В массе своей эстонцы замкнутые, угрюмые и настороженные к чужакам люди. Оно в общем-то и понятно, достаточно ретроспективно взглянуть на их жизнь в последние несколько сотен лет. Даже если ты не учишь историю, это не значит, что она не учит тебя… пусть и неосознанно. В своё время «железный» Рейхсканцлер Германской империи Отто фон Бисмарк, рассуждая о специфических особенностях народов и государств, изрёк такую фразу: «Неучастие в политике не освобождает от её последствий». Это очень правильное и мудрое суждение, которое можно смело проецировать на все общественные отношения. Как мы уже знаем, до 20-го века эсты не испытывали никакого интереса к происходящему вокруг. На протяжении многих веков на их землях менялись хозяева и порядки, а мнения и интересы коренных жителей, естественно, редко когда учитывались.
Последствия этого многовекового неучастия или затворничества в политике хорошо видны сегодня даже невооружённым глазом. Все или почти все эстоноземельцы в довесок к пережиткам язычества страдают синдромами латентной ксенофобии. Даже в век глобализации, высокоскоростного Интернета и открытых евросоюзовских границ неприятие всего пришлого здесь ощущается достаточно сильно. В итоге это порождает т.н. феномен «серой зоны», когда на сумрачную палитру традиционного уклада накладываются яркие краски глобализации, формируя противоречивый, но при этом весьма прочный образ коллективного сознания.
С одной стороны, Эстония - это ведущий европейский инкубатор ИТ-стартапов, открытая для новых технологических идей и внешних инвестиций территория, ответственный член Евросоюза со всей его неоднозначной неолиберальной повесточкой. С другой – на бытовом уровне чужаки, пусть и бессознательно, воспринимаются местными как потенциальный источник угрозы для себя и своего закрытого образа жизни. Тем более русские с их неугасающими неоимперскими амбициями, активно «понаехавшие» во времена СССР на стройку витрины социалистического образа жизни и связанного с ней эстонского благополучия. Такое однобокое стереотипное мнение, безусловно, ложное, весьма распространено среди коренных жителей. А посему локальная русская угроза может перестать быть таковой, только в случае её ликвидации с корнем. Логика простая: мы не будем менять своё однобокое мнение, потому что с ним привычно и комфортно, нам проще избавиться от русских и прочих мигрантов. Избавиться физически, т.е. заставить всех «нетаких» уехать или превратить в себе подобных. Третьего не дано.
Для комфортного самочувствия в эстонской этнокультурной среде понаехавшим, но впоследствии не убравшимся из страны «вялисмааласед» (эст. välismaalased), в переводе «внешнеземельцам» (именно так здесь называют иностранцев и просто чужаков), требуется ни много ни мало выполнить следующую последовательность действий:
1. освоить и сдать государственный язык минимум на категорию B1 (разговорный уровень для допуска к экзамену на гражданство); для работы по большинству профессий потребуется категория С1 (свободное владение);
2. пройти процедуру натурализации, т.е. присягнуть на верность новой Родине, попутно сдав экзамены на знание Конституции, основополагающих законов и истории Эстонии, естественно, в правильной интерпретации.
Если внешнеземелец из России, то ему третьим пунктом строго рекомендуется инициативно переключиться на проэстонское медийное пространство. В буквальном смысле речь идёт о добровольном отказе от проецирования на себя «краснокирпичной», т.е. кремлёвской пропаганды, переняв новую идеологическую парадигму. Любить Россию и/или Путина в Эстонии опасно для натурализации. Кроме того, мигрантам желательно сменить свои вычурные варварские венедские или какие-то другие чужеродные имена на красивые эстонские «с природным оттенком». Такие фамилии как «Кальюранд» (эст. Kaljurand – «скалистый берег») или «Вескимяги» (эст. Veskimägi – «гора с мельницей»), несомненно, ускорят транзит в эстонское общество. Ну, а по завершении процесса натурализации и получения желаемого паспорта Эстонской Республики всем новоиспечённым гражданам полезно изо дня в день доказывать свою лояльность политическому курсу страны с позиционированием себя бóльшим эстонцем, чем сами эстонцы. Чтобы не быть голословным приведу конкретный пример.
Был такой первый министр иностранных дел независимой Эстонии (с 1992 по 1994 гг.) и звали его Тривими Веллисте (эст. Trivimi Velliste). Как и полагается настоящему эстонскому патриоту, после работы в Правительстве и четырёхлетней миссии в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке он отправился трудиться в Парламент, избравшись туда аж три раза подряд по спискам правоконсервативной партии «Отечество» (эст. Isamaaliit). Более того в течение семи лет своего депутатства Веллисте боролся за официальное признание ветеранов 20-й эстонской добровольческой (!) дивизии войск СС (нем. 20. Waffen-Grenadier-Division der SS) борцами за свободу Эстонии. Одним словом, типичный и при этом открытый реабилитатор гитлеровского нацизма. Вроде бы ничего удивительного, таких деятелей у эстов хватает с избытком. Вот, только есть один нюанс. Тривими Веллисте на самом деле не совсем Тривими и даже не совсем Веллисте, а урождённый Трофим Велихов - русский старовер Причудья (место компактного проживания с 16 века этнических русских старообрядцев на эстонской части побережья Чудского озера). Таким образом, вовремя переобувшись на излёте СССР и заняв откровенно русофобскую позицию, Трофимка заслужил почёт и уважение эстонских радикалов. «За верность идеалам» ему в итоге перепало немало плюшек, включая хлебные места в Правительстве и Парламенте.
Можно, конечно, не идти путём Веллисте. Но тогда придётся жить под перманентным риском схлопотать уничижающее достоинство любого местного русского обзывательство - tibla. «Тиблами» здесь называют всех неокультуренных и неинтегрированных русскоязычных жителей. Конкретного перевода это слово не имеет, однако, согласно самой ходовой версии, оно является эстонской зеркальной ответкой на нецензурное обращение «ты, б*я!». Вероятно, оно было взято на вооружение эстами как форма типовой реакции из серии «сам дурак».
Правда, в контексте натурализации до сих пор существует одна проблема из категории нерешаемых. Если чужак хуже тиблы (да, такие тоже бывают), т.е. имеет тёмный цвет кожи… ну, который прям совсем тёмный, то ничего из вышеперечисленного ему не поможет. В толковых словарях эстонского языка даже есть специальное слово для таких чересчур загорелых внешнеземельцев – neeger. Его использование в быту и на письме, в отличие от многих других стран Запада, является вполне нормальным и допустимым.
Одно время в Эстонии в медийном пространстве активничал натурализованный чернокожий уроженец Великобритании по имени Абдул Тюрэй. Несколько лет он был главредом местной англоязычной газеты The Baltic Times, впоследствии вздумавший сделать политическую карьеру в рядах Социал-демократической партии. Не шибко вышло, ибо к чёрным в местных кругах доверия не сильно больше, чем к русским, а то и меньше. Не помогла ему даже широко распиаренная книга «Маленькая белая республика» (эст. Väike valge riik), в которой он довольно лестно отзывался об эстонском успехе в деле государственного строительства. На муниципальных выборах в 2013 году в Таллине с населением свыше 400 тыс. чел. он набрал 516 голосов и в горсобрание не прошёл. Впоследствии он дважды менял партийную принадлежность, но от перестановки слагаемых местами результат оставался таким же нулевым, потому что neeger. Политическая карьера Абдула Тюрэя стремительно завершилась ещё до старта.
Так что ксенофобия здесь здравствует и процветает. Другое дело, что таких смуглых в Эстонии в силу объективным и субъективных причин немного, а вот русскоговорящих – полно. Кроме того, многие эсты всерьёз полагают, что Восточный сосед только и думает о том, как бы снова прибрать к рукам их благодатный болотистый край. По этой причине многие годы актуальным в местной среде остаётся негласный лозунг: чем меньше русского в Эстонии – тем лучше!
В ряде клинических случаев латентная ксенофобия выходит из серой зоны, приобретая характер открытой. Уникально упоротые политики и общественные деятели (в публичной плоскости их мало, зато орут больно громко) периодически пытаются разгонять в массах следующий тезис. Якобы местные русскоязычные жители по своей природе настолько враждебны к благородным эстоноземельцам, что сознательно выбрали путь подрыва устоев великого общества методом тихой сапы изнутри. «Русские оккупанты» и их потомки намеренно сделали всё, чтобы смешаться с коренным населением и не отсвечивать: выучили новый для себя язык с целью проникновения в районы традиционного обитания и работы эстов, а также заимели паспорта граждан. Теперь они-де могут подслушивать разговоры, вычитывать и высматривать секреты в местных государственных и частных СМИ. А чтобы не привлекать внимание надзорных органов они даже стали исправно платить налоги! В русле этого ущербного ксенофобского подхода всё логично и понятно: ведь как венеда не корми, а он всё в лес, вернее на восток, смотрит и вынашивает свои коварные захватнические планы. Спит и видит, как бы побыстрее воссоздать Эстонскую ССР.
Приблизительно так думают не только лишь все, но всё же приличное число эстонцев. К сожалению, на благодатной почве их исторически сложившейся недоверчивости и настороженности к чужакам очень быстро проросли семена государственной русофобской пропаганды. Разношёрстный клубок из страха, недоверия, презрения и враждебности к соседнему народу – вот, что блуждает в коллективном сознании эстонцев. Уместно сказать, что большинство русскоязычных жителей также не склонны рассыпаться в комплиментах доминирующей в стране нации. В бытовых разговорах мне нередко приходилось слышать эпитеты из серии «маленькие, злые и вредные уродцы». Причём порядок слов и эпитетов мог варьироваться от более-менее нейтрального, до откровенно грубого. Вот только прилагательное «маленькие» было всегда и исправно на первом месте. Есть у местных русских и свой ёмкий аналог тиблы – «чухня» или «чухонцы». Впервые эти слова появились в донесениях командующих русской армией Петру I в ходе Северной войны 1700-1721 гг. Они не несли в себе явно негативного смысла, а лишь отражали цивилизационную «серость», т.е. архаичный уклад эстонских хуторян. Теперь же чухонцами кличут ограниченных и упоротых в своём национализме эстов.
Подобные высокие оценки в отношении друг друга наглядно иллюстрируют глубокий раскол двух общин. Одни культивируют как имевшие место, так и вымышленные обиды прошлого, а другие - реальные, уже в настоящем. Смею утверждать, что значительная часть русских внутренне не готова мириться с отведённой властями ролью a priori враждебного меньшинства, т.е. признать за эстонцами исключительное право определять вектор развития государства и общества, а себя считать при них ведомыми и потенциально опасными. Есть все признаки того, что на подсознательном уровне русскоязычные жители по-прежнему связывают свою этническую принадлежность с частью большой русской цивилизации, оказавшейся по итогам драматических геополитических процессов конца 20 века по другую сторону реки Нарова. Так что не стоит удивляться простому факту, что многие из них воспринимают эстов как странных и злых хуторян, не желающих выйти из своего серого и глухого затворничества и посмотреть на мир с другого угла.
У меня была возможность многократно убедиться в искреннем непонимании русскоязычными жителями причин такого лютого неприятия, а иногда и презрения к себе со стороны эстонцев. Как же так? Ведь аборигенам в своё время принесли цивилизацию, а они с упорством достойным лучшего применения, как и столетия назад, мечтают жить на изолированном ото всех и вся хуторе! Весь драматизм ситуации состоит в том, что теперь уже не венеды являются хозяевами положения, а наоборот, аграрии из болот строят в стране большой моноэтнический хутор. Они навязывают меньшинству абсолютно чуждые и, ко всему прочему, архаичные правила построения общества. Более того, эстоноземельцам нет никакого дела как до тех, кто мыслями всё ещё где-то на востоке, так и до тех, кто искренне готов перенять новые правила игры. По итогам обретения независимости в 1991 г. практически всем т.н. оккупантам и их потомкам были выписаны паспорта инородцев[1]. Эти позорные документы юридически зафиксировали желаемый статус русскоязычного меньшинства, лишив его большинства политических и некоторых гражданских прав. Считается, что данный тип недопаспорта был придуман западными друзьями новых эстонских властей из Скандинавии. Книжечка имеет характерный серый цвет обложки (привычная цветовая гамма) и представляет собой, по сути, лишь проездной документ. Зато теперь всех потенциальных врагов можно было посчитать поимёенно и в политическом смысле держать на безопасной для себя дистанции. Скорость обмена этих серых недодокументов на синие паспорта граждан была и остаётся невысокой по причине мощного фильтрационного барьера - пресловутой натурализации.
В качестве небольшого резюме. Приходится констатировать, что даже спустя три десятка лет после обретения Эстонией независимости, актуальным остаётся искусственное деление общества на правильных и неправильных, синих и серых. Эстонские СМИ, искаляканные псевдозаумными рассуждениями видных политиков и общественных деятелей о необходимости поиска межэтнического консенсуса, лишь создают иллюзорную видимость попыток скрепить давно развалившийся на две половины социум. Каждая из этих частей живёт в своём микромире и со своими ценностями. Однако, как и в средние века крутой и самобытный нрав эстонского хуторянина даёт о себе знать. Угрюмый сын серых пейзажей и хмурого неба настойчиво и, как ему кажется, исключительно из благих побуждений, раз за разом «вправляет мозги» ослабшему на текущем витке истории и потерявшему всякие ориентиры пришлому родственнику. Хочешь жить в Эстонии – должен стать эстонцем, не хочешь быть эстонцем – дуй в Россию или страну своей этнической принадлежности!
***
[1] Välismaalase pass или «паспорт негражданина» является проездным документом, который Эстонская Республика выдает иностранцу, имеющему действующий вид на жительство или право на проживание в Эстонии при условии, что у него нет проездного документа иностранного государства и он не имеет возможности его получить.
Остальные эпизоды и вся книга целиком здесь: https://dzen.ru/suite/0abf6574-d5dc-4fc7-a54c-1099ad0257e0