Начну с того, что я всегда любил и продолжаю любить фантастику, в том числе и отечественную. Еще я люблю литературоведение. А в последние годы все больше читаю мемуары. И то, и другое, и третье содержится в представляемой книге известного фантаста, поэта, переводчика, исторического романиста, мемуариста, редактора и литературоведа, новосибирского писателя Геннадия Мартовича Прашкевича.
Его книга об отечественной фантастике "Красный сфинкс. История русской фантастики от В.Ф. Одоевского до Бориса Штерна", отчасти мемуарная, отчасти литературоведческая, представляет собой большой том формата А4 и содержит пять десятков очерков и множество совершенно замечательных, порой редких иллюстраций, представляющих героев этих очерков - русских и советских писателей-фантастов в лицах и книгах. Однако главное в книге все-таки не оформление, а содержание. Обратимся же к нему.
Геннадий Прашкевич представляет нам сорок семь писателей, начиная с классиков XIX века Одоевского, Сенковского, Гоголя, А.К. Толстого и заканчивая авторами второй половины прошлого столетия Булычевым, Павловым, Колупаевым, Штерном. Посередине же списка стоят едва ли не все лучшие, или, по крайней мере, наиболее влиятельные фантасты ХХ столетия, в том числе Циолковский, Чаянов, Беляев, Ефремов, Казанцев, Стругацкие, Снегов, Крапивин. Естественно, нет в книге ни Лукьяненко, ни Дяченок, ни прочих фантастов, заявивших о себе в последние годы истекшего столетия.
Почему это так и состоятельна ли без лучших представителей нового поколения история отечественной фантастики - сейчас обсуждать не будем. В конце концов «Красный сфинкс» создавался как авторский сборник, изначально не претендовавший на академическую полноту. Отсюда, то есть от авторского волевого или вкусового решения, и отсутствие в списке, например, популярнейших в 60-е -70-е Георгия Мартынова, Александра Колпакова, А. и С. Абрамовых, Гансовского, Варшавского, Громовой, Альтова, Днепрова с его «Суэмой», некоторое время удачно заменявшей советским подросткам не переведенных тогда азимовских роботов, Емцева с Парновым, Владимира Брагина - автора ботанического боевика «В стране дремучих трав», которым зачитывались в мое время все пионеры-романтики…
Понятно, что нельзя объять необъятное, но тем не менее некоторые вопросы остаются. И это скорее вопросы сокращения, нежели расширения списка. Например, зачем в книге присутствуют очерки о хрестоматийных классиках Гоголе и Булгакове, решительно ничего нового об авторах читателю, естественно, не сообщающие, а равно не предлагающие сколько-нибудь оригинальной трактовки их произведений? (Кстати сказать, и само восприятие творчества этих писателей как непосредственно относящегося к фантастике очень спорно.) Или почему Гоголь и Сенковский в списке есть, а Вельтмана нет? Или... Впрочем, не будем противоречить собственному же предположению о том, что авторское дело - дело хозяйское.
Что хотелось бы высказать в качестве замечаний или пожеланий? Если все же рассматривать книгу как - пусть авторскую – но именно историю отечественной фантастики, ей со всей очевидностью не хватает хотя бы краткой библиографии, допустим, перечисления первых изданий и наиболее представительных современных.
Далее, опять же если рассматривать книгу как пусть авторскую, но все же именно историю фантастики, нужно сказать, что только с большим трудом непрофессиональный читатель сможет уловить главную авторскую идею, каковая, вероятно, есть (или должна быть, или мне так показалось) не что иное, как путь развития научно-фантастических идей, в той или иной мере отраженных в лучших книжках лучших фантастов.
(Для Г. Прашкевича важно - и к концу книги он это лишний раз подчеркивает - убедить читателя в том, что русскую фантастику зачинали Сенковский, Одоевский и А.К. Толстой, создали как литературу А.Н. Толстой и Ефремов, а до совершенства довели братья Стругацкие, но вряд ли в этом можно узреть что-то концептуальное, ведь, в сущности, автор на 490 с. просто перечислил лучших отечественных фантастов, а лучшие они и есть лучшие, но, к сожалению, одни они еще не есть жанр в целом и никак не идея его истории.)
Еще: очерки написаны неровно и, вероятнее всего, поспешно. Одни (например, очерк об А.Н. Толстом) изобилует цитатами из современной писателям, причем далеко не всегда не то что умной, а даже просто умелой критики (понятно, время было такое, только вот надо ли опять всё временем оправдывать?), другие (как очерки о Булычеве или Колупаеве) - можно сказать, чистый мемуар, где дружелюбно настроенный мемуарист помимо личности более или менее оценивает и ее творчество.
Еще о неоднородности: около половины текстов имеют мемуарный характер, а почти всякий мемуар зачастую есть не что иное, как ностальгия автора по собственной молодости, реквием ушедшим друзьям. В этом смысле иные из воспоминаний Г. Прашкевича, например, о Кире Булычеве или Борисе Штерне, действительно высоко поэтичны и даже по-настоящему трагичны, иные же (см., например, очерк о Сергее Беляеве с цитатами о ностальгии по перегною), право, гармонию нарушают.
Впрочем, довольно высказывать автору претензии. В книге его в целом-то гораздо больше интересного и хорошего, причем такого, какого больше нигде и не найдешь. А именно замечательный рассказ о первой русской утопии, вся глава о Сенковском, эпизод о брюсовской «Горе звезды».
Еще блистательный, по-моему, самый лучший в книге очерк о Вивиане Итине - писателе, давшем имя нашему с автором городу.
Еще очерк о Лазаре Лагине, авторе отнюдь не одного только «Хоттабыча», которого, как справедливо сообщил нам Геннадий Прашкевич, вовсе даже и не сам Лагин придумал, а англичанин Ф. Энсти.
Еще очерк об Эренбурге и особенно цитата из «Хулио Хуренито» на с. 227, со всей очевидностью сообщающая нам факт несомненного знакомства знаменитого немецкого писателя Эриха Марии Ремарка с творчеством этого российского романиста и публициста, ибо в романе «Время жить и время умирать», как теперь ясно, Ремарк лишь повторил, чуть подкорректировав, эренбурговскую мысль о смерти одного человека как трагедии и гибели миллионов как статистике.
Еще рассказы об обожаемом мною в детстве Александре Романовиче Беляеве и о позднем Абраме Палее.
Еще рассказ о Николае Плавильщикове (сначала опубликованный в качестве предисловия к впервые с 1945 г. переизданной издательством «Свиньин и сыновья» симпатичной повести этого выдающегося энтомолога «Недостающее звено»).
Еще очерк о Стругацких и особенно «программа действий» из письма Аркадия Натановича к брату. Наконец, как уже упоминалось, очерки о скромнейшем и лиричнейшем томском фантасте Викторе Колупаеве и великолепно ироничном одессите Борисе Штерне.
И еще, как говорится, отдельное спасибо Геннадию Мартовичу за цитаты из почитаемого, но, увы, почти нечитаемого нынче Некрасова-критика, за любопытнейшие цитаты из совершенно и, конечно же, вполне несправедливо забытой умницы Мариэтты Шагинян, особенно же - об источниках фабулы западного романа, а также и за презабавный анекдот о писательнице, за полемику, пусть и осторожную, с покойным Киром Булычевым, главами публиковавшуюс в журнале «Если», за справку об инженере Кажинском - прототипе главного героя беляевского «Властелина мира» - одного из самых сильных и самых же недооцененных, по-моему, русских фантастических романов, за упоминание о полемике Яна Ларри с Евгением Замятиным, за раскрытие псевдонима «Павел Багряк», за биографические сведения о Войскунском и Лукодьянове, за перевод и литературную этимологию введенного в обиход братьями Стругацкими понятия «сталкер».
Подведем итоги. Мы, родившиеся в 50-е и позднее, те, кто любит фантастику и хочет побольше узнать о ее создателях, получили пусть не исчерпывающую тему, пусть не совсем ровную и не очень похожую на филологическое исследование, но при этом большую хорошую книгу, особенно если учесть, что, как правило, о фантастике и фантастах пишут крайне скупо и с каким-то к тому же странным пренебрежением, как о какой-то не совсем литературе.
«Красный сфинкс» - книга хорошая, конечно, и как справочник, но прежде всего она хороша именно как невыдуманный художественный текст, с одной стороны, возвращающий нам забытые, а то и вовсе почти истлевшие, однако достойные того, чтобы о них помнить, страницы «воспоминаний о будущем» (что такое НФ как не воспоминания о будущем?); с другой - дарящий бесценные страницы трепетных личных воспоминаний автора о дорогих ему людях, о тех, кто еще недавно были кумирами миллионов, но чьи далеко не общие черты, однако, уже начали стираться безжалостным ластиком Времени, остановить который если что и в силах, так одна только любящая память последних из могикан.
© Виктор Распопин
Иллюстративный материал из открытых сетевых ресурсов, не содержащих указаний на ограничение для их заимствования.