Из цикла «111 великих романов с дефектом»
Уильям Фолкнер, получив Нобелевскую премию в 1950 году, похоже решил создать свой самый «великий роман», который станет круче всех его прежних книг.
«Притча» (1954) — это амбициозная попытка отойти от южной готики, переполненной драмами семьи Сарторисов и Компсонов, и уйти в более универсальное, символическое повествование, вроде евангельской истории. Однако этот шаг стал для него ловушкой. Фолкнер, отказавшись от своего литературного дома — вымышленного округа Йокнапатофа — и взявшись за вечные, библейские темы, в конце концов столкнулся с тем, что его язык и стиль, его витиеватая, насыщенная деталями проза оказались не подходящей для «вечного» романа.
«Притча» — роман, который трудно читать. Неоспоримое мастерство Фолкнера владения живым словом превращается здесь в медленный поток загадочных символов, сложных аллюзий и размытых образов. История, по сути, представляет собой пересказ страстей Христовых, перенесённых в окопы Первой мировой войны, но её структура и нарратив настолько замедлены, что роман кажется почти сомнамбулическим. Это не та Фолкнеровская магия, к которой привыкли его поклонники.
Может быть Фолкнер и планировал, что «Притча» станет его величайшим произведением, однако она осталась на обочине его творчества. Она не приобрела той мощи и резонанса, как, «Шум и ярость» или «Когда я умирала». Даже критики, которые обычно хвалили Фолкнера, не знали, как относиться к этому произведению. Он оказался слишком тяжеловесным, слишком символичным и, возможно, слишком далёким от того Фолкнера, которого знала и ценила публика.
Сам Фолкнер в посмертно изданной в 1973 году в небольшой заметке, написанной по просьбе издателей, попытался разъяснить замысел «Притчи». Эта страница текста по сути, может заменить чтение самого романа, поскольку в ней раскрыты основные идеи и мотивы.
«Притча» — это не провал, а скорее любопытная попытка Фолкнера «выйти из колеи». Это роман о том, как сложно даже великому писателю выйти за пределы собственного мира и создать что-то действительно универсальное и вечное. Но для ценителей Фолкнера эта книга остаётся интересной именно своей странностью и необычностью, даже если она так и не стала его главным шедевром.
