт был не только руководителем группы советских ученых и моряков, но одновременно и полномочным представителем Советского правительства с широкими правами (например, выдавать визы и разрешения иностранцам на временное пребывание на архипелаге).
Понятно, что в составе семи первых зимовщиков оказался и радист Эрнст Кренкель. Он потом вспоминал:
«В кают-компании нового дома, пахнущей свежими досками, смолой и сыростью от подсыхающих печей, состоялся маленький прощальный банкет. Владимир Юльевич Визе произнес прекрасные слова напутствия: "Вас семь человек. Каждый имеет свой характер, каждому присуще самолюбие. Зная обстановку и быт полярников, хочу посоветовать: спрячьте самолюбие в самый дальний угол. Не забывайте, что у каждого есть мозоли, и старайтесь на эти мозоли не наступать!"».
В тот день со станции Эрнстом Кренкелем была передана по радио первая метеосводка. А ведь накануне экспедиции радист чуть не остался на берегу из-за подозрения на аппендицит. Но всё тогда обошлось благополучно.
Несмотря на огромную загруженность рутинной радиосвязью, Кренкель ухитрялся уделять время для работы с коротковолновиками. 12 января 1930 года ему удалось связаться с радистом американской антарктической экспедиции Р. Бэрда, зимовавшей на шельфовом леднике Росса. Это был мировой рекорд дальности радиосвязи между двумя полюсами Земли.
«У меня даже мурашки по спине побежали от такой удачи, – вспоминал в мемуарах Эрнст Кренкель. — Начался оживленный обмен сведениями. В лагере экспедиции, именуемой "Маленькая Америка", или "Город холостяков", — сорок два человека. Январь в Антарктике — разгар лета, и погода соответственно летняя — два градуса тепла, густой туман и круглосуточное солнце. Со своей стороны, я сообщаю нашу обстановку: ночь, тридцать градусов мороза. Мы сообщили друг другу все, что могло нас интересовать, обменялись взаимными приветствиями и договорились о встрече в эфире на следующий день. Так была установлена двухсторонняя связь между самой северной и самой южной радиостанциями земного шара. Через несколько лет, просматривая американские журналы, я увидел рекламу, в которой сообщалось: "Адмирал Берд установил связь с Землей Франца-Иосифа только потому, что пользовался изоляторами нашей фирмы! Покупайте изоляторы только у нас!" Вот этого я не знал!»
Постоянно действующая научная станция «Бухта Тихая» с 1929-го по 1959 год, когда она была закрыта, являлась центром всех работ, проводимых на архипелаге. Сейчас на острове Гукера действует музей бывшей станции — кордон национального парка «Русская Арктика», открыто отделение связи (как пишут — самое северное, хотя это не так). Сюда часто заходят суда с туристами.
«Малыгин», «Цеппелин» и белый медведь: легендарная «встреча трех друзей»
В 1931 году руководство СССР решило не просто организовать пролет знаменитого немецкого дирижабля «Граф Цеппелин» над своей территорией, но и устроить в пропагандистских целях — для повышения авторитета страны в мире — встречу дирижабля в районе бухты Тихая архипелага Земля Франца-Иосифа с советским ледокольным пароходом «Малыгин», уже хорошо зарекомендовавшим себя несколькими плаваниями в Северном Ледовитом океане, в том числе — участием в поисках экспедиции Нобиле.
«Встреча произошла у меня на глазах, больше того — я был ее участником, — вспоминал Эрнст Кренкель. — Исполнилась моя мечта — благодаря Владимиру Юльевичу Визе меня включили в состав четверки, представлявшей нашу страну в международной группе на борту дирижабля ЛЦ-127 "Граф Цеппелин". Научную часть этой международной экспедиции возглавил Рудольф Лазаревич Самойлович. Все это было очень интересно, тем более что до этого ни на одном летательном аппарате — ни на самолете, ни на дирижабле — я ни разу в воздух не поднимался. Впрочем, это меня мало смущало. Я твердо решил: раз люди летают, то почему же не попробовать и мне».
Специально для встречи двух знаменитостей Наркомпочтель изготовил почтовые марки и штемпель, а между советским и немецким правительствами была достигнута договорённость о том, что в бухте Тихая на острове Гукера будет произведён обмен почтой между ледоколом и дирижаблем после его приводнения.
Художник И. Дубасов изобразил на марках разных цветов и номиналов белого медведя, взобравшегося на ледяной торос и смотрящего на корабль и дирижабль. В целях пропаганды на картинке были изображены символы социализма — серп и молот, а также сделана надпись на французском языке «СССР — Северный полюс». Ведь открытки и конверты с этими марками и надписью «Воздушная почта» должны были получить и получили в Европе. И не только в ней.
27 июля 1931 года конверты и открытки с марками на обоих — плавучем и воздушном — судах были погашены специальным почтовым штемпелем, а затем произошёл обмен почтой: в общей сложности 50 тысячью почтовыми отправлениями общим весом 420 кг. Причем, дул сильный ветер, льдины напирали на приводнившуюся гондолу дирижабля, на шлюпку с «Малыгина», и почтовая операция по обмену корреспонденцией чуть было не сорвалась.
На дирижабле за неё отвечал радист Эрнст Кренкель. А с ледокола почту принимал будущая легенда Арктики — Иван Папанин, в тот раз представлявший Наркомпочтель на «Малыгине». Присутствовал при обмене корреспонденции и легендарный Умберто Нобиле. Впрочем, подробно об этом я уже рассказывал.
В целом 26–30 июля 1931 года дирижабль «Граф Цеппелин» с Кренкелем на борту, стартовавший из Германии, пролетел над значительной частью советской Арктики по маршруту Архангельск — Земля Франца-Иосифа — Северная Земля — Мыс Челюскин — Диксон — Новая Земля — Архангельск.
Вот фрагмент из воспоминаний Кренкеля:
«Хочу описать еще одну интереснейшую процедуру, выполнявшуюся на борту дирижабля. В районе Северной Земли произошел запуск радиозонда. Процедура была не из простых, несмотря на то, что в оболочке дирижабля для этого существовал специальный люк. Прежде всего из одного газгольдера брался водород для наполнения пятикубометровой оболочки. Затем к аэростату подвешивался коротковолновый радиопередатчик. Чтобы радиозонд не повредил дирижабль, зацепившись за какую-нибудь выступающую часть конструкции (гондолу, винт и т. п.), к зонду подвешивался точно рассчитанный груз, который увлекал его вниз. После нескольких секунд падения автоматическая гильотина с часовым механизмом отсекала этот грузик, и зонд уходил на высоту, передавая в эфир показания своих приборов...
...Долетели до Маточкина Шара. Полет над проливом, по которому было столько хожено и перехожено, произвел па меня сильнейшее впечатление... Природа, казалось, так хорошо знакомая по двум зимовкам, раскрывалась передо мной в совершенно новом свете. И ледники, и горные реки — все это из окна гондолы выглядело, как говорят фотографы и кинооператоры, общим планом, тем самым, увидеть который не дано с земли».
В последующие годы Кренкель участвовал в целом ряде знаменитых экспедиций, каждая из которых стала вехой в истории освоения Арктики.
На «Сибирякове» по Северному морскому пути
В 1932 году Эрнст Кренкель был в составе экспедиции на ледокольном пароходе «А. Сибиряков», совершившем первый в истории сквозной рейс по Северному морскому пути из Архангельска в Тихий океан в течение одной навигации. Поход стартовал 28 июля 1932 года. Руководил экспедицией Отто Шмидт, его заместителем по научной части был Владимир Визе, а капитаном корабля — Владимир Воронин.
«Мысль о том, чтобы пройти Северный морской путь за одну навигацию, принадлежит Отто Юльевичу Шмидту, — вспоминал впоследствии Кренкель. — Он высказал её профессору Визе ещё в 1930 году, на борту ледокола "Георгий Седов", когда мы возвращались с Земли Франца-Иосифа. Именно тогда Шмидт и Визе обсудили первые наметки плана будущего похода, который им же предстояло подготовить и осуществить...».
На протяжении всего плавания радисты Кренкель и Гиршевич обеспечивали связь судна с внешним миром. Сделать это в те годы было трудно. Из имевшихся тогда в Арктике всего 12 стационарных радиостанций 10 располагались в западном секторе. На огромном расстоянии от мыса Челюскин до Берингова пролива имелось лишь две полярных станции на острове Большой Ляховский («Шалаурова») и острове Врангеля, причем последняя бездействовала из-за отсутствия радиста. От радистов «А. Сибирякова» требовалось не только высочайшее профессиональное мастерство, но и огромное терпение и настойчивость, проявив которые, они во многом содействовали успеху экспедиции.
В Чукотском море «А. Сибиряков» потерял во льдах гребной винт. Всей команде, включая радистов, пришлось перетягивать тонны угля, чтобы поднять корму и разобраться с поломкой.
«Значительно позже аккуратный Шмидт тщательно подсчитал результаты этого беспримерного в моей памяти аврала, — вспоминал Кренкель. — Оказалось, что каждый сибиряковец намного перевыполнил трудовые нормы грузчиков-профессионалов. И все же это было лишь первой частью тяжелейшей, небывалой в истории арктического мореходства операции…».
Вскоре потеряли и новый установленный винт. Судно оказалось в совершенно безвыходном, на первый взгляд, положении. Но выход все-таки нашли: смастерили самодельные паруса, и через две недели, 1 октября 1932 года в 14 часов 45 минут вышли на чистую воду Берингова пролива, где их, взяв на буксир, отвели в Петропавловск-Камчатский. Цель экспедиции была достигнута.
Один любопытный факт, о котором впоследствии рассказывал Кренкель. Где-то в районе Северной Земли экспедиция подобрала белого медвежонка. А судьба ему выпала необычная. После того, как, пройдя через северные моря и Тихий океан, «Сибиряков» добрался до берегов Японии и встал там на ремонт, экспедиция подарила медвежонка микадо японскому императору.
Продолжение следует.
***
Аркадий Романов, специально для GoArctic
