Зиновий Пешков был очень расстроен своим разговором с Яковом. А еще более тем, что Якову, кажется, удалось его, старшего брата, почти завербовать. Впрочем, утешало лишь то, что он все-таки ничего конкретного Якову не обещал.
Однако, по возвращении в отель «Пачков», скромное, но большое здание, что на набережной Дворца (впрочем, французы называли улицу на свой лад – Quai Français – Французский причал), где в то время располагалось посольство Франции (ныне это Набережная Кутузова в Санкт-Петербурге), Пешкова ожидал еще один удар.
Сразу после большевистского переворота Зиновий, воспользовавшись своим положением, дал команду своим помощникам по возможности разыскать княжну Саломею Андроникову, свою давнюю, первую юношескую серьезную любовь.
Все началось в далеком уже теперь 1904 году. Максим Горький, незадолго перед тем усыновивший Зиновия Свердлова, проклятого родным отцом, и давший ему свою исконную фамилию Пешков, пытался сделать из него артиста. И тоже пользуясь своим положением, попросил знаменитого уже режиссера Владимира Ивановича Немировича-Данченко попробовать Зиновия в пьесе «На дне» в роли Васьки Пепла. Но, увы, артиста из Зиновия не вышло – слишком он робел и зажимался, выходя на сцену, чего за ним никогда в обычной обстановке не наблюдалось. И это повторялось снова и снова. Но, жалея самолюбие юноши, Немирович-Данченко посоветовал ему постараться получить специальное музыкальное и артистическое образование. В 1902 году тот попытался поступить в Императорское филармоническое училище в Москве, но не был зачислен как еврей: лица иудейского вероисповедания (за некоторыми исключениями) не имели права жить в Москве. 30 сентября 1902 года Иешуа-Залман принял православие, став Зиновием, и получил от Горького, который был его крестным отцом, отчество и фамилию — Пешков. Узнав об этом, Михаил Израилевич Свердлов и отрекся от своего старшего сына.
В общем, о карьере актера нечего было и думать. Зато новоявленный сын Максима Горького заметил часто присутствовавшую на репетициях и спектаклях очаровательную жгучую брюнетку. Он влюбился в нее до безумия. Познакомился. Звали ее Саломея. И она оказалась дочерью кахетинского князя Нико Захарьевича Андроникашвили. Она была всего на пару лет моложе Зиновия. Ей было 18 лет, когда она вместе с кузиной Тинатин Джорджадзе отправилась из Тифлиса в Петербург поступать на Бестужевские курсы.
Квартира, в которой жили сестры в столице, очень скоро превратилась в литературный салон, где любили бывать лучшие представители творческой интеллигенции: поэты и писатели, художники и актеры. Самые знаменитые художники того времени писали с нее портреты: Зинаида Серебрякова, Василий Шухаев, Савелий Сорин, Кузьма Петров-Водкин и другие портретисты. А благодаря Осипу Мандельштаму она получила трогательное поэтическое прозвище Соломинка и стихотворение с таким же названием, ей посвященное.
Знакомство с Зиновием Пешковым вполне могло бы закончиться браком, он даже предложил ей вместе с ним уехать в Америку, понимая, что в России им пожениться не дадут. Княжна рассмеялась ему в лицо. Да и родители девушки сочли бедного еврейского юношу совершенно неподходящей партией для дочери. По настоянию родителей девушка срочно вышла замуж «не за какого-то оборванца», а за крупного чаеторговца, выходца из купцов и потомственного почетного гражданина Павла Семеновича Андреева, бывшего вдовцом и старше невесты на восемнадцать лет. К сожалению, супруг Саломеи Андрониковой был не только богат, но ещё и слишком любвеобилен. Предметом его мужских притязаний становились едва ли не все девушки, попавшие в поле его зрения. Не стала исключением даже младшая сестра жены Мария. Саломея не собиралась долго мириться с таким положением вещей. В 1911 году на свет появилась дочь супругов Ирина, в 1915-м Саломея и Павел Семёнович уже не жили вместе, а развод, благодаря которому Андроникова получила квартиру и приличную сумму отступных, они оформили несколько позже.
А Зиновий перебрался за океан без Саломеи – в 1904 году эмигрировал сначала в Канаду, затем в США и, наконец, в Италию, на остров Капри, где жил в семье Максима Горького. Но все это время не забывал Саломею.
И вот, вернувшись в Россию, уже, правда, в другом статусе и французским подданным, он поручил разыскать ее.
– Мсье, по нашим данным Саломея Андроникова находится в тюрьме в Харькове, – доложил помощник.
– Как в тюрьме? – вздрогнул Пешков. – По какой причине?
– Вероятно, потому что княжна. Вы же видите, мсье, что сейчас творится в России.
– Ах, да! Спасибо, Шарль.
Пешков был несколько шокирован этой новостью. Когда же пришел в себя, попытался по своим каналам проверить информацию, а когда она подтвердилась, начал предпринимать попытки к освобождению Саломеи. Но все было тщетно. Саломея Андроникова, приехавшая из Франции к тяжелобольному отцу, арестована и приговорена к расстрелу.
Можно было, конечно, обратиться к Якову: тот, безусловно, мог бы помочь. Но, таким образом, Зиновий запросто попадал в капкан, расставленный председателем ВЦИК. А Зиновий не хотел быть обязанным младшему брату. Можно было также обратиться напрямую к Ленину, ведь они были знакомы еще по Нижнему Новгороду, даже несколько раз играли в шахматы, но вспомнит ли его Ленин. К тому же, он сейчас иностранец. И тут Зиновий вспомнил про Горького. Конечно, он нехорошо с ним расстался, со скандалом, Алексей Максимович даже назвал его предателем. Но сейчас к черту сантименты, когда под угрозой жизнь ни в чем не повинной женщины (Пешков ни на секунду в этом не сомневался). И он направился в комнату к телеграфистам.
– Мадмуазель, срочно! Телеграмма. Италия, Капри, господину Горькому.
Телеграфистка тут же быстро забегала пальцами по клавишам.
– Отец, звони Ленину, Троцкому, Карлу Марксу, черту-дьяволу, только спаси из харьковской тюрьмы Саломею Андроникову.
Разумеется, ни черту, ни тем более Карлу Марксу Горький звонить не стал, а вот своему другу Владимиру Ленину позвонил. Объяснил, что к чему. Ленин отказывать Горькому не стал. Тут же оперативно потребовал, чтобы секретари немедленно связались с Харьковом и отпустили Саломею.
Узнав, что его несостоявшаяся невеста на свободе, Зиновий Пешков облегченно выдохнул. Теперь можно было собираться обратно в Париж, куда его отзывал министр иностранных дел.
Саломея вернулась в Грузию, к больному отцу. И, когда в 1920-м году Зиновий Пешков был назначен послом Франции в добившейся на короткое время независимости Грузии, забытые чувства вспыхнули с новой силой. Однако, когда стало понятно, что в Грузию вскоре войдет Красная армия, Пешков предложил Саломее поехать с ним в Париж, к примеру, за новой шляпкой. В качестве жены (пускай и пока неофициальной). И на сей раз Андроникова почти без раздумий дала свое согласие, несмотря на отсутствие с собой даже документов. Однако, это (отсутствие документов) как раз и едва не стало препятствием: Саломею отказывались пускать на борт французского корабля без удостоверения личности. Тут уже решительность проявил Пешков, с оружием в руках доказавший ее право на поездку во Францию. Дочь Андрониковой Ирина осталась тогда в Грузии.
Она поселилась в Париже на Елисейских полях, а спустя год, в 1921-м, приятельница Саломеи привезла в Париж дочь Ирину. К этому времени ее гражданский брак с Зиновием Пешковым распался, однако навсегда сохранились дружеские с ним отношения.
Недавно в издательстве ИКАР вышла первая книга дилогии писателя Виктора Юнака «Красный царь, или Месть Ленина».
Это исторический роман о противостоянии двух лидеров большевиков в первые годы Советской власти (1917-1919) – В.И. Ленина и Я.М. Свердлова, каждый из которых стремился утвердить свою единоличную власть. Среди действующих лиц – близкие и родные обоих главных героев, а также реальные исторические деятели той эпохи, включая свергнутого с престола последнего российского царя Николая Романова и его семью и приближенных.
В романе повествуется не только о политике, здесь есть и личная жизнь верхушки большевиков, любовь и предательство, заговоры и убийства. В таком ракурсе историю первых лет Советской власти в русской литературе еще никто не освещал.