Пока в Москве стоит самый жаркий сентябрь за 145 лет метеонаблюдений, самое время увидеть арт объекты в парке Малевича и Ленинских Горках. Искусство в парках — новый устойчивый тренд. Не удаляясь далеко от города, вы сможете задать сокровенный вопрос Центральному лесному Оракулу дуэта МишМаш, заголовокружиться в «Хороводе» Аллы Урбан или зависнуть перед порталом Дмитрия Гутова.
Малевич в лесу
Еще летом в парке Малевича, расположенном между Барвихой и Немчиновкой, тесно связанными с жизнью Казимира Малевича, открылся новый маршрут «Малевич в лесу», на котором возникли новые постоянные объекты современных художников — дуэта МишМаш, Аллы Урбан и архитектора Александра Константинова. На этом же маршруте находится дуб, получивший «в народе» имя Малевича. Настоящий же дуб, под которым художник любил сидеть на краю молодого леса, погиб от удара молнии во время Великой Отечественной войны.
Этот маршрут — продолжение уже хорошо известного «При чем тут Малевич», но начинается он с другой стороны парка, со стороны села Ромашково, через которое создатель супрематизма совершал долгие прогулки из Немчиновки, где гостил каждое лето у родителей своей жены Софьи Рафалович, до берегов Москвы-реки в окрестностях Барвихи. «Малевич в лесу» — маршрут-сюрприз, объекты художников на нем спрятаны, пожалуй, еще более изощренно, чем в уже хорошо освоенной и более «лесной» части парка, где можно найти «Куб космоса» и «Частную луну» Леонида Тишкова, «Человека сидящего» Игоря Шелковского или «Античную голову» Аристарха Чернышева.
Навигация в парке немного запутанная, но зато оставляет простор для воображения: куда же пойти по указателю, на какую новую тенистую тропинку свернуть и что увидеть за поворотом, стоит ли перелезать через живописный овраг — выбирает зритель. Ландшафтные особенности этой части леса, где тропинок гораздо больше, навели кураторов проекта Ирину Горлову и Ксению Новохатько на мысль обратиться к традициям романтического пейзажного парка, который «посылает своему посетителю “неопределенные сообщения”, расшифровка которых зависит от восприимчивости натуры, от настроения, от готовности включиться в предложенную игру». Художники тоже вступили в игру с самой природой, создав объекты, которые почти растворяются в пейзаже, или заставляют звучать его по-новому.
Почти в самом начале парка на одном из поворотов мы вдруг видим выглядывающие из травы яркие желтые буквы — «слышится пение птиц». Это сообщение сразу заставляет остановиться, оглядеться и прислушаться — в самом ли деле поют птицы? Или, возможно, нас обманывают и где-то на дереве спрятан мегафон, как в московских парках, из которого доносится имитация птичьего щебета? Ответ простой — живые птицы могут петь или не петь. А перед нами — один из новых объектов дуэта МишМаш, художников Маши Сумниной и Миши Лейкина, из серии «Субтитры». Надпись заключена в квадратные скобки, так в немом кино обозначают фоновые звуки — прибытие поезда, звуки канонады или раскаты грома. Следующие субтитры — «нарастающий гул толпы» — маячат уже на более широкой дорожке, мимо проносятся велосипедисты и встречаются большие компании гуляющих людей. Но, конечно, это совсем не толпа. И ты сразу чувствуешь, как вырастает зазор между сообщением и реальностью. Это совсем не случайно — МишМаш исследуют взаимоотношения хаоса и порядка, что находит отражение в их философии «хидеоизма», которой свойственны неожиданные ассоциации, перенос свойств одного пространства на другое и стремление «находить наслаждение, восторг и красоту в случайном, нелепом». Дальше на тропинках парка нам встретятся еще более разъезжающиеся с реальностью субтитры, но, самое удивительное, что различные поэтические надписи встречались также и в парках эпохи романтизма.
Чтобы не потеряться в контекстах, куратор проекта Ирина Горлова рекомендует всем обратиться к книге филолога, литературоведа и историка культуры Дмитрия Сергеевича Лихачева «Поэзия садов», которая рассказывает о философии садово-паркового искусства и о приемах создания романтического пейзажного парка. Одним из таких приемов является неожиданность, способная вызвать искреннее удивление.
И также неожиданно среди деревьев мы видим образованные из тонких красных линий зависшие в воздухе странные конусы, кружащиеся, словно дервиши, и отбрасывающие красные витые тени на землю и стволы берез — «Хоровод» Аллы Урбан. Эта работа, очевидно, наиболее близкая супрематическим идеям Малевича, отсылает нас к коническим юбкам женщин из его крестьянского цикла. «Наше зрение всё собирает в конусы: небо, лес, поля, снежинки, летящие на лобовое стекло, капли дождя. Если смотреть в небо, то и окружающие деревья собираются в конусы. Такова природа зрения. Может быть, потому что все вокруг имеет свой голос, а зрение подсказывает, что надо прислушаться к этому голосу. Конус — рупор, несущий нам сообщение. Мои горячие красные девы в лесу с деревьями, с небом, с людьми, которые приходят в это место, кружат хоровод. Они — тоже рупоры. Они спускают нам с неба ответ на наше слово, брошенное вверх, на наш крик, наш шепот. Надо только прислушаться» (Алла Урбан). Вечером, когда металлические основания «Хоровода» совершенно растворяются в сумраке, красный танец начинает гореть ярко.
Чтобы попасть в другую часть парка, нужно перейти через овраг, по дну которого бежит ручей – приток реки Чаченки, по новому мосту от архитектурного бюро «Базис», повторяющему изгибы ландшафта, А там свернуть, как в сказке, и оказаться или перед центральным лесным Оракулом дуэта МишМаш, или перед аркой-руиной Александра Константинова.
Проект воздушного резного «Акведука» Александр Константинов впервые создал для частного парка в 2008 году. В парке Малевича он играет роль классической для романтического парка руины и напоминает нам о древнеримских водоводах. Как и «Цветные деревья», конструкция создана на основе строгой геометрической конструкции и сочетания тонких металлический диагоналей. Сквозь пустоты ее арок и линий просвечивает лес, и весь «Акведук», выплывающий навстречу зрителю словно во сне или в пейзажах Де Кирико, выглядит как большой объемный рисунок в пространстве. Константинов называл свои арки порталами в иное измерение и предлагал проходящим под ними загадывать желания — этим нельзя не воспользоваться.
На другой дорожке мы встречаем еще один объект дуэта МишМаш — Центральный лесной Оракул. По форме и сути это космический корабль, павильон-храм и автомат с газированной водой одновременно. Только вместо газированной воды и космических путешествий он выполняет другую функцию. К Оракулу может подойти каждый и, прокрутив ручку привода, задать сакраментальный вопрос и получить однозначный ответ. Оракул будоражит сознание задающих вопросы волшебными пузырьками ответов, совпадающих или не совпадающих с ожиданиями. Чтобы обратиться к Оракулу, нужно придерживаться определенных правил. Мы поговорили с дуэтом МишМаш о создании Оракула и других объектов для парка Малевича.
Марина Лутковская: Расскажите, как у вас возникла идея создания Оракула?
Миша Лейкин: Нам уже давно хотелось сделать оракул, как публичный инструмент прогнозирования. И вот этот час настал, звезды сошлись и мы разработали его для парка Малевича.
Маша Сумнина: Сейчас такое время, когда у нас одни сплошные вопросы… Поэтому то, что он сейчас появился, это правильное судьбоносное событие.
Миша: Оракул дает три варианта ответа «Да», «Нет», «Не знаю», но не четко, есть шкала градаций.
Маша: Важно, что человек с объектом имеет какой-то контакт, а не просто внешняя сила ему что-то сообщает, такой более человеко–ориентированный подход. Поэтому появилась ручка — место не ветреное, и нужно было сделать так, чтобы объект работал с приводом от человеческого усилия.
Миша: Но лопасти сверху все равно должны немного воздуха загребать, чтобы была связь с реальностью хотя бы какая-то, с ветром или сопротивлением среды. Когда работает всё вместе, тогда, возможно, ответ и получается правильным.
МЛ: Когда вы придумывали этот объект, у вас были заготовлены какие-то основные вопросы, или вы просто подумали, что классно было бы сделать оракула, который отвечал бы людям на их сокровенное?
Маша: Нет, не думаю, что были какие-то вопросы заготовлены.
Миша: Ну, во-первых, художники, это же такие люди – да и не только художники, писатели, сценаристы… Они воспринимают реальность так, что начинается профессиональная деформация сознания, и реальность воспринимается, как вымысел, с одной стороны, а с другой стороны, она, может быть, и есть вымысел.
Маша: Это, Миш, буддизм называется.
Миша: Даже и без буддизма я вижу по другим коллегам, особенно тем, кто работает с сюжетами, что они вообще действуют в жизни так, словно находятся внутри сюжета. У меня хотя бы архитектурный бэкграунд, он меня приземляет. В общем, если это так, то ЦЛО — это чисто практический инструмент, которым нужно уметь пользоваться, как-то настраиваться.
Маша: Когда я была у Оракула, спросила его, всегда ли он говорит правду. Он ответил — да.
МЛ: Ну, это тебе он ответил да, а если кто-то другой придет и спросит, например – я, он ответит – не знаю…
Маша: Ну, мне он не мог врать!
МЛ: А можно ли переспрашивать вопросы, или нет? Или он отвечает только один раз?
Миша: Там все правила написаны у него на подходе, нужно всё по инструкции делать и вопросов лишних не задавать.
Маша: Но вообще с инструментами гадания так всегда: если тебе не нравится ответ, ты не можешь из него выжимать тот, который нравится. Это серьезные дела, не шуточки какие-то!
МЛ: То есть, надо смириться с тем, что он ответит, получается. Такой инструмент смирения.
Маша: Да.
Миша: Возможно, если взять другого человека с аналогичным вопросом, может как-то и сработает.
Маша: Ну, вот это как раз подходит к вопросу о том, насколько ты живешь в сюжете собственной истории: если ты думаешь, что можешь изменить будущее, то можно попробовать добиваться другого ответа.
Миша: Добиваться всеми способами, пока не добьешься.
МЛ: А то, что он так похож на какой-то космический корабль — это случайность? Идешь себе по тропинке, и вдруг видишь — кто-то, кажется, приземлился.
Миша: Он так разработан, чтобы его снегом не завалило, чтобы видно было издалека, контрастно на зеленом фоне, форма, цвет — всё продумано.
Маша: Мы же всегда ждем ответов из космоса на наши вопросы.
Миша: Ну, он такой же космический корабль, как новый аппарат с газированной водой. Нужно просто ставить такие оракулы с определенной регулярностью на всей территории, на каждый квадрат 100 на 100 километров, чтобы люди могли подъехать и задать вопрос.
Маша: Как триангуляционные вышки.
Миша: Возможно, его нужно из ведомства искусства изъять и передать в какую-то другую службу — в лесопарковую, чтобы они его ставили как объект повсюду.
МЛ: Расскажите теперь про другие ваши объекты в парке из серии «Субтитры». Мне показалось, что я нашла не все.
Маша: Это шесть объектов, сделанных, как субтитры к фильму: «Слышится пение птиц», «Нарастающий гул толпы», «Звучит тревожная музыка», «Неразборчивое бормотание», «Хруст веток под ногами», и «Позвякивание льда в бокале». Это такие самые банальные расхожие фразы звуков из фильмов, субтитры в квадратных скобках обычно описывают звуки в фильмах. И мы их так подобрали, чтобы были те, которые там, в парке, можно услышать, и те, которые там услышать нельзя. Это такая вибрирующая реальность: ты никогда не должен верить тому, что слышишь, тому, что видишь, тому, что знаешь. То есть наши представления о реальности требуют осознанности — кому мы доверяем в получении информации, а кому нет.
МЛ: Когда идешь по дорожке и видишь первые субтитры «слышится пение птиц» — это неожиданно и приятно. Но у меня почему-то было ожидание, что там где-то должны стоять мегафоны, из которых доносилось бы это пение птиц, гул толпы и звон льда в бокале…
Маша: Чтоб было похоже на правду… А мы находимся в состоянии пост-правды, и неизвестно, услышишь ты это или нет — может быть так случайно совпадет, что так и будет. Но на самом деле твое дело разобраться, что правда, а что нет.
МЛ: Да, и поэтому там некоторые объекты совпадают со средой — и пение птиц мы можем слышать, и даже толпа может присутствовать. А дальше уже нарастает такой странный саспенс, как в немом кино, и какие-то вдруг контрапункты туда врываются — как позвякивание льда в бокале. То, что мы не можем встретить в парке никак.
Маша: Это ощущение, что мы все в кино, мы и попытались воплотить.
МЛ: Да, и, наверное, важно тоже не переборщить в парке с искусством, и элемент неожиданности тогда будет играть на руку, когда ты идешь просто по тропинке, и перед тобой внезапно выскакивают разные объекты.
Маша: Да, и это как раз получилось в парке Малевича. Мы гуляли по парку с Ирой Кориной и зачем-то перелезали через овраг в таком не очень подготовленном месте, и вылезли как раз у арки Константинова. Это было очень неожиданно и приятно. Мне кажется, что искусство в парках — это такой правильный способ соединить людей с искусством. Потому что в музее они начинают сопротивляться в духе «я тоже так могу», или когда нарушаются их какие-то канонические представления, заданные контекстом. А в парке люди очень открыты, потому что искусство не влезает в их систему ценностей, и они воспринимают его как-то более открыто и с интересом. Читают внимательно таблички, всё рассматривают с желанием понять и рассмотреть. Парк — это правильное место встречи с искусством, откуда дальше людям будет, возможно, проще его воспринимать.
По маршруту «Малевич в лесу» доступен бесплатный аудиогид на платформе izi.TRAVEL.
Быть здесь
Другая большая выставка до 22 сентября проходит на трех локациях в районе Ленинских Горок в Подмосковье. Site-specific проект «Быть здесь» объединил более 40 работ современных авторов, студентов и выпускников Института современного искусства Иосифа Бакштейна. Работы расположились в недостроенном здании галереи на въезде в жилой комплекс «Южная долина», в прилегающей лесной ландшафтной зоне и на территории самого музея-заповедника «Горки Ленинские». Проект осуществлен при поддержке девелопера комплекса «Южная Долина» и частных инвесторов.
Куратор проекта и художница Вера Ершова так описывает цели проекта: «Нам было интересно воплотить мечту о художественной галерее в пригороде, на краю леса, где культурное и природное смогут взаимодействовать напрямую». В отличие от строго согласующихся с пейзажем объектов в парке Малевича работы художников здесь кажутся более экспериментальными, иногда острыми и злободневными, иногда легкими, иногда действительно студенческими, но из этого рождается ощущение разнообразия и бурления творческой мысли.
Главный вопрос, на который отвечают художники — что означает «Быть здесь»? Здесь — и в этом пространстве, локации на краю города и леса, здесь — означает и здесь и сейчас. Проект акцентирован на изучение и сохранение экосистемы окружающей территории, в которую входит река Туровка и липовый лес, увидеть который можно, буквально шагнув за границы законсервированного бетонного здания, которое стало своего рода арт-лабораторией для художников. В рамках выставки проходит обширная публичная программа с лекциями, перформансами, медиациями и поэтическими чтениями. Чтобы увидеть все объекты проекта и погулять по территории музея-заповедника, приезжать сюда лучше пораньше.
Начать лучше с бетонного здания, его вы не пропустите. На фасаде в зеркальном отражении завис вопрос «Все хорошо?» (работа Натальи Стручковой «?ошорох есв») Его можно обратить внутрь себя и соотнести с тем, что вы видите вокруг. Из проема гигантского окна выглядывает черный «рукав» работы Павла Зуданова «Темные структуры», которая внутри галереи заняла большую часть пространства, его длина 60 метров, а высота – 9. Павел делает такие гигантские черные надутые объекты, обращаясь к теме страхов, возрастающей неуправляемой тревоги и потерь, хрупкости и непрочности человеческой жизни. Ольга Божко с помощью мастерских «Своды» создала множество керамических шипов, похожих на зубы дракона, они задали пустым дверным проемам галереи тревожное звучание: безопасно ли пространство, в котором мы находимся, и что нас ждет, когда мы шагнем за порог — пропасть или спасение (работа «Про пасть»).
Анна Салимзянова создала гигантское соломенное солнце-шар («Теплообмен»), внутри которого бактерии генерируют тепло, а вязаные вещи на его поверхности это тепло удерживают. Юля Парфенова в работе «Воздушные перспективы: инквилинизм» увеличила до гигантского размера микроскопические водоросли диатомеи, жизненный цикл которых завершен. Диатомеи являются одним из главных производителей кислорода на планете. В проекте «Путь реки» Оксана Виноградова размышляет о судьбе высыхающей реки Туровки, соединяющей заповедник «Горки», поселок и город.
Оксана Виноградова создала большое природное хранилище, вобравшее настоящие частицы леса — траву, цветы и ветви — и инсталлировала в него фотографии, отпечатки леса на металле, поставив вопрос о том, «где заканчивается наше ощущение ландшафта и начинается сам ландшафт» (работа Imprint). Анна Зайковская и Раиса Волкова соткали гигантский гобелен из травы, осенью обреченной на высыхание, и красных нитей, образующих настоящую кардиограмму здорового сердца в момент клинической смерти, обращаясь к теме круговорота рождения и смерти – сансаре (работа Samsara). Проект Galolbo «Прослушивание» предлагает зрителю сесть в кресло, словно он пришел в кинотеатр, но вместо экрана обратить внимание на лес, обрамленный проемом окна, как рамой, — какой жизнью он живет.
В этот лес мы и выходим из галереи. Надо сказать, что сам лес выглядит так, словно его специально создали, привезли и инсталлировали сюда — такое огромное количество старых, поваленных и очень живописных деревьев редко где встретишь одновременно. В лес мы входим как в другое измерение, портал в мир других существ и нечеловеческих агентов. Сразу на границе леса мы видим шары из пластиковых пакетов, один из которых уже начал свою угрожающую экспансию — эти кучи мусора созданы Елизаветой Алексеевой, ее работа «Летаргия» напоминает о забытье массового потребления, уничтожающего природное.
Продвигаясь глубже в лес, мы оказываемся перед самой заметной и масштабной работой здесь — это «Случайные встречи» Дмитрия Гутова. Художник увеличил традиционную подставку для кистей, превратив ее в большие традиционные П-образные ворота, встречающиеся на Востоке. Такие ворота маркируют границы священной территории, здесь они отделяют мир природного от человеческого, а символическое пространство от объектного. «Кисти олицетворяют ручное производство предметов искусства. В эпоху цифровизации эти инструменты художника постепенно превращаются в артефакты, лишенные практической функции, и тем самым приближаются к дереву, растущему в лесу». Гигантские раскачивающиеся и созданные руками человека деревянные кисти становятся частью пейзажа, возвращаясь в свою колыбель.
Неподалеку от этих ворот мы видим текстильную инсталляцию Саши Сорокиной «Соблазн»: яркие цветастые полоски ткани обвивают стволы деревьев, в их прорезях мы видим только небольшие фрагменты пейзажа. Это работа о соблазне «украшения красивого» и неуместном вторжении в естественное. Подсвечники, чашки и ложки с портретами Полины Крутовой из проекта «Сто лет одиночества» наоборот почти растворяются в корнях поваленных стволов и их можно даже не заметить. Эти объекты уже сами тронуты отпечатком времени, их происхождение неизвестно, и они выглядят так, словно их давно и случайно оставил здесь кто-то, кто потом исчез навсегда.
Из леса «Южной долины» мы доходим пешком до музея-заповедника «Горки Ленинские», где большая часть объектов расположена вокруг усадьбы. Ориентиром начала выставки служит зеркальный куб Веры Ершовой «Точка отсчета», рядом с которым можно заметить инсталляцию Светы Метсо «Здесь и сейчас». Подходя ближе к усадьбе, не пропустите мимикрирующие под настоящие грибы Анны Салимзяновой, оплетенные шерстью и шелком березы Светланы Калашниковой и работы других художников.
Подробности, карты объектов, расписание публичной программы и время работы экспозиции выставки «Быть здесь» — на сайте проекта.