Половина сердца, половина человека.
Обычный день приграничья, обстреливают нас каждый день, да так часто, что уже просто не замечаешь, живешь с этим, прячась в убежище, только по инерции. Кто не успел, тот остался лежать, где догнал осколок.
Меня зовут София, я работаю фельдшером в скорой помощи, повидала за свои двадцать пять больше, чем хотелось бы. Но Боженька берег, и нашу бригаду ни разу не задело, может не Боженька, может случайность, стечение обстоятельств. В какой-то момент перестаешь верить во все и веришь во все одновременно.
Сегодня я была с суток, легла спать, муж ушел на работу, мама хлопотала на кухне, трехлетняя дочь, играла рядом с ней. Смена была трудная, вызовов много, спала, как убитая, поэтому начало воя сирены пропустила, открыла глаза, пытаясь сориентироваться, как начался обстрел кассетами. О да, это были они, каждый в городе знал, чем на этот раз бьют:
- Анечка! Мама!- зову дочь, что бы спуститься в подвал, хотя скорее всего они уже спустились. После того, как отец погиб на работе, ожидая последних, муж выработал четкий алгоритм никого не ждать а сразу бежать в укрытие, только ребенка схватить...
И больше ничего, я не успела додумать мысль и даже толком встать — прямое попадание в дом, резкая боль и тьма, поглотившая меня целиком. От боли, я и пришла в себя, наша комната была частично разрушена, на мне, какие-то доски и много-много пыли, очень тяжело дышать, дым.
Пытаюсь руками отодвинуть доски, сначала что-то получается, потом понимаю, что они не слушаются и как ватные. Смотрю, а они все изорваны в клочья, левая чуть меньше, а на правой даже вижу кость, много крови, закусываю губу и кричу:
- Аня, мама! - Слабо получается.
Где-то рядом мой медицинский чемодан, там жгуты, нужно перетянуть руки, но встать не получается, потому что левая нога придавлена бетонной балкой и я ее совсем не чувствую, но на матрасе, под ней, расплылось кровавое пятно.
Ну где же этот чемодан, левая рука немного слушается, шарю ею возле кровати, отчаяние заполняет душу. Борюсь с болью, что бы она меня снова не унесла в бездну и надеюсь, что мама с дочерью в подвале и с ними все в порядке. Снаряд попал с дом, поэтому убежище не должно пострадать.
- Эй, есть кто живой? - Раздается с улицы. Это дядь Паша, сосед.
- Я, София,- стараюсь изо всех сил перекричать шум, потому что, где-то что-то горит, где-то еще осыпается, а надо мной висит балка, грозящая раздавить насмерть.
- Софа, щас, щас мы, терпи, Софа, мы с Мишаней тихонько к тебе , говори, что бы мы слышали.
В приграничье, живые соседи первыми приходят на помощь, кидаясь в завалы и горящие дома.
Вот я вижу двух мужчин в возрасте, еще не старики, мои соседи — алкаши, добрейшей души люди. Они медленно пробираются ко мне, но я уже не говорю, нет сил, лишь последнее:
- Чемодан , возле кровати, жгуты...
И да, у нас все умеют накладывать жгуты, путь неумело, непрофессионально, но это спасло жизнь ни одного человека.
- Мы позвонили София, позвонили, ты только терпи милая, самим тут никак... — Шепчет Михаил, косясь на дядь Пашу. - Все ж будет хорошо, личико- то даже не пострадало…
Руки и нога перетянуты, и слышны звуки сирен… Едут спасатели, огонь же набирает силу, но мои соседи и не думают уходить. Ухожу я, в спасительную темноту, где нет боли.
Снова пришла в сознание в больнице, дернулась, обвешанная трубками, все запищало, прибежала медсестра, посмотрела показатели и убежала, видимо за доктором. Лежу, прислушиваюсь к чувствам, ноги чувствую, руки, прям болят, поднять не могу, опускаю глаза, они лежат поверх одеяла, все в бинтах, кое-где проступила кровь.
- Добрый день, София Андреевна, я ваш лечащий врач Степан Иванович. - Не у себя в больнице, не узнаю ничего. - Можете говорить? У вас немного повреждены связки от дыма и пыли вы знатно наглотались.
- Могу, кажется… - Сипло и тихо.- Как мама и Анечка, они не пострадали?
- Видите ли, - Доктор проверял показатели и махнул головой медсестре, та стала возиться у стерильного столика. - Мы долго спорили, но вы женщина с сильной психикой и я считаю…
- Говорите…
- Они погибли, на кухне. Прямое попадание было туда. Их уже похоронили, к сожалению, в закрытых гробах.
Сердце разорвалось на две половинки, одна почернела и рассыпалась в прах, слезы покатились по щекам, но медсестра уже что-то вколола в капельницу и я уснула.
- Как вы себя чувствуете? - Только открыла глаза, а тот же доктор, стоял и что-то писал в истории болезни.
- Мои родные погибли. - Я не спросила, просто констатировала факт. Вторая половинка сердца один раз стукнула.- Сколько уже?
- Вы у нас, в столице, две недели. Пока собирали руки по кусочкам, ампутация ноги, сразу прошла, без проблем, а там протез…
- Ампутация! - Даже голос немного прорезался, ведь я чувствовала обе и легкую ноющую боль то -же. Фантомная?
- Вам плохо, успокоительного!? - Доктор навис надо мной.
- Нет.
- Когда спасатели подняли балку, то оказалось, что нога полностью раздавлена, кости в осколки до колена. Мы пытались, но не смогли. С руками долго вот возились, но собрали, нужно будет еще, в дальнейшем оперировать, но сейчас ждем заживления. А для ноги будет протез.
Он так говорил оптимистично, этот столичный докторишко, наши не такие, наши живут в этом и видят боль сквозь человека. Я потеряла любимых людей, доченьку, маму, не смогла их похоронить, потеряла ногу, не известно, что с руками, а этот Степан Иванович, радостно щебечет.
Потеряла часть сердца и часть тела. Как жить? Зачем жить? А главное, зачем?
- Лицо, вообще не пострадало, видимо руками прикрывались и…
- А мой муж? Он где? - Грубо перебила.
- Он здесь. Ждет, когда пустим.
- Можно?- Так хотелось увидеть родное лицо, единственного, кто остался.
- Можно.
Виталик зашел чернее тучи. Глаза ввалились, губы белые, потрескавшиеся:
- Я подал на развод. Нас больше ничего не связывает.
Удар под дых:
- Виталя, как же?..
- Мне не нужна инвалидка, пол человека, убившая нашу дочь. Я знаю, где тебя нашли, на кровати, дрыхла все, а надо было хватать Анечку и бежать в убежище, - Он тряс кулаками и брызгал слюной.
Прибежали доктора и вывели его, а он все кричал:
- Убийца! Инвалидка! пол человека…
Всю следующую неделю, я молчала. Конечно Виталик не прав, даже выбеги я за дочерью на кухню, то погибли бы обе. Но я его горе понимала, и свое принимала, и его понимала.
Тяжело жить с половиной сердца, да может горе легче перенести. Осталась ни с чем. Дома, родителей, дочери нет, возвращаться некуда.
Руки, когда подзажили, дали костыли, долго стояла у окна, была поздняя весна, все цвело… Пятый этаж, насмерть или нет? Надо уж наверняка.
- Не делайте этого — Раздался голос Степана Ивановича, осунулся, поседел. И не был таким веселым. Проняло его, ведь пока я месяц тут куковала, таких и еще хуже, много привезли. - Садитесь на каталку.
И он вез, вез меня по коридорам, в детское крыло привез, потом в палату, где в люльке лежал светрочек, такой годовалый, только вместо правой ручки — культя.
- Это Андрей. Он, как и вы, потерял всех, и дом. Но вот маленький еще совсем и не сможет залезть на подоконник. Будет расти с сознанием одиночества и инвалидности с самого детства. Вы София, молоды, ваши ручки почти восстановились, протез скоро закажем, реабилитация несколько месяцев и вы…, а он…
Мужчина отвернулся, в глазах стояли слезы.
Я взяла себя в руки, и с половиной сердца живут. Проживу, не пропаду.
На реабилитации я встретила инструктора, вполне себе нормального мужчину, который стал мне близким, другом, а затем и мужем. К протезу привыкаю, Андрюшу усыновили, жду вторую операцию на правую руку. А вторая половинка сердца, стала восстанавливаться. И не бывает половина человека, он всегда останется целостным, ведь в нас так силен русский дух и жажда жизни!
Все совпадения случайны...
Защищено авторскими правами Федотова Светлана Онуфриевна.