В январе 1608 года Москва радостно отмечала сразу две царские свадьбы.
Старый, опытный и венчаный на царство Василий Иванович Шуйский связал свою судьбу с юной Марией Буйносовой-Ростовской. Брак давал небольшие надежды на чадородие и продолжение основной ветви династии. Кроме того, он делал царским родственником Ивана Воротынского, женатого на сестре Марии. Отец невесты был казнен повстанцами в 1607 году, сыновья его были на тот момент детьми, поэтому никто кроме Воротынского от этой свадьбы не выигрывал. Позже его сын повторит подобный трюк с Михаилом Романовым. Да, тот самый, в честь именин которого главного героя статьи от души накормят сулемой.
Шуйским видимо был критически важен союз с южными княжатами. Царь старался.
Молодой и красивый наследник Михаил Васильевич Скопин-Шуйский взял в жены Александру Головину и здесь история была обратной браку царя Василия. Головины – огромный клан, лучшие годы которого закончились в правление Василия III, но державшиеся на плаву всё правление Грозного. Восемь детей дмитровского дворецкого Петра Петровича Головина, казненного в самом начале опричнины и сами пережившие двадцатилетнюю опалу имени царей Федора и Бориса, были дружны, опытны в военном деле и лишены собственного веса при дворе. Они по прошлой памяти котировались в среде ордынской знати, но местнически были еще слабы. Идеальная замена перебитым дядям Татевым.
Пометки на полях.
Борис Петрович Татев, дядя и воспитатель Михаила Скопина, погиб в мае 1607 г. в битве при Пчельне. Его двоюродные братья Иван и Семен Андреевичи и Иван Федорович также погибли в 1607 в боях от Калуги до Тулы. И это один род, воеводы, достаточно близкие к трону.
Масштаб потерь в короткой, но яростной гражданской войне 1606-08, конечно, ужасает. При всех реальных и мнимых недостатках самозванного царя Дмитрия у меня остается вопрос к людям, реально ее развязавшим типа того же Гермогена – правда ваши тарханы того стоили?
Ну и да, становится понятна ставка на наемников и внешних акторов в 1609. Свою армию участники банально сточили в страшной мясорубке.
Татевы-Ряполовские – ветвь стародубских князей (как и Пожарские с Ромодановскими). Родственники Голицыных (главных тогдашних олигархов Рязанщины), их отец – частый второй воевода при отце князя Михаила.
Конец пометок на полях.
Прямой аналог истории Головиных и Скопина – Годуновы при царе Федоре или Палецкие при Юрии Васильевиче (брате Грозного). Тем же должны были стать, но не стали Нагие для Дмитрия Угличского.
Вообще москвичи того времени уже привыкли не ждать добра от царских свадебок. Несколько последних для Москвы продолжились вполне себе в духе «гори-гори ясно».
В 1547 году свадьба Ивана Грозного и Анастасии Захарьиной продолжилась пожаром Москвы и военным переворотом со стороны Захарьиных и Шуйских, в котором погиб дядя царя Юрий Глинский и едва не погибли сам царь и митрополит Макарий.
В 1561 году гори-гори ясно не случилось просто потому, что москвичей загнали по факту под домашний арест. Но несколько лет спустя будущие вожди опричнины Черкасские (родственники жены Марии/Кученей Темрюковны), а затем и их противники оторвались по полной.
Больше царь Иван старался в Москве не жениться, хотя сам процесс полюбил. Цари Федор и Борис взошли на престол глубоко женатыми людьми, а вот Лжедмитрий I (Дмитрий Симеонович), царю Ивану очень подражавший, устроил свадьбу максимально роскошную и скандальную. И гори-гори ясно полыхнуло уже на всю страну.
В 1608 году все было тише, но сами свадьбы проходили на фоне массовых и свирепых расправ над сторонниками царевича Дмитрия. И если кто-то подумает, что в честь свадебок была объявлена амнистия, он будет глубоко неправ. Гражданская война затягивалась, и там, где в 1606 году звучали уговоры, стал действовать масштабный террор. Тысячи сторонников царевича были замучены и спущены под лед. Самый известный из них – его первый гетман Иван Исаевич Болотников.
Впрочем, и Дмитрий гуманистом не был.
После падения Тулы он отступил к границе, не взял Брянск и обосновался в лагере у Орла. Потом пропагандисты обыграют это в духе «Орел и Кромы – первые воры», но тогда всем было не до шуток. Шуйские и церковь побеждали по очкам, но не особо уверенно. Поволжье царя-шубника так и не признало, в Подмосковье лояльные Дмитрию города начинались уже от Калуги.
На волне успехов, видимо не воспринимая крошечный отряд Дмитрия Угличского всерьез, Шуйские отправили большую армию на подмогу Федору Шереметьеву, воевавшему в Поволжье. Нормальная работа волжского пути для страны в целом и для клана Шуйских в особенности была куда важнее нескольких пограничных городков на юге. Ставка понятна, но она не сыграла.
Дмитрий Угличский зимой-весной 1608 года прошел путь от смутьяна с крошечным отрядом до вождя огромной армии и признанного главу антишуйских сил. Его признали северские города и Астрахань, до того скорее лояльные роду Симеона. Ему присягнули ногайцы во главе с Джан-Арсланом, перешедшие в 1608 году на крымскую (правую) сторону Волги. Сын Джан-Арслана Петр Урусов (Урак бин Джан-Арслан бин Урус, как он стал называть себя после возвращения в мусульманство в долгую Буджакскую командировку) ради такого дела даже развелся с женой – княжной из рода Шуйских. Это, если кто забыл – будущий убийца царевича Дмитрия Угличского в Калуге в 1610 г.
А еще произошел переворот в среде польско-литовских сторонников царевича. Изначально их возглавлял Николай Меховецкий, но весной 1608 его сместил князь Роман Ружинский. Поворот был интересный. Николай Меховецкий был литовским подданым (этнический белорус как пишут в соседских учебниках), его старшим партнером (предположение автора) должен был быть литовский канцлер Лев Сапега. Идея Льва Сапеги о постепенном слиянии России с Речью Посполитой под властью одного монарха была известна. Польские историки называют желание посадить на трон последних Даниловичей и создать единую державу через династическую унию и религиозный компромисс литовским проектом. Он зацепил и самого Грозного (1572,75) и его сыновей Ивана (1569-70) и Федора (1586). Сапега вполне мог хотеть повторить фокус с внуком, когда тот свалился на него волей вещей и немного Шуйских. Тем более, что именно в Литве искал Дмитрия Угличского лжецаревич Петр зимой 1606-07. После смерти Меховецкого с некоторым перерывом ту же роль будет отыгрывать Ян-Кароль Сапега.
Естественно, что полякам этот проект не нравился. Они и прокатили его на всех возможных выборах. Даже когда в 1618 фронтменом проекта вместо Рюриковичей стал королевич Владислав Васа. Вот и в 1608 из польских владений пришел с крупной подмогой Роман Ружинский и в «память дружбы и верной службы отца своего отцу царевича» перехватил управление отрядами из Литвы и Польши, верными царевичу. Кстати, вполне себе родовитый Гедиминович, отец князя возглавлял Киевское и Каневское воеводство, дядя – запорожское войско. Сам князь вроде православный, но в вере не крепок, а его старшие партнеры (главным образом гетман Станислав Жолкевский, под крылом которого и служили что сам князь, что его отец) – католики, порой весьма фанатичные. История про дружбу и службу относится к антикрымским кампаниям 1570-х и 80-х, в которых долгое время запорожские казаки действительно воевали совместно с русскими отрядами. Кто из царей Иванов ими формально руководил – одним историкам ведомо (ну нет, конечно).
Помимо прочего поляки решали сугубо практическую задачу утилизации собственного горючего элемента после рокоша Зебжидовского. Именно разбитые оппозиционеры стали основой армии Ружинского. Но возглавил их лоялист, сторонник короля.
Пометки на полях.
Рокош Зебжидовского 1606-09 – восстание польской шляхты против короля Сигизмунда из-за несогласия по вопросам внешней и внутренней политики. Готовил его еще гетман Замойский, да как-то очень вовремя умер. Повстанцы были разбиты в битве под Гузовым в июле 1607, но фактически добились реализации большинства своих требований в ходе т.н. «войны чернильниц». Повстанцы близки к роду Мнишеков, есть даже гипотеза, что рокош был организован на деньги Лжедмитрия I (Дмитрия Симеоновича).
Закончен рокош был королевскими капитулами, подтвердившими шляхетские вольности.
Конец пометок на полях
Полякам как раз нужна была не победа Дмитрия, а затягивание смутной гражданской и грабеж всего и вся. Отношения царевича Дмитрия и князя Романа были натянутыми.
Что не помешало реализовать вполне себе амбициозный план похода на Москву. Армия царевича легко разбила армию Дмитрия Шуйского и Василия Голицына при Болхове в мае 1608, причем чуть не половина противников перешла на сторону царевича. Следом из Москвы пошла армия уже во главе со Скопиным. Но на этот раз боя не вышло. Князь Михаил спешно отступил в Москву, обвинив в шатости нескольких воевод. Дескать они специально попытались вести армию не той дорогой (Калужской, царевич пошел Смоленской), чтобы самозванец мог, обойдя армию Скопина, без боя войти в Москву. Воевод покарали, началась осада Москвы. Бдительность ли Скопина спасла династию, или в армии царевича тоже нашлись предатели – я не знаю.
Пометки на полях.
Вот вам имена трех главных изменников.
Иван Катырев-Ростовский за эту измену отправлен в Сибирь, но вернулся и был на первых ролях при царе Михаиле. Его жену звали Татьяна Федоровна Романова, это старшая сестра царя Михаила. Последний в роду т.к. долго не решался жениться вторично после смерти Татьяны в 1612. Прославился в том числе как историограф – автор (или выпускающий редактор) «Летописной книги», описывавшей события XVI-XVII в.
Юрий Трубецкой, сын умершего в начале 1608 года Никиты Романовича Трубецкого, со временем царевича предал и вошел в историю уже как апологет Владислава Васа и зять его первого боярина Салтыкова. Хоть и был на высочайших чинах в Тушино. Его отец – конюший царевича Ивана Ивановича.
Иван Федорович Троекуров за свой поступок до самого свержения Шуйских просидел в Нижегородской тюрьме, после активно участвовал в боях и посольствах первого и второго ополчения. Боярином стал в 1620, незадолго до смерти. Сын Анны Никитичны Романовой, тетки будущего царя Михаила. Его родная тетя Елена Шереметьева (по ее матери Домне Троекуровой) – последняя жена царевича Ивана Ивановича и (предположение автора) мать его единственного сына Дмитрия Угличского (Лжедмитрия II).
Все предатели завязаны на двор Ивана Ивановича (как и уведший в Поволжье большую часть армии Федор Шереметьев – брат царицы Елены). В их действиях действительно легко усмотреть попытку переворота в пользу царевича.
Конец пометок на полях.
Возвращение Скопина с армией позволило Шуйским собрать в кучку войска и подтянуть резервы. Царь Василий закрутил еще и сложную дипломатию, пытаясь перекупить и оторвать от Дмитрия его польских соратников. Т.е. провести ровно ту предварительную работу, которая обеспечила победы в 1606 и 1607. Для большей наглядности аргументов огромная армия во главе со Скопиным-Шуйским вышла из города в лагерь на Ходынском поле и готовилась к сражению. Подготовилась откровенно паршиво.
Утром 25 июня 1608 года армия царевича Дмитрия внезапно атаковала лагерь армии Шуйского и обратила её в беспорядочное бегство. Часть отрядов царевича попыталась ворваться в город на плечах бегущих, но тут уже отряды Шуйского смогли перегруппироваться и контратаковать. Контратаку якобы возглавил лично Скопин. Вполне кстати в его духе. Он и правда лично смелый человек и умелый боец. Успех контратаке обеспечило то жизненное обстоятельство, что большая часть армии царевича увлеченно и со вкусом грабила Ходынский лагерь. Контратака застала грабящих и делящих добычу в самый неподходящий момент и вынудила отступить в Тушино.
В наших учебниках принято воспринимать бой на Ходынке как победу Скопина или по крайней мере боевую ничью, но реальный результат для армии Шуйских был скромнее. И я не навожу тень на плетень, просто сужу по результатам. В случае трудовой победы Скопина в осаде было бы Тушино. Но все прекрасно знают, что в осаду попала Москва, из которой стремительно дезертировала большая часть гарнизона. На сторону самозванца стали десятками переходить города – Ростов, Ярославль, Кострома, Дмитров, Тверь, Псков. И да, самым высокопоставленным дезертиром стал Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, в августе 1608 ушедший по последней неприкрытой дороге (Стромынской) в верный династии Новгород.
Там его ждал не слишком ласковый прием. Новгородская земля в сентябре 1608 полыхала восстанием сторонников Дмитрия Угличского (Лжедмитрия II), лидерами которого были бояре Салтыков и Плещеев (да-да, не воровские казаки с атаманами, а вполне приличные люди, дожившие до 1630-х и ни разу не покаявшиеся за свои смутные поступки). Они перетянули на сторону самозванца Псков и большинство новгородских пригородов (Ивангород, Орешек, Гдов, Копорье и т.д.). В самом городе были уличные бои, на фоне которых князь Скопин совершил, наверное, самый постыдный поступок своей короткой и бурной жизни.
Он вместе со вторым воеводой Татищевым и небольшой свитой бежал из города, похитив городскую казну. Несколько недель эта компания слонялась в районе пригородов (дошли до Ивангорода и Орешка), рискуя своими головами и людским золотом, пока не наткнулась на новгородских послов. Те «с честью великой» просили их вернуться в город и вернуть деньги. Воеводы дали себя уговорить. Вскоре по возвращении второй воевода Татищев был растерзан разъяренной толпой на вече. Скопина летопись называет чуть ли не инициатором расправы.
Пометки на полях.
Тем, кто уронил скупую слезу над судьбой Михаила Игнатьевича Татищева, второго новгородского воеводы. Он точно того не стоит.
Думный дворянин, окольничий, дипломат. Ну как дипломат. В 1600 году чуть не подрался с литовским канцлером Львом Сапегой, обозвал того лжецом. Канцлер тоже отчитал «сына конюха». В 1604-05 году возглавлял безрезультатную миссию в Кахетию (Грузия), провалив там что можно и нельзя и рассорившись с иранскими союзниками.
Послан на Польский сейм в ноябре 1605 одним из послов Дмитрием Симеоновичем (Лжедмитрием I). Про результаты, я думаю, рассказывать не нужно. По возвращении публично ругал царя перед лицом бояр за нарушение поста и не только. Приговорен к ссылке в Вятку, амнистирован по просьбе Басманова, которого лично убил в ходе переворота мая 1606. Изначально после переворота стал окольничим и членом Боярской думы, но вскоре отослан в Новгород вторым воеводой.
Конец пометок на полях.
Нетрудно предположить, что Скопин слишком положился на второго воеводу и бежал из города, поддавшись его панике. А когда реальный владыка Новгорода митрополит Исидор прибрался и приструнил антишуйское восстание – откупился головой Татищева, свалив на действительно виноватого второго воеводу и свои грехи. Исидор венчал Василия Шуйского на царство. В глазах повстанцев он (предположение автора) был максимально нерукопожатым персонажем, которому пощада точно не полагалась бы. Вот и пошел до конца.
Историки никогда не задумываются над этими альтернативами, но, если бы Скопин погиб по пути на Стромынской дороге или сгинул в момент бегства из Новгорода (да хотя бы казну потерял) – история Смуты была бы совсем другой.
В случае пропажи городской казны наем шведов мог бы и не случится, как и весь трип князя на Москву. В случае его гибели династии Шуйских нужен был новый наследник, которого физически не было. Это бы вполне могло сподвигнуть прагматичного царя-шубника на договор с Дмитрием Угличским. Этот вариант активно обсуждался осенью 1608 в окрестностях Москвы (а что еще могли обсуждать «перелетные» бояре?), сохранились даже воспоминания современников о конфликте в царской семье. Дескать Дмитрий Иванович Шуйский советовал брату не лить лишней крови, поклониться царством кому оно положено, а тот обзывал брата суесловом и предателем.
Положение Шуйских и правда было отчаянным «грех ради наших грады все Московского государства от Москвы отступиша. Немногие же грады стоя в твердости: Казань и Великий Новгород и Смоленск и Нижний, Переславль Резанский, Коломна, Царство Сибирское..» Так оценивал положение Шуйских официальный летописец. Так оно и было.
Скопин всю зиму 1608-09 оборонял Новгород, который никто не собирался атаковать и договаривался со шведами.
Пока же стоит констатировать. Царевич Михаил проиграл царевичу Дмитрию все значимые сражения 1608 года, но невообразимым образом одолел того, просто выжив и (скорее вопреки своим усилиям) сохранив новгородскую казну. Если бы не это – смутная гражданская завершилась бы в 1608-09 воцарением доброго царя Дмитрия.
Наступал 1609 год и в нем оба, и Михаил, и Дмитрий смогли на своей шкуре оценить коварство европейских наемников и московских бояр.
Но об этом будет другая история. Следующая.