Лере было двадцать восемь, а Оле — тридцать. Обе были убеждены, что их личная жизнь будто заколдована — не везло совершенно. Они работали секретаршами в скучных офисах, и обе мечтали когда-нибудь удачно выйти замуж, чтобы променять эти серые будни на материнские хлопоты и заботы. А в идеале — оказаться в объятиях прекрасного принца, который бы каждую ночь неутомимо доказывал им, что точка G действительно существует, а по утрам, уходя на работу, говорил бы с улыбкой: «Дорогая, деньги в тумбочке, купи себе что-нибудь красивое». Но вместо принцев им на жизненном пути попадались — прости господи — неудачники. Кто-то оказывался жадиной, кто-то пьяницей, а кто-то вместо внимания предпочитал ставить пятёрки с плюсом юным нимфеткам в соцсетях.
В одно рождественское утро Лера предложила устроить гадание в Сочельник. Оля замялась — она носила на шее золотой крестик и знала, что церковь считает колдовство грехом. Греха ради веселья ей не хотелось. Однако её религиозность ограничивалась лишь ежегодной покраской яиц на Пасху и переходом с мясных пельменей на соевые в пост.
Оля, конечно, грешила постоянно, и с видимым удовольствием. Она позволяла себе и крепкое словцо, которое произносила с богемной непринуждённостью, и могла запросто воскликнуть: «Ах, боже мой, какие сапожки!» Зато субботние ночи у неё были посвящены необъяснимому, но вполне понятному стремлению «возлюбить ближнего». Иногда на заднем сиденье машины, а иногда в каком-нибудь отеле или даже в баре — если ближний был женат. Это они с Лерой называли «немного расслабиться».
В конце концов, Оля согласилась.
Лера подготовилась к гаданию основательно. Она купила красное вино, несколько пицц, ментоловые сигареты, карты, свечи, зеркала, а также старые тапочки — как дань традиции, чтобы бросить их через плечо, подражая девушкам прошлого. Для тех старинных обычаев обе они давно считались бы «засидевшимися в девках».
Как полагается, они начали с выпивки. Болтали обо всём подряд: о знакомых, о подорожавшей эпиляции, о том, что единственный приличный мужчина из Лериного офиса недавно женился, и о том, что клоны Джейсона Стетхэма почему-то не водятся в Москве. И, конечно, не обошли стороной тему возраста: «почти тридцать» с одной стороны, не возраст, а с другой — виски начинают седеть, а суставы похрустывать.
Когда обе уже захмелели, приступили к гаданию. С картами сразу не задалось, но в кофейной гуще, которую Оля вытряхнула на блюдечко, отчётливо проступил фаллический символ.
— Ого, смотри, какой! — весело воскликнула она.
— Да уж, поместился на блюдечке, — хмыкнула Лера.
Потом Лера попробовала гадать на воске. Вылепив свечку в тазик с водой, она увидела восковую туфельку.
— Может, это значит, что я выйду замуж за итальянца? — предположила Лера.
— А может, это просто намёк, что в гололёд ты сломаешь каблук, — с улыбкой парировала Оля.
Когда восковые забавы наскучили, они решили попробовать знаменитый зеркальный коридор. Идея была Лерина, Оля сперва сопротивлялась.
— Бабушка всегда говорила, что долго в зеркала смотреть нельзя. Мёртвяка увидишь — позовёт за собой, — с опаской произнесла Оля.
Но Лера, смеясь, закрылась в комнате, велев Оле не входить, пока она сама не позовёт.
Оля осталась одна на кухне. Сделала себе зелёный чай, пролистала какой-то журнал, где ей популярно объяснили, что массивные серьги с бусами — это уже моветон, а ногти на руках и ногах одного цвета — прошлый век. Время тянулось, Леры всё не было.
Оля разогрела кусок пиццы, выпила ещё чая, затем снова вина. После второй бутылки ей на ум пришло написать всем своим бывшим короткое сообщение: «Я совсем не соскучилась, а ты?». Один из них, записанный как «Не брать трубку 9», даже ответил: «Я тоже».
Небо начало светлеть. Оля посмотрела на часы и подумала, что Лера, возможно, просто уснула. Раздражённая ожиданием, она решительно направилась к двери спальни и постучала. Сначала тихо, затем настойчивее. Но Леры не было слышно. Собравшись с духом, Оля распахнула дверь.
Позднее она корила себя за то, что сразу не позвонила в полицию или хотя бы кому-нибудь из списка «не брать трубку», чтобы избежать того ужаса, что она увидела.
Лера лежала на полу, раскинув руки, её лицо было искажено таким первобытным ужасом, что холод прокатился вдоль Олиной спины. В комнате было странно холодно, на полу валялось разбитое зеркало, а воздух был пропитан запахом расплавленного воска.
Оля закричала.
Когда позже приехали врачи, они покачали головами: тромб, Леру уже нельзя было спасти. Гример из морга отказался работать с её лицом, и хоронили её в закрытом гробу.