Простите, но сегодня снова про «Вишневый сад». Да, я не раз уже рассказывал о постановках чеховского шедевра, которому в этом году стукнуло 120 лет и от которого многочисленные интерпретаторы не оставили уже живого места и камня на камне (вот один из текстов: https://alterlit.ru/post/27565/) и, возможно, надоел вам хуже горькой редьки.
Но что делать: театры продолжают и продолжают обращаться к великой пьесе. Версия, предложенная на днях маститым Сергеем Женовачем, худруком столичной Студии театрального искусства (СТИ), оказалась небесспорной и довольно любопытной. К тому же, в ней занят один из самых популярных артистов страны. А потому — снова про «Вишневый сад».
Когда режиссер только анонсировал, что собирается ставить хрестоматийное произведение, он пояснил: «Это не пьеса Чехова, а сочинение Сергея Женовача и Александра Боровского по мотивам пьесы „Вишневый сад“, надеемся, открывающее новые повороты в знакомой нам всем истории. Хочется, чтобы она прозвучала с неожиданной и пронзительной стороны».
Публика замерла в предвкушении… И вот на афише СТИ появилась новая строчка: «Чеховъ. Вишневый садъ. Нет слов!».
Сперва театралы наивно подумали, что слов в спектакле вообще не будет. А что, ведь поставил же в новосибирском театре «Красный факел» Тимофей Кулябин «Трех сестер» на языке глухих. Артисты жестикулировали, а их реплики шли титрами. Оригинально!
К тому же, 67-летний Женовач, имеющий репутацию традиционалиста и верного адепта русского психологического театра, в последнее время — седина в бороду, бес в ребро! — вдруг увлекся экспериментами. К примеру, в качестве места действия гоголевского «Ревизора» он выбрал сауну, на сцене был устроен натуральный бассейн с водой, в который регулярно окунались все персонажи (я писал об этом спектакле — https://alterlit.ru/post/42488/). Увы, сверкание голыми частями тела не спасло зрелище от монотонности и скуки…
Но вернемся к «Вишневому саду».
Как оказалось, Женовач и его постоянный соавтор, сценограф Боровский несколько преувеличили свою роль сочинителей (не хочется думать, что ради гонорара). Они просто-напросто сократили оригинальный текст, примерно на две трети, выкинули из списка персонажей помещика Симеонова-Пищикова и прохожего, не говоря уже про бессловесных начальника станции и почтового чиновника. Кое-где переписали реплики своими словами (понятно, что у Чехова сказано лучше). А по сути — довольно хаотично вырубили пьесу, точно как Лопахин предлагает вырубить старый сад, разбить землю на участки и сдавать дачникам. Действующие лица здесь выразительно молчат или бросают скупые реплики. Мол, и так всё понятно: имение обречено, будет продано на торгах за долги, а в доме повешенного, как известно, не говорят о веревке…
Нет, этот спектакль весьма интересно смотреть тем, кто, как автор этих строк, знает пьесу почти наизусть. Но если вы забыли who is who, то мало что поймете в причинно-следственных связях и в отношениях персонажей. Многим из действующих лиц, к примеру, Гаеву (отличный артист Алексей Вертков), Пете Трофимову (Александр Медведев) или Шарлотте (Мария Корытова) по сути и нечего играть. Никаких монологов про многоуважаемый шкаф или реплик про собачку, которая «и орехи кушает»!
Да и Раневской (Ольга Калашникова), главной героине, развернуться особого негде. Разве что художник придумал ей нелепые «парижские» туалеты — огромную шляпу и пальто с лисой, а режиссер заставил женщину истерично кричать, вспоминая маленького сына, утонувшего когда-то в здешней реке… В общем, все либо молчат о своих проблемах, либо намекают на них. И в какие-то мгновения эта тишина оглушает, а в какие-то вгоняет в сон…
Сценография спектакля лаконична: много чемоданов, сундуков и шляпных коробок, которые сперва выносят на сцену — барыня приехала, а в финале молча уносят через весь зал молодые артисты. Это своего рода их «кушать подано».
Для массовой публики, если это определение в принципе применимо к эстетскому СТИ, главная приманка — Иван Янковский в роли Лопахина. Режиссер решил, что Лопахин — самоуверенный нарцисс. А потому молодой купец чувствует себя королем жизни, этаким «царем горы» — желая выступить, забирается на чемоданы. Общаться с ним ни Раневская, ни прочие не горят желанием, несмотря на всё обаяние, которым представитель знаменитой актерской династии одарил своего Ермолая Алексеевича. Назвать Лопахина добрым, умным и самокритичным, а таким он выведен у Чехова, язык не повернется. И зачем он купил вишневый сад — непонятно…
Если помните, 17-летняя Аня, дочь Раневской, самая юная героиня, бросает в пьесе такие слова: «Отчего я уже не люблю вишневого сада, как прежде. Я любила его так нежно, мне казалось, на земле нет лучше места, как наш сад». А вот не повторю их вслед за ней! Я по-прежнему люблю «Вишневый сад» и буду ждать новых версий.