Наверное многие из вас хотя бы раз становились участником разговора, количество участников которого непонятно. Разговаривают вроде бы двое, смотрят друг на друга, слушают друг друга. Но говорят чуть громче обычного, с чуть излишней эмоциональностью, часто повторяясь.
Просто слова их адресованы не столько друг другу, сколько другому лицу, случайно или неслучайно оказавшемуся рядом. Иногда этих других может быть несколько. Узнаёте ситуацию? Я это называю «разговором для третьего».
Он возникает по разным причинам. Бывает, так распирает от эмоций, что хочется, чтобы как можно больше человек прониклись твоей новостью. За собой, каюсь, такое замечаю.
А иногда это непрямое послание призвано мягко донести какую-то мысль во благо третьего. Когда, например, напрямую убеждать его или не получается, или неудобно. В подобных разговорах тоже участвовала. Часто как мама. Третьим был ребёнок. В определённом возрасте дети иногда лучше слышат косвенную, а не прямую речь.
Но бывает, что разговор для третьего лица затевается, чтобы завуалировано обидеть, высказать претензии или раскритиковать.
Недавно я оказалось в роли третьего слушателя.
Это произошло в санатории. Я сидела в очереди на процедуру. Рядом сидела женщина неопределённого возраста. Может младше, а может старше меня. С миловидным, очень подвижным лицом, с живыми чёрными глазами. Общительная. Отзывается на любое слово или вопрос мимо проходящих отдыхающих. Легко вливается в любой разговор сидящих рядом. Типичный словоохотливый экстраверт. Вроде бы позитивная. Ко всем с улыбкой. Охотно рассказывает о себе.
Из её разговоров я и узнала, что приехала она в санаторий из Вуктыла. Почти землячка! Встреча с земляками всегда радостна. Вроде бы совсем незнакомый, чужой человек перед тобой, но как только узнаёшь, что он из знакомых тебе мест, то сразу кажется родным и милым!
– Так мы земляки! - восклицаю я, - я тоже из Коми!
– И я из Коми! Из Нижнего Одеса! – доносится голос с другой скамеечки.
Приятная белокурая женщина приветливо машет нам рукой.
Нас уже трое! И мы сразу чувствуем себя компанией. Разговор оживляется. Делимся друг с другом впечатлениями о санатории, рассказываем о процедурах. Женщины отдыхают здесь не впервые, поэтому я больше слушаю, чем говорю.
- А Вы откуда из Коми? - спрашивает первая собеседница.
Я слегка заминаюсь.
– Мы из Ухты. Но пять лет назад уехали. Сейчас живём в Крыму.
– Вот это да! – восклицает вторая женщина, – и как вам там живётся?
Я расплываюсь в улыбке. О Крыме же говорю! Белокурая землячка, та, что на дальней скамейке, с интересом расспрашивает о саде, о погоде, о нашей акклиматизации, о крымской зиме.
Первая женщина замолкает. Но я чувствую на себе её пристальный взгляд. Вдруг она прерывает меня на полуслове и обращаясь поверх моей головы к белокурой женщине, громко говорит:
– Ой, знаю я этих уехавших! Все они сейчас бегут обратно. У меня несколько знакомых уже вернулись. Тоже когда-то на юг уехали. Солнца им захотелось. А сейчас всё продают за бесценок. Там же стреляют сейчас.
На меня она не смотрит, все её слова теперь адресованы второй собеседнице. Я всё же вмешиваюсь и спрашиваю:
– Из Крыма бегут?
– Да конечно! И из Крыма и из Белгорода! Отовсюду.
Отвечает мне, но смотрит мимо. Продолжает рассказ о вернувшихся земляках.
Мы с сочувствием слушаем их историю. Люди в возрасте оказались в прифронтовой зоне. Ежедневные тревоги, ночёвки в подвалах. Поняли, что не выдержат. Приняли решение вернуться на север. Горькая история.
Рассказчица уверяет, что лично знает много таких семей. Но почему мне кажется, что в голосе её нет горечи? Я внимательно смотрю на неё, пытаюсь поймать её взгляд. Понять. Но она упорно его отводит.
Зато улыбается второй землячке.
– А вот у нас всё хорошо! Правда? Мы вот живём и живём себе, никуда не едем. В тишине и покое! Да ведь?
Но другая собеседница не отвечает. Растеряно смотрит то на меня, то на неё и молчит.
– Вот у нас не стреляют! У нас проблем нет!
Женщина распаляется ещё больше, снова и снова повторяя сказанное. И мне кажется, что в её голосе звучат уже прямо задорные нотки.
Грустно. Я не обижаюсь на её злорадство. Я её понимаю. Каково ей слушать о крымских персиках? Я, кстати, заговорила о них только потому, что меня именно о них спросили. И, рассказывая о персиках, я не рассказываю о том как трудно на самом деле рвать корни.
Наверное, не всегда это просто - взять и порадоваться за чужого человека. И не стоило бы даже и описывать этот разговор, если бы он был только про это.
Меня сильно задевают другие её слова: «У нас всё хорошо!».
Хочется спросить: «У нас – это в какой стране?». Как может быть хорошо, если твои соотечественники страдают?
Не спрашивай о ком звонит колокол...
Белокурую женщину вызывают на процедуру и она с явным облегчением скрывается за дверью кабинета. Мы остаёмся один на один с первой собеседницей. Второй уже нет. Говорить стало не о чем.
Я делаю вид, что изучаю лист назначений процедур. Строчки прыгают перед глазами. И мне почему-то хочется пересесть от землячки на другую скамеечку…