- Ой, да ты с ума сошла, девонька, если собралась за Тимку Прошвина замуж!
Так говорила бабушка, ей вторила мама, а отец злился и молчал, всем видом показывая недовольство.
Но Василина никого не слушала, топнула ногой и объявила, что они с Тимошкой подали заявление в сельсовете, в конце мая распишутся, станут законными мужем и женой.
Родители поворчали, бабушка поплакала, но отговорить девчонку от замужества им не удалось, своенравная она, и всё делает так, как ей захотелось.
- Люблю я Тимошу, бабушка - две женщины, одной 27, другой 72, похожие как эти две буквы, и разные, как они же, секретничали в саду, под яблоней.
- И он меня любит, не побоялся матери сказать, что женится на мне, даже если она проклянет его!
- Так и сказал?
Удивилась бабушка Вася, ее звали Василисой, почти одинаково с внучкой, разница только в одной букве.
- Так и сказал, этой Барракуде?
Барракудой была мама Тимофея, женщина угрюмая и жадная, которая держала мужа с сыном, в ежовых рукавицах.
Муж побаивался ее, и чтобы не ссориться каждый раз, отдал все бразды правления и кошелек с деньгами. Барракуда сидела всю жизнь дома, ругалась с соседями по любому поводу, и злилась на весь мир.
На партию, на правительство, на цены в магазине, на дорожную пыль, а больше всего, ее бесили односельчане.
С соседями справа она ругалась, что курица ихняя клюет червей с ее огорода, а с теми что слева, из-за одуванчиков и крапивы.
Дескать, лезут сорняки в ее сад без спросу, именно с левой стороны, и требовала, чтобы ни одно семя перелетало через забор.
Соседка справа отмахивалась и не лезла в споры, но та что слева, не молчала и не терпела ее прихоти. Она показывала Барракуде неприличный жест, и используя жаргон, советовала привязать у забора собаку.
Чтобы блохастый и хвостатый сторож, денно-нощно стерег огород, и не пропускал корни и семена сорняков, в сад Прошвиных.
Барракуда визжала и проклинала наглую соседку, но та подымала подол, и показывала пятую точку, в фланелевых панталонах. И хлопала ладошкой по неприличным местам, посылая туда неприятеля надолго.
Барракуда тоже пыталась показывать постыдные жесты, но это было всего лишь бездарным копированием действий соседки, и вызывало у той гомерический хохот.
- Не верю!
Кричала она голосом Станиславского, и обкладывала Барракуду такими словами, что та уходила в дом, жуя губу, и фантазируя на тему жутких пыток для соперницы.
Барракудой женщину прозвал местный остряк Виталик, за что был записан в вечные враги, его жена и дети попали в список автоматически. И внуки до последнего колена, и правнуки и пра-пра-пра, до скончания века.
Почему Барракуда, не мог толком объяснить и сам Виталик, слово грозное, зубастое какое-то, вот и прозвал. И прижилось же прозвище, все, кроме сына и мужа, забыли, что она Софья, что в переводе с греческого - мудрость.
Когда-то ей дали это имя, надеясь, что вырастет из маленькой девочки, добрая и мудрая женщина, но что выросло, то выросло...
Она ела поедом молчаливого, тихого муженька, и тот
безропотно приносил домой зарплату. Сын Тимофей был приучен к тому же, и когда женился в первый раз, продолжал нести деньги маме. Она выделяла копейки на нужды молодых, держа их в черном теле, и упрекая, что много тратят.
Молоденькая сноха, не смогла отстоять своё место в семье, и через три голодных месяца, сбежала к родителям. Барракуда ликовала, сын с его большой зарплатой и безропотным характером остался под ее властью.
- Ой, девонька, соперница у тебя сильная, сможешь ли ты отстоять Тимку - переживала бабушка, зная печальную историю семьи молодых Прошвиных.
- Бабуль, а мне ведь тоже не шашнадцать - щурила хитрые глазки Василина - боевой опыт кое-какой имеется, в горячей точке побывала.
Горячей точкой они называли неудачное замужество внучки, два года брака с городским, маменькиным сыночком, закончились разводом. И Василина вернулась домой, к родителям, зализывать раны и утирать кровавые сопли.
Городская свекровь, интеллигентная особа с вечно недовольно поджатыми губами, невзлюбила молоденькую жену сына. Она фыркала и морщила нос, называла ее колхозницей, и упрекала, что пришла к ним в семью без штанов. Вздыхая, громко рассказывала всем соседям, как тяжело ей видеть сына, рядом с этой, фу, даже говорить не хочется с кем.
СыночкА сперва молчал, а потом стал подпевать матери, забыв про любовь и чувства, и клятву данную в ЗАГСе.
И всё!
Теперь Василина одинокая женщина, которая снова пытается строить женское счастье.
"И похоже, что по старому сценарию", покосилась бабуля на внучку, "вот дура, опять лезет в ту же петлю".
- Легко воевать с ровесницей, а у тебя во врагах, будет сама Барракуда, как бы не сожрала тебя с косточками.
Попыталась вразумить девчонку баба Василиса, которая и сама в молодости наломала немало дров, со своим норовистым характером.
На то она и молодость, решительная, даже безрассудная, вечно свербит где-то в ненужном месте, и заставляет совершать глупости.
- Мудрая Вася, ты же мне поможешь - внучка прижалась к сухонькому плечу бабушки. Они всегда называли друг друга, мудрая Вася и малышка Вася, а как ещё звать-то?!
- Помогу конечно, если тебе так люб Тимошка, вдвоем мы отобьем его от этой хищницы.
- Нам бы отдельно жить, чтобы Барракуда не могла на него влиять - вздохнула Василина - мудрая Вася, придумай что-нибудь, пожалуйста!
- Ты знаешь, мы и придумывать не станем, сядем как партизаны в засаде, и будем ждать, когда Барракуда допустит ошибку. А чтобы она чаще ошибалась, прикинься наивной дурочкой, хлопай глазками и соглашайся на всё.
- Короче, бабуля, мы с тобой всегда на связи? Я звоню и советуюсь по всем вопросам?
- На связи, маленькая Вася - женщины перемигнулись и скрепили тайный союз, крепким рукопожатием и засмеялись - ну, Барракуда, держись, мы идём замуж!
Свадьбы не было, будущая свекровь отказалась выделить деньги, а молодые и не настаивали.
Расписались и приехали к родителям Тимки, свекор улыбался под усы, одобряя поступок сына, а Барракуда зло щурилась и жевала тонкую губу. Была у неё привычка такая, жевала нижнюю губу, когда готовилась кого-нибудь сожрать, в переносном смысле конечно.
Она бы и в порог не пустила эту заразу, называемую снохой, но ссориться с Тимошей не решилась. Сын впервые проявил характер, даже тихонько стукнул по столу кулаком, и сказал, что уйдет из дома, если Василину мать не примет.
"Ничего - подумала Барракуда, - выживу быстренько, как первую сноху, опыт есть. Побежит со своими чемоданами к маменьке с папенькой, сопли утирая."
"Ничего - опустила глаза в пол молодая жена сына - будем придерживаться инструкций мудрой Васи, авось, получится победить".
- Ну вот, отдохну хоть от домашних дел - ехидно сощурилась свекровь за ужином - утром корову подои и отгони до стада, раз ты в снохи записалась.
- Хорошо - захлопала глазами Василина - будильник поставлю на четыре утра, иначе просплю.
- Не нужно мне тут тарахтеть будильниками - зажевала губу Барракуда - как хочешь, так и просыпайся. Я в твоём возрасте, вставала в три утра, хлеб пекла, пироги, и корову успевала подоить.
- Хорошо, маменька - улыбнулась сноха - не буду ставить будильник, так и быть. Спите спокойно, я придумаю что-нибудь другое.
Довольная собой свекровь вытянулась в постели и улыбнулась, вот завтра она всыплет проспавшей снохе, по первое число. Всю желчь выплеснет, что накопилась за последние дни, оторвется от души.
Ровно в четыре утра, в предрассветной тишине, раздался оглушительный взрыв, дом затрясся и кажется, покачнулся.
Перепуганная Барракуда подскочила в постели, и упала на пол, запутавшись в одеяле.
"Господи, помилуй, что это, нешто американцы проклятые и до нас добрались? Или может НЛОшники стену пробивают, чтобы похитить нас?"
Это так путались мысли полусонной Барракуды, сердце которой выскакивало со страха из горла.
Взрыв повторился, сотрясая бревенчатую стену, выходящую на улицу. Она была глухая, без окон, не любила хозяйка, чтобы чужие глаза заглядывали в ее дом без спроса.
- Васька, вставай, пора корову доить! Васька, подъем!
Переполошив соседей, Вася мудрая, с упоением колотила деревянной колотушкой по стене дома. И орала как резаная, приплясывая на месте:
- Васька, вставай, не позорь мою седую голову, вставаааай!
- Ой, да что же делаешь, сумасшедшая - у Барракуды от страха тряслись колени, но она добежала до ворот, открыла и попыталась отобрать у старушки ее оружие.
- Внучку бужу, чтобы не приведи господь не проспала, и не опозорилась. Ты запретила ставить будильник, так теперь я стану ходить к вам каждое утро, вместо будильника.
Соседи, разбуженные спозаранку, с любопытством выглядывали из-за заборчиков, и усмехались в сторону. Они даже не обиделись за такую шумную побудку, на душе у них расцветали розы, при одной только мысли, что кто-то посмел воевать с Барракудой.
Вечером, свекровь грохнула старый будильник на табурет рядом с кроватью молодых. И молча ушла спать, уверенная что старая Вася не придет ломать стену.
Но недооценила противника!
В четыре утра!
В глухую стену!
Снова!
Бамммм!
Баммм!
Баммм!
- Васька, вставай, пора корову доить!
- Да чтоб тебя, зараза старая, опять приперлась - Барракуда со стоном сползла с кровати - Васька, чего будильник не поставила?
- Так вы маменька, не велели!
- А на что я тебе будильник принесла, дурная твоя голова?
- Я подумала, может для антуража, маменька.
- Чавой, какой ещё антураж?
"А хрен его знает, так пришлось к слову", подумала Василина, и тихонько ущипнула скрючившегося от смеха Тимку.
Барракуда носилась как ошпаренная, натягивая халат, чтобы выйти на улицу и остановить канонаду.
- Васька, скажи ей, что я сама буду тебя будить, пусть не ходит сюда больше.
- Хорошо, маменька, я скажу что вы сами разбудите!
Сноха смотрела на свекровь наивными, серыми глазами, мило улыбаясь, и только правая щека нервно дергалась, вызывая в Барракуде смутный страх.
- Тьфу, нечисть! Откуда вы только взялись на мою голову!
Она сплюнула набежавшую в рот слюну в ведро, присела на диван, и нашарила в тумбочке успокоительное, чтобы унять нервную дрожь.
- Иди, уйми эту старую дуру, пока она нам избу не разнесла - Барракуда легла на диван, и закрыла голову подушкой.
Баба Вася уже ушла, но в ушах всё ещё взрывались фугасные снаряды, а может ещё что-нибудь похуже, она в них не разбиралась.
Василина выгоняла корову со двора, когда вышел ухмыляющийся свёкор, и столкнулся с ней в воротах.
- Я с вами - шепнул он, проходя мимо - если что, помогу, чем смогу.
- Вы о чём?
- О том же - хихикнул свекр - можете на меня положиться.
Когда все ушли на работу, и в долгожданной тишине, Барракуда села попить чаю, по стене снова заколотили:
- Сваха, открывай ворота, я к тебе!
Сердце снова подпрыгнуло к горлу, и женщина чуть не захлебнулась чаем.
- Опять притащилась, кикимора, нет от неё спокоя, господи!
Вася мудрая, с пирогом на подносе ввалилась в дом, отталкивая хозяйку, которая пыталась преградить путь наглой гостье:
- Я ведь к тебе сватья, с благодарностями, ставь самовар по новой, посидим, поболтаем.
- Какие с утра посиделки - насупилась Барракуда, ей было жалко для нахалки и крошки хлеба, но принесённый пирог так манил ароматом, что пришлось соглашаться на чаепитие.
- Уж как мы рады, что Василина с Тимошей поженились, так рады, - старая Вася чавкала, поедая свой пирог, и запивая жиденьким чаем - ведь мы и не надеялись сбыть Василину с рук-то. Знаешь, наверное, что замуж она сходила в городе, два года прожила там. Так вот...
Василиса пригнулась к Барракуде в ухо:
- Сватья городская кровавыми слезами плакала от Васьки нашей, говорила, спать боится ночами. Девка-то, говорит, добрая, да ласковая днём, а вот по ночам встаёт сонная, и ходит, и ходит. И всё норовит подойти к тому, кто обидел ее раньше. Особенно страшно говорит, ежели у неё щека начинает дергаться, тогда всю ночь говорит, не спим, караулим. Вдруг придушит невзначай, осерчает днём, а ночью подушку и положит на лицо.
Барракуда побелела лицом, вспомнив тот странный тик у Василины, и жадно впихиваемый в рот кусок пирога вывалился обратно.
- Ой, чего же я дура старая мелю, пугаю тебя - спохватилась баба Вася - ты у нас женщина крепкая, поди разберешься с нашей ненормальной. Спасибо тебе сватья огромное, что взяла дитя неразумное в семью, и учишь уму-разуму. А то мы уже отчаялись пристроить ее, самим тоже страшно рядом с ней жить. В город сплавили, выдохнули облегченно, так нет же, вернулась обратно, погибель наша.
Вася старшая всё бубнила и бубнила себе под нос, а в животе Барракуды, прямо под сердцем, появился тлеющий уголёк жуткого страха.
Хотя, нет, не появился, он жил там всегда, страх быть ненужной, нелюбимой, поэтому и за мужа с сыном цеплялась. А ещё был страх остаться на старости без крыши над головой, голодной и нищей, заброшенной.
И этот страх подталкивал воевать со всем миром, огрызаться и прятаться в свою скорлупу, как в броню. Охранять свою территорию, как цепной пёс, даже от семян сорняков, случайно залетевших в сад.
Баба Вася ушла, хитро поблескивая прищуренными глазами, а Барракуда осталась сидеть возле стола, с недоеденным пирогом.
Две ночи женщина не спала, ей всё чудилось, как сноха встаёт и идёт к ней, вытянув вперёд руки и завывает, как мертвец в ужастиках.
На третью ночь Софью Барракуду повезли на скорой в больницу, не выдержали нервы, или может сердце. А может и то, и другое, но пришлось лечиться долго и основательно, хорошо, что сноха молодая оказалась доброй и заботливой. Привозила еду домашнюю, покупала нужные лекарства и ни разу не дернула щекой, вот ни разу. Наверное, потому, что виделись редко, и ненадолго, некогда было злиться друг на друга.
Поэтому, посоветовавшись с бабой Васей, купили родители Тимоши сыну со снохой дом, в другом конце деревни. Чтобы в гости ходить изредка, друг другу не надоедать, так оно лучше.
За сына Софья переживала, конечно, поэтому советовала Тимофею жену не обижать, быть таким же хорошим мужем, как отец.
И приходя в гости, спрашивала лишь о том, как живется Василине, тем более, что в семье ожидалось прибавление.
Многое передумала Софья, пока болела, лежала и всю жизнь свою пересматривала как кино.
На больничной койке, оказывается, делить нечего и не с кем, лежишь себе и кашу размазываешь жидкую, по казённой тарелке.
А как перестала она огрызаться на всех, так и люди перестали ее сторониться. Соседки навещали и гостинцы носили, и представляете, жалели ее, обещали огород поливать и присмотреть за скотиной.
Притихла Софья, а страх свой решила направить на благородное русло, внуков будущих оградить от бед и болезней, вот там страху самое и место, бояться, не перебояться.
Сперва люди смотрели недоверчиво, всё ждали от Барракуды неприятных слов, а потом забыли, что такая была.
Софья Петровна, стали величать, а почему бы и нет, хорошая, добрая женщина выросла, пусть и поздновато.