В клинике, где мы лечимся, тю правила такие: с утра и до полудня пациентов, которым предстоит хирургическое лечение, собирают, чтобы начать подготовку, и определяют очерёдность. Я специально записалась на самое позднее время, чтобы Джесси как можно дольше пробыла со мной - очередь на операцию не зависит от времени приезда, врачи сами решают, кому что и в какой последовательности делать.
На операцию Джеську забрали последней. Как объяснила мне врач, у неё была самая сложная операция, поэтому её поставили в конец очереди, чтобы анестезиолог смогла посвятить все свое внимание ей на этапе выхода из наркоза.
Около восьми вечера мне позвонила хирург и сообщила о том, что все прошло успешно, Джесс уже проснулась.
Около одинадцати я позвонила в отделение реанимации и интенсивной терапии (ОРиТ), куда её должны были перевести после операции, чтобы узнать, как она себя чувствует, но ответ врача, взявшего трубку, меня удивил: оказывается, моей собакой до сих пор занимается анестезиолог. Конечно, я перепугалась. Но голос на другом конце спокойно объяснил мне, что это совершенно нормальная практика, и её передадут в стационар ближе к ночи.
Еш через 2-3 часа я снова позвонила в ОРиТ, и оказалось, что Джеська уже у них. Она спала, получая большую дозу обезболивающего.
На следующий день мне позвонил ночной доктор. В стационаре нашей клиники ночью за состоянием животных следит один врач, а с утра он их выгуливает и передаёт дневному, основному доктору. Он рассказал мне, что Джесс немного поела принудительно из шприца. На прогулку её, конечно, не водили - рано ещё. Она пописала под себя, но это абсолютно нормально, учитывая сложность операции.
То, что её удалось накормить, было потрясающей новостью! Ещё на приёме хирург меня предупредила, что после нашей операции Джеське будет необходимо есть, причём часто, и если она будет отказываться от пищи, ей вставят специальную трубку пищевод. Делается это, естественно, через разрез в шее. Эта перспектива меня очень пугала, поэтому я была готова прыгать до потолка от новости о том, что в неё удалось запихнуть еду.
Дне мне снова позвонили из стационара. Это уже был другой, основной врач. Он рассказал, что Джеська ест консервы у него с рук и чувствует себя адекватно перенесенной операции. Ближе к вечеру её можно было навестить.
Мы договорились с мужем, что он пораньше приедет с работы и отпустит меня к Джеське, чтобы я не ехала туда с детьми, тем более, что у младшего уже который день подряд была высокая температура Но Димка, старший, безапелляцилнно заявил, что пойдёт навещать собаку вместе со мной, ведь он тоже очень любит её и тоже переживал. Конечно, я не посвящала пятилетнего сына в подробности возможных исходов операции, но он видел и чувствовал моё состояние. И, конечно, моё волнение передалось ему.
Когда наш папа приехал домой, мы с Димкой рванули к любимой собаке.
Я представляла себе нашу встречу прямо в отделении интенсивной терапии, возле клетки с грустно лежащей собакой, и настраивала ребёнка, что Джесс лежит, ей плохо и играть с нами она не будет, чтобы он не испугался.
Приеха в клинику, мы подошли к администратору и сказали, что пришли навестить Джеську. Нам велели подождать.
Ждать пришлось долго. За это время мы насмотрелись на весёлых щенков, собак, трясущихся от страха под креслами, кошек, сидящих в своих переносках, и даже видели хорька! Кто-то пришёл на плановый осмотр и вакцинацию, а чьи-то хозяева, отдавая любимца в стационар, плакали. Я и сама так совсем недавно отдавала сильно заболевшую Джеську в больницу, не зная, выживет ли она...
А потом я краем глаза зацепилась за что-то маленькое и черненькое, энергично перебиравшее лапками в дальнем конце коридора и тянувшее за поводок куда-то вбок так, что все четыре лапы стояли не вертикально, а под углом. Именно так обычно ходит Джеська на поводке, потому что ей всегда куда-то срочно нужно. И, конечно, это была она!
От неожиданности я вскрикнула и побежала к ней навстречу. Она как следует напрыгала на нас с Димкой и хорошенько облизала. Я поразилась её энергичности, а ещё тому, что на ней не было никакой попоны, какие обычно надевают животным после операций.
Доктор объяснил, что пока ей лучше быть голенькой. Нас отпустили ненадолго погулять.
"Что, прям так, голышом?!" - изумилась я.
"Не переживайте, я как следует её помою и обработаю после прогулки", заверил меня врач.
Он сказал, что Джесс такая активная и весёлая благодаря очень сильному обезболивающему, которое непрерывно подавалось ей с помощью капельницы. У нас было 20-30 минут, пока его действие сохранялось, а потом собаку нужно вернуть обратно, пока боль не вернётся.
Мы вышли на улицу. Я не могла поверить в свое счастье! Ещё вчера я не знала, выживет ли она вообще, а сейчас за поводок меня тянула энергичная и сильная собака.
Хотя, конечно, я знала, что в этом есть большая заслуга лекарства, запрещённого к использованию в домашних условиях.
Именно поэтому домой Джеську было рано забирать. Никто не давал никаких прогнозов насчёт того, когда ей можно будет покинуть больницу: кому-то достаточно суток, а кто-то лежит на капельницах по несколько дней.
Отведенное нам время быстро закончилось, но подарило много-много счастья.
Мы зашли обратно в клинику, и вскоре врач стационара пришёл за Джеськой. На удивление она сопротивлялась совсем чуть-чуть, а потом пошла с ним лечиться дальше.
