Мишки
Где он? Вот он, со мной. Нашарил, схватил рукой, сжал. Так спокойнее. Целый. Хорошо. Практически целый. Немного шкурку порвал. Нестрашно, зашью. Мишка был на карабине, пристегнут к рюкзаку. Рюкзак пришлось скинуть и бросить в окопе. Когда меня потащили, Мишку схватить успел, но карабин отстегивать времени не было, сорвал, и его плюшевая шкурка не вынесла такого грубого обращения. Немного, маленький треугольник язычком теперь болтался. Зашить легко. Ему не будет больно.
Группой, вчетвером, в патруле на обход, не передок. Красиво нас подловили. Квадрик не видели. Накрыли минометами, прилеты пошли, часто, кругом разрывы. Как засвистело, рванули с обозначенной тропы в окоп, рядом, еще до первого разрыва. На звук среагировали, поэтому и жив еще. Может и сто двадцать. Восемьдесят два, это минимум. До окопа было совсем недалеко, и все было бы отлично, если бы не мины лепестки. От разведанной тропы до окопа много этих лепестков рассыпано. Но вариантов не оставалось, на открытке не выжить, вообще без шансов. На земле мины теоретически можно проскочить, смотри внимательно, шагай аккуратно. Если готов на вдумчивость, под минометным обстрелом. А ведь почти получилось. Жаль, одного прыжка не хватило.
Свой подрыв слышал. Глухой хлопок. Потом толчок и тело куда-то швырнуло. Сразу боли не было. Вроде сознание не терял. Если и терял, то не помню. Жгут мотал. Или я, или кто моими руками. Я почти со стороны смотрел, как руки турникет накручивают. Даже не понимал, где это происходит и почему именно на ноге. Боль пришла потом, когда эвакуационная группа вытаскивала из окопа. Помню раскаленным железом стопу прожгло. Не было там никакого раскаленного железа, это понятно, но боль такая. Орал им, просил: «Промедол вколи, бл...., блин». Сержант, вроде сержант, говорил, «Уже, первым делом, нельзя больше».
Сука! Как больно. Не сержант «сука», боль «сука». Вообще «сука!». Нога, есть или нет? Едем, не несут, в кузове едем, значит вытащили, значит везут в пункт эвакуации, в медроту едем.
- Сержант! Как тебя?
- Миша.
- Мишка? Это зашибись. Вон со мной друг, тоже Мишка. Миша, остальные где? Миша, где остальные? Миша, нога у меня есть? Честно скажи.
Молчит. Почему молчит то? Рядом лежат. Мои? Живы? А этот молчит. Раз меня вытащили, не моги остальных оставить. Пот глаза залил, мутно все вокруг, не вижу ни хрена. Но кажется с кем был, они вот они, все рядом. Уже легче. Нужно ногой пошевелить. Сукаааа! Больно то как. Значит есть. Если бы не было, не откуда бы быть такой боли. Боль, она, значит ногу порвало, но она есть. Не, есть, есть. Пусть он молчит.
Сержант наклонился, ослабил жгут. Сразу боль ушла. Так хорошо. Без жгута легче. Даже дыхание выровнялось. Где Мишка? Который плюшевый. Вот он, я его не отпускал. Игрушка. Сын прислал. Мишка, большой, до локтя в длину, в карман не спрячешь, поэтому жил пристегнутый к рюкзаку. Не, не талисман. Он не мог меня хранить, ребенок еще, я его хранил. Собой закрывал. Дурак? Нет? Не знаю. Но в окопе, когда под обстрелом, всегда Мишку с рюкзака снимал и прятал, под себя прижимал. Как оно оказалось, вдвоем легче прилеты переживать.
С ним мы часто говорили. Особенно во время отдыха. Любого. Если короткий, то парой фраз перекидывались, длинный, могли долго разговаривать. Про дом вспоминали. Семью. Мы с Мишкой оба по ним скучаем. Очень сильно. Мочи нет, скучаем. Мишка в себе хранил тепло. От сына. От жены моей. Она его тоже в руках держала. Целовала. Запах их он на себе хранит. Мишка никогда не пах ни порохом, ни дымом, от него всегда пахло домом. Моим домом. Любимой. Любимыми.
Хорошо было, прислониться спиной к стенке в окопе, там, или к дереву на привале, одной рукой прижмешь плюшевое тело, в другой кружка с горячим. И вспоминать. Рассказывал ему, про нас всех. Мишка, он поздний, кто у нас в семье появился, самый молодой получается. Сын, ему три года было, схватил Мишку в магазине, обнял руками, а глаза у самого такие счастливые, нельзя было Мишку не купить. Они стали закадычными друзьями. Спали вместе. Теперь сын мне его оправил. Главное, что у него было из игрушек. Решил мне отдать. Решил, мне нужнее. Доверил. Теперь Мишка со мной. Я за него в ответе. Поэтому и закрываю собой под артой. Поэтому и не мог оставить, в окопе том, долбаном.
Сукаааа! Опять боль. Сержант, не надо жгут, дай так полежать. Ну еще немного, еще пару вздохов. Терпежу мне больше нет. Дай еще отдохнуть. Да убери ты свои часы, да не истеку я кровью, обещаю, выживу, только еще немного без жгута. Ну пожалуйста, Миша, много не прошу. Бл.....!, блин, да человек ты или все уже. Прости сержант. Это боль. Да понимаю, привык ты здесь к таким как я, понимаю. Все равно, прости, Миша, не тебя я матом, сам видишь, как мне. Ну и хорошо, что знаешь. Опа, где плюшевый? Так сдавил его, чуть не порвал. Или порвал? Миша, проверь, как там друг мой плюшевый, не порвал я его? Ну и отлично, что целый, это здорово что он лучше, чем я. А то, как потом сыну объяснить, под артой мы выжили, а я его сам порвал.
Не, не сплю, не буду спать. Да, говорить нужно. Да, буду говорить. Миша, я тебе сейчас про сына расскажу. Про жену. Мы тебе сейчас оба будем рассказывать. Да, правильно, за них я пришел сюда, чтобы там, дома, им без всего этого жить.
© Copyright: Сергей Сороковиков, 2024
