Всё своё детство я провёл в глухой сибирской деревне вместе со своим дедушкой. Родителей я никогда не видел, а на все мои вопросы о них дед лишь отмахивался, каждый раз стараясь перевести тему разговора. Расположенная посреди глухой тайги, деревня с говорящим названием "Тихое" действительно была весьма спокойным местечком. Не сказать, что жизнь там была лёгкой и безмятежной, но, во всяком случае, тогда я был далёк от суеты и всех проблем, присущих большим городам. Мы часто ходили на рыбалку, по грибы или на охоту, поэтому уже в возрасте девяти лет я знал, как вязать плетёнку и ставить силки на мелкую дичь. Среди односельчан было мало детей, да и те приезжали лишь на время летних каникул, так что большую часть времени мне приходилось проводить со своим дедом, Тихоном Семёновичем. Он имел репутацию человека сурового и твёрдого. Казалось, что лишь своим взглядом он мог расколоть камень, если бы только этого захотел. Однако, в отличие от остальных, я прекрасно знал, что, несмотря на грозный вид, у него было доброе сердце. Он часто прощал мне разнообразные шалости и даже когда я пакостил слишком сильно, лишь хмурил брови и грозно смотрел, издавая при этом протяжное "Ээээх". Все соседские мальчишки убегали при виде такого зрелища, однако я едва сдерживал улыбку, стараясь не разозлить его ещё сильнее.
Однажды я даже умудрился достать из сундука дедовские награды – серебряные кресты с уже почти выцветшей георгиевской лентой, и, нацепив их себе на грудь, расхаживал по двору на потеху местной ребятне, искренне удивлявшейся тому, откуда у моего деда взялись столь древние сокровища. Тихон Семёнович тогда схватил меня за шиворот, одним движением содрал с груди ордена и взглянул своим серьёзным взглядом, так ничего и не сказав.
К дедушке часто приходили односельчане. В такие моменты он доставал со шкафа старый набор деревянных игрушек и, отдавая их мне, строго-настрого запрещал выходить из комнаты. Да вот только может ли какой-то указ остановить любознательного мальчишку? Каждый раз я раскидывал фигурки по полу, будто бы действительно собирался ими играть, а затем тихонечко подходил к двери в попытках разобрать, о чём же идёт разговор. Но, к моему глубочайшему сожалению, ни разу мне так и не удалось услышать чего-то стоящего. Лишь причитания и жалобы, вперемежку со всхлипами и вздохами. Казалось, что каждый житель деревни воспринимал Тихона Семёновича не иначе как отдушину и возможность высказаться, выговорить наболевшее и забыть как о страшном сне. И, как ни странно, это помогало. После подобных походов, проблемы односельчан чудесным образом разрешались, возвращая в деревню привычные спокойствие и идиллию.
Помимо прикладных вещей, дедушка также приучал меня к делам духовным. Он был человеком глубоко верующим и мог наизусть прочитать любую молитву, поэтому передать внуку свои знания он считал своим священным долгом. Только вот молитвы его были весьма... Странными. Нет, в них не было ничего инфернального или противоестественного. Просто они были другими, упоминали других святых, словно бы принадлежа какой-то далёкой, неизвестной вере. Праздники в нашей семье также отличались от обычных. К примеру, до девяти лет я вообще не знал, что люди отмечают новый год зимой, ибо дед всегда праздновал его в самом начале весны. Но больше всего мне нравилось, когда мы собирали гостей. Этому событию предшествовал долгий период написания целой стопки писем, которые маленькому мне приходилось в большой наплечной сумке относить к старому почтовому отделению. Дед говорил, что каждую пятницу из райцентра туда приезжает почтальон, после чего развозит послания адресатам.
Меня всегда удивлял тот факт, что множество людей были готовы приехать в такую глушь, только чтобы повидаться с моим дедом. Как только первые из них показывались на пороге, он махал им рукой и произносил заветную фразу – "Заходи, гостем будешь", после которой они с улыбкой садились за стол. Это событие происходило из года в год и, со временем, я приметил для себя несколько интересных персонажей, чаще других оказывавшихся у нас в гостях. Пузатого мужичка со смешными усами в чёрной фуражке, что всегда звал моего деда по имени отчеству и любил громким басом распевать народные песни. Седого старца, закутанного в длинную шкуру и лишь изредка бормотавшего что-то невнятное противным скрипучим голосом, обсасывая беззубым ртом взятые со стола говяжьи рёбра. Длинноволосую женщину в красном платке, что каждый раз приводила с собой большую собаку, которая, однако, никогда не рычала, не лаяла, да и вообще вела себя достаточно спокойно, на равне со всеми сидя за столом на стуле подле своей хозяйки.
Ещё гости приносили с собой подарки. Дед строго-настрого запретил мне что-либо у них брать, поэтому каждый раз я лишь кивал и вежливо отказывался.
Вплоть до одного случая.
Это произошло, когда мне исполнилось шестнадцать. В тот день дед выглядел особенно мрачно и на составление писем у него ушло значительно больше времени, чем обычно. Тогда я не придал этому особого значения, но, когда раздался стук в дверь и дедушка своей дежурной фразой пригласил гостей внутрь, на пороге показалась она. Молодая девушка, удивлённо осматривавшая внутреннее убранство дома, словно бы в первый раз видя человеческое жилище. Когда я увидел её, внутри меня что-то перевернулось. Не знаю почему, но в ту же секунду я понял, нет, почувствовал, что передо мной стоит моя мама. Настоящая мама. Она подошла ко мне, виновато улыбнулась и протянула упаковку игрушечных солдатиков. И, несмотря на строгий запрет, я взял её. Не из-за того, что так хотел новую игрушку, а потому, что это была первая вещь, которую подарила мне моя мать. Нет, я любил дедушку всем сердцем, однако ощущение того, что приняв этот подарок я стану таким как все подкупало. Обычным мальчишкой, которому родители дарят игрушки, заботятся, любят.
После этого гости надолго не задержались. Поспешно собравшись, они тепло попрощались и уже к вечеру мы с дедушкой остались в доме одни, как вдруг он увидел в моих руках подарок.
В тот раз дедушка впервые повысил на меня голос. Он тут же вырвал у меня из рук пакет и бросил его в печь, из-за чего по всему дому разошёлся едкий черный дым вместе с запахом жжёного пластика. Целую неделю на все мои вопросы он только хмурил брови и многозначительно молчал, оставляя меня одного в раздумьях над тем, что же я мог сделать не так. С тех самых пор он стал чахнуть и увядать. Буквально за пару лет пышущий жизнью крепкий деревенский мужик превратился в дряхлого старика, едва передвигавшего ноги на пути к своей кровати. Когда мне исполнилось девятнадцать, он умер и я остался один. С его смертью и сама деревня стала вымирать: многие старожилы ушли вслед за ним, а молодёжь, со временем, всё реже приезжала в это забытое богом место. Вот и я, собрав свои пожитки, покинул отчий дом, в отчаянной попытке начать новую жизнь в большом городе.
С тех самых пор ни дня не проходило без того, чтобы я не вспоминал о детстве. За годы мне так и не удалось найти человека, с которым я мог быть также искренен и близок, как со своим дедом. С которым можно было бы поделиться самым сокровенным, излить ту боль, что накопилась в душе и услышать такие желанные слова поддержки. Сейчас я сижу в своей крохотной однушке и пишу эти строки в старую дедовскую тетрадь. Я уже слышу, как в дверь кто-то стучит, поэтому времени у меня осталось не много. В детстве мы видим всё иначе. Из за этого ни мертвенно бледная кожа, ни лёгкий, едва уловимый тлетворный запах, исходивший от гостей, нисколько меня не пугали, а сознание услужливо отодвигало эти несущественные детали на второй план. Но уже тогда я догадался, что то самое почтовое отделение давно заброшено и письма оттуда никто не забирает. Однажды, я даже набрался смелости и открыл одно из них, тайком переписав содержимое себе в блокнот. Там были имена. Длинный список имён вместе с датами жизни, фрагментами молитв и странными витиеватыми символами. Пару дней назад я в точности повторил их все, отослав письмо на адрес родной деревни. Однако, всё же, решился добавить ещё одно имя, принадлежавшее моему дедушке. А в самом конце, на краю страницы, написал ту самую заветную фразу, без которой, я уверен, у меня ничего бы не получилось.
"Заходи, гостем будешь".
