Вера и Нинуся были молочными сестрами. Верочкина мама Лена тяжело перенесла роды в середине декабря, ее продержали в больнице чуть не до февраля, а малышку отдали отцу с бабушкой – выписали еще до нового года.
Слабенькая малютка не справилась бы на смесях, живот Верочки плохо их принимал, но помощь к растерянным, уставшим отцу и бабушке младенца пришла без просьб о ней. Буквально спустилась к семье болеющей Леночки, пусть не с неба, а с третьего этажа.
Но сам факт!
Родившая в конце лета крупная и веселая соседка по подъезду Клава в распахивающемся халате, из-под которого по-простецки торчала длинная белая ночная рубашка в цветочек с разрезом на пуговицах, чтоб удобнее давать грудь ребенку, громко постучалась в дверь крепкой рукой.
Клаву не звали на помощь, не догадались или постеснялись? Не были в курсе, что у их соседки молока не просто много, а «хоть залейся, как у коровы».
До этой беды семьи не ладили друг с другом.
Клава бесцеремонно отодвинула с дороги интеллигента, плечом оттерла с пути второе препятствие – маму Леночки, которая не так давно стала бабушкой и наклонилась над ребенком.
- Вот ты голосистая какая, страсть, певицей будешь!
Оценила она вокальные способности крошечной Верочки и запросто, не стесняясь соседа, расстегнула пуговицы на ночнушке.
Визгливая малышка замолчала через несколько секунд, присосалась, зачмокала. А когда напилась теплого целебного молока из монументальной груди, пустила парочку больших белых пузырей, сыто отрыгнула, зевнула. Расслабилась в руках Клавы.
Папа и бабушка малышки попробовали сунуться с деньгами, она подняла бровь. Посмотрела сверху вниз обиженно.
- Совсем одурели?
Так и повелось, Клава кормила обеих девочек: и свою активную, щекастую, пухленькую августовскую дочку Нинусика и Веру-декабрину, бледного заморыша. Соседская девчонка, впрочем, быстро пошла на поправку. На ручках появились перетяжки, умиляющие Клаву.
- Во, наконец, на человека стала похожа.
После возвращения домой Лены ничего не изменилось. У нее самой молоко давно перегорело. Зато веселой продавщице с лихвой хватало на обеих девочек.
Так они и росли. Всегда были рядом, держались за руки, даже в школу пошли вместе. И там сели за одну парту.
Отличница Верочка тянула Нинусю, которой туго давалась наука за собой.
Трудами настойчивой умницы лучшая подружка, молочная сестренка, была хорошисткой.
Родившиеся младшие братья подружек, на этот раз с разницей в год, тоже считали друг друга родственниками. Но при этом принимали факт спокойнее.
Ходили после прогулок есть то к Бабе Свете, то к Бабе Тане.
Мальчики учились в третьем классе, когда началась война.
В первую самую страшную зиму блокады и приключилась история, которую мне рассказал Сергей в поезде Санкт-Петербург - Москва.
Чей он был внук?
Интересно? Читайте дальше.
Обеим семьям сильно досталось.
Муж Лены пропал без вести на фронте.
У Нинусика отец-железнодорожник рисковал постоянно. Оставался в живых чудом, и/или молитвами тещи, она же Баба Таня. Раньше жили «как кошка с собакой», громко и не в парламентских выражениях ругались часами. Теперь все изменилось.
Петя и Витя от дистрофии еле передвигались, но продолжали упорно играть в шахматы и разбирать по книге партии прославленных чемпионов.
Клава погибла, попала под обстрел, когда возвращалась с работы. А ее мама, прежде хамоватая и резкая, та самая баба Таня, которая на разные лады костерила, воспитывала зятя-железнодорожника, слегла.
Странно тихая, непривычно молчаливая она не выпускала из рук блокнот: рукописный молитвенник. Угасала как светлая восковая свеча. И мальчиков, и девочек обеих семей путала по именам, но никто не обращал на это внимания.
Верочкина бабушка Света растаяла месяцем раньше.
А в прежде болезненной маме Лене, откуда-то взялись силы.
Не могла позволить себе сдаться? Что-то внутри не отпускало, удерживало над пропастью.
Лена подбадривала многих, находила и доброе слово, и жесткое, по обстоятельствам для жильцов их дома.
Дежурила на крышах вместе с обеими девочками: своей Верочкой и Нинусиком, которую давно считала родней.
Помогала управдому обходить квартиры, узнавать, кто умер, кто жив. Следила, чтобы заваривался хвойный напиток дома.
Поила Бабу Таню. Ждала возвращения мужа покойной Клавы, который появлялся дома раз в несколько недель так, будто он был братом.
Остатки или огрызки обеих семей, так грубовато шутил железнодорожник Николай – съехались в одну квартиру, дожигали в печке библиотеку одних и мебель других.
Новый год не отмечали, хотя слушали поздравление по радио. И пожелали друг другу банального: Дожить до Победы. Увидеть, как будут гнать фашистских гадов с родной земли.
Тут Баба Таня вдруг стала звать покойную дочь и твердить:
- Бусы. Бусы! Клава, подойди ко мне.
Все решили, что старушка окончательно тронулась. До украшений ли сейчас? Дорогих, которые можно продать, не было. А простенькая бижутерия никого не волновала. Но Бабушка не успокаивалась. Требовала от Лены, которую принимала за умершую дочь, настойчиво.
- Понимаешь, я вспомнила. Найди бусы.
- Какие бусы, Татьяна Сергеевна?
- Новогодние. В тридцать пятом для елки лепили. Но никому не понравились. Больше не трогали, не наряжали… Все думали, что их выбросили, а я прибрала.
- Бусы? Для елки?
Вздохнула Лена.
- Грибочки, лимоны, яблоки, огурчики.
То ли бредила, то ли фантазировала о еде умирающая старушка.
- Мы их с маленькой Ниночкой лепили. Когда высохли - красили гуашью. Она не ядовитая. Можно есть.
- От папье-маше толку не будет, Татьяна Сергеевна.
- Из хлебного мякиша лепили, дура!
Лена не обиделась. Села на край постели, в которой из-под одеял и пристроенной сверху шубы выглядывало, гримасничало заострившееся, сморщенное личико, похожее на обезьянье.
- Они здесь? Дома?
- У меня в шкафу. Я забыла и вспомнила. Ты всех деток корми. Не только Ниночку с Петей… Слышишь? И Верочку, и Витю. Клава? Не обмани меня. Всем…
Лена с трудом нашла в себе силы ответить.
- Да, мама. Да. Конечно.
Баба Таня закрыла глаза и больше не приходила в себя. Внезапное воспоминание и решение отняли у нее последнюю энергию. Она умерла ночью.
Леночка подошла к шкафу с надеждой, которую гнала от себя. Ну не может же быть правдой… Нет. Просто бредила мама Клавы.
Да?…
Забытые бусы – три длинных-длинных нитки грибочков с огурчиками и разными лимонами, грушами, - были аккуратно свернуты, убраны в большую коробку в глубине антресоли.
Легкие, сухие, твердые почти как камень бусинки спасли всех четырех, дали сил продержаться до того, как Верочку, Нинусика и мальчиков вывезли из Ленинграда.
Лена размачивала елочные украшения в кипятке, себе брала раз в два дня. А детям давала по бусинке четыре раза в сутки.
Витя, Петя, Нинуся и Вера выжили в отличии от нее… Их выходили, спасли, вылечили. Правда в дороге разделились… Попали в разные места. Но это другая история.
Вскоре Леночка слегла. Супруг покойной Клавы провожал ее в последний путь как родную сестру…
После войны всех четырех детей Николай разыскал и вернул.
Не делил на соседских и своих.
Просил учиться.
Ругал за плохие оценки, которые иногда случались.
В шутку называл детей бусинками, когда хотел похвалить, вручить подарки.
- Бусинки мои, яблочки, огурчики.
Женился он далеко не сразу, в конце пятидесятых на такой же овдовевшей коллеге. Успел увидеть внуков.
Верочка и Витя, соседские дети, всю жизнь звали его Папа Коля.
#историяизжизни #шумак #наталяшумак #семья #историяовов
...
Автор Наталя Шумак