Роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» мало того, что был не раз экранизирован, но ещё и содержит главу, в которой отразился киномир 20-х годов, подарив нам фразу, которую можно понять только в контексте немого кино: «Дышите глубже: вы взволнованы!».
В этом смешном описании работы кинохроники отлично показано, что документальное кино - не реальность, а выдумка.
Кто же послужил прототипом режиссёра для Ильфа и Петрова? Дзига Вертов?
«Когда все уже кончилось, и Гаврилин в своем лиловеньком «фиате» поджидал отдававшего последние распоряжения Треухова, чтобы ехать с ним в клуб, к воротам депо подкатил фордовский полугрузовичок с кинохроникерами.
Первым из машины ловко выпрыгнул мужчина в двенадцатиугольных роговых очках и элегантном кожаном армяке без рукавов. Острая длинная борода росла у мужчины прямо из адамова яблока. Второй мужчина тащил киноаппарат, путаясь в длинном шарфе того стиля, который Остап Бендер обычно называл «шик-модерн». Затем из грузовичка поползли ассистенты, юпитера и девушки. Вся группа с криками ринулась в депо.
- Внимание! - крикнул бородатый армяковладелец. - Коля! Ставь юпитера!
Треухов заалелся и двинулся к ночным посетителям.
- Это вы кино? -- спросил он. - Что ж вы днем не приехали?
- А когда назначено открытие трамвая?
- Он уже открыт.
- Да, да, мы несколько задержались. Хорошая натура подвернулась. Масса работы. Закат солнца! Впрочем, мы и так справимся. Коля! Давай свет! Вертящееся колесо! Крупно! Двигающиеся ноги толпы - крупно. Люда! Милочка! Пройдитесь! Коля, начали! Начали. Пошли! Идите, идите, идите... Довольно. Спасибо. Теперь будем снимать строителя. Товарищ Треухов? Будьте добры, товарищ Треухов. Нет, не так. В три четверти... Вот так, пооригинальней, на фоне трамвая... Коля! Начали! Говорите что-нибудь!..
- Ну, мне, право, так неудобно!..
- Великолепно!.. Хорошо!.. Еще говорите!.. Теперь вы говорите с первой пассажиркой трамвая... Люда! Войдите в рамку. Так. Дышите глубже: вы взволнованы!.. Коля! Ноги крупно!.. Начали!.. Так, так... Большое спасибо... Стоп!..
С давно дрожавшего «фиата» тяжело слез Гаврилин и пришел звать отставшего друга. Режиссер с волосатым адамовым яблоком оживился.
- Коля! Сюда! Прекрасный типаж. Рабочий! Пассажир трамвая! Дышите глубже. Вы взволнованы. Вы никогда прежде не ездили в трамвае. Начали! Дышите!
Гаврилин с ненавистью засопел.
- Прекрасно!.. Милочка!.. Иди сюда! Привет от комсомола!.. Дышите глубже. Вы взволнованы... Так... Прекрасно. Коля, кончили.
- А трамвай снимать не будете? - спросил Треухов застенчиво.
- Видите ли, - промычал кожаный режиссер,-- условия освещения не позволяют. Придется доснять в Москве. Целую!
Кинохроника молниеносно исчезла».
Напор, энергия, вечное движение и формирование кино-реальности не как слепка «того, что есть», а художественными средствами – с помощью камеры, а также подбором персонажей, направлением их движений.
Этот рассказ сам смотрится как кинолента.