Мастера магического реализма
Вторая половина двадцатого века подарила миру целую плеяду латиноамериканских писателей, чьи художественные произведения пополнили сокровищницу мировой литературы. Такие представители латиноамериканских стран, как писатели М.А. Астуриас, А. Карпентьер, А. Услар Пьетри, Г.Г. Маркес, Х. Рульфо, Ж. Амаду, К. Фуэнтес, Х.Л. Борхес, Х. Кортасар, Э. Сабато, М.Варгас Льоса, в своих произведениях создают совершенно новый художественный мир латиноамериканской действительности - действительности до сих пор еще не отображенной в латиноамериканской литературе. В мировом и отечественном литературоведении устоялась традиция определять творчество этих писателей как новое течение в литературах стран Латинской Америки – «магический реализм». К магическому реализму принадлежит и художественное творчество перуанского писателя второй половины двадцатого века Мануэля Скорса.
Появление нового течения в литературе
У истоков нового течения в латиноамериканской литературе стояли гватемальский писатель М.А. Астуриас и кубинский писатель А. Карпентьер – создатели «магического реализма». Венесуэльский писатель, эссеист и политик Артуро Услар Пьетри в своем эссе «Магический реализм» вспоминает о частых встречах и беседах со своими друзьями, Астуриасом и Карпентьером, во время их пребывания в Париже в конце двадцатых – начале тридцатых годов двадцатого века. Услар Пьетри подчеркивает заинтересованность писателей культурным наследием индейского и африканского населения своих стран. Сопоставляя европейские и латиноамериканские реалии, молодые писатели еще в Париже осознают, что "невозможно создать латиноамериканский художественный мир и отобразить латиноамериканские реалии во всей полноте, опираясь исключительно на европейские модели". Более того, писатели понимают, что "доселе не предпринималось никаких попыток отобразить латиноамериканскую действительность во всей ее полноте в художественной латиноамериканской литературе не предпринималось". Именно желание показать действительность латиноамериканского континента во всем его сложном многообразии - переплетении культур, взаимопроникающих и влияющих друг на друга, раскрыть латиноамериканское мироощущение, над которым постоянно довлеет история континента, его прошлое и настоящее – убеждает Астуриаса, Карпентьера, Услара Пьетри в "необходимости приподнять этот темный занавес, искажающий понимание латиноамериканской реальности, дабы создать литературу, способную отобразить доподлинную картину латиноамериканской действительности, латиноамериканского понимания и мироощущения".
Первые произведения в стиле магического реализма
Итак, в 1931 и 1947 году Услар Пьетри публикует романы «Алые копья» (Las lanzas coloradas) и «Путь в Эльдорадо». В 1933 году А. Карпентьер публикует роман «Экуэ Ямба-О!», а в 1949 году М.А. Астуриас и А. Карпентьер публикуют свои романы «Люди кукурузы» и «Царство Земное». Романы Астуриаса, Карпентьера и Услар Пьетри начинают новую страницу как в истории латиноамериканской, так и мировой художественной литературы. В отечественном и зарубежном литературоведении эти романы, а также и последующие романы и других латиноамериканских писателей, написанные во второй половине двадцатого века получают название «новый латиноамериканский роман». Своими романами Астуриас, Карпентьер и Услар Пьетри создают новое литературное явление, литературное течение, получившее благодаря одному из его основателей, Услар Пьетри, название «магический реализм».
Магический реализм: о чем он?
Итак, в литературе латиноамериканских стран рождается «новая повествовательная форма», новое течение «магический реализм». На чем же зиждется «магический реализм»? Российский литературовед, сотрудник Института мировой литературы им. А.М. Горького А.Ф. Кофман, рассуждая об истоках магического реализма в своей статье 2015 года «Истоки магического реализма в латиноамериканской литературе» мексиканскому журналу La Colmena, говорит о «трех, принятых в теории литературы, концепциях, возникновения течения «магический реализм» – фольклор и мифология индейского и африканского народа, европейский (французский) сюрреализм и «чудесная реальность» А. Карпентьера, понятие, предложенное писателем для понимания и отображения латиноамериканской действительности.
Действительно, основатели нового литературного течения уделяли огромное внимание в своих первых художественных работах (романах) индейским и африканским народам, населяющих многие латиноамериканские страны. История, фольклор и мифология этих народов проходят красной нитью первые романы Астуриаса, Карпентьера. Астуриас «возрождал и описывал латиноамериканскую действительность, невероятную и практически неизвестную». Роман Карпентьера «Экуэ Ямба-О!» «полон африканской магии и удивительной реальности». О важности обращения к индейскому и африканскому мышлению и мировосприятию говорит Услар Пьетри: «Унаследованные от трех культур (европейской, индейской и африканской) мифы и мироощущение крайне важны». О сосредоточенности латиноамериканских писателей магического реализма на культурах различных народах, составляющих латиноамериканскую нацию, говорит и советский и российский литературовед, сотрудник Института мировой литературы им. А.М. Горького В.Б. Земсков. «Путь «новых» романистов к истокам сходен. Сначала приобщение в Париже к авангардизму, затем возвращение к своей культуре, погружение в эпоху первоначал».
Относительно роли французского сюрреализма в возникновении «магического реализма», следует отметить, что здесь мнения специалистов в литературоведении расходятся. Например, А.Ф. Кофман говорит о Давиде Лангмановиче и Авроре Мауре Окампо, «для которых решающим оказывается тот факт, что основоположники нового латиноамериканского романа участвовали во французском сюрреалистическом движении во время их проживания в Париже» (Para ellos resulta decisive el hecho de que los iniciadores de la nueva novela latinoamericana, Carpentier y Asturias, participaron en el movimiento surrealista francés cuando residieron en París). Однако, Кофман не разделяет такую точку зрения – не смотря на свое знакомство с сюрреализмом латиноамериканских писателей, Кофман обращает внимание на то, что «латиноамериканские писатели полностью преобразовывали европейские открытия и взгляды в соответствии с реалиями собственной латиноамериканской культуры» (Adoptando los impulsos y descubrimientos europeos los transformaron por completo conforme a las exigencias de su propia cultura). Подтверждение слов А.Ф. Кофмана мы находим среди первых латиноамериканских писателей, творивших в русле магического реализма. Об увлеченности сюрреализмом латиноамериканских писателей говорит А. Услар Пьетри. Он допускает некоторое влияние сюрреализма на будущее творчество латиноамериканских писателей: «То было время бурного и креативного творчества в области французского сюрреализма, с большим любопытством читали мы манифесты Бретона и поэзию Элуарда и Десноса…но не для того, чтобы имитировать их или творить в области сюрреализма. Несомненно, сюрреализм оказал на нас некоторое влияние, а иначе и быть не могло». И тем не менее, А. Услар Пьетри отвергает обвинения литературных критиков в каком бы то ни было подражание сюрреализму или заимствованию его формул: «Со временем некоторые литературные критики видели в новом литературном течении простое заимствование сюрреалистических моделей латиноамериканскими писателями… но считать, что новое течение в латиноамериканской художественной литературе это тоже самое, что французский сюрреализм, означает совершенно не понимать, что такое сюрреализм или не быть знакомым c этим течением». Противопоставляет новое литературное течение латиноамериканской литературы и А. Карпентьер. В своем эссе «Об американской чудесной реальности» кубинский писатель сравнивает способы художественного изображения чудесной, фантастической реальности европейскими и латиноамериканскими мастерами. Чудесная, фантастическая реальность, которую создают европейские мастера (как писатели, так и художники), предстает неким цирковым трюком, фокусом, чем-то искусственным и нереальным. Европейский чудесный мир, созданный самими европейцами в своих работах), видится Карпентьеру «как плод жалких потуг». Мир этот, «созданный по принципу циркового фокуса, когда рядом оказываются предметы, в реальной жизни никак не сочетающиеся», противоположен латиноамериканскому чудесному миру, о котором пишут латиноамериканские писатели. Более того, Карпентьер, помимо обвинения европейских мастеров в «стремлении любыми средствами воссоздать мир чудесного» и использования «избитых формул», обвиняет их в неверии в собственное творение. «… для начала, дабы познать мир чудесного в ощущении необходима вера. … мир чудесного, когда его пытаются вызвать к жизни в безверии, как столько лет делали сюрреалисты, был и будет всего лишь литературным трюком, который, в конечном итоге, оказывается столь же малоинтересным». А в отличие от европейского подхода описания чудесной реальности, латиноамериканский подход основывается на естественном присутствии чудесной реальности в жизни народов Латинской Америки. Таким образом, получается, что та реальность, в которой живет латиноамериканский народ, выглядит в глазах представителя европейской культуры неким чудом, в то время как латиноамериканцы находят ее вполне естественной. «Во время моего пребывания на Гаити, где повседневно соприкасался с реальностью, которую можно определить как чудесная реальность. …Чудесная реальность вторгается на каждом шагу в жизнь людей. И в то же время мне думалось, что чудесная реальность во всей ее жизненности и жизнеспособности не составляет исключительной привилегии Гаити, а является достоянием Америки вообще». В одном из интервью М. А. Астуриас признается, что знакомство в Европе с сюрреализмом способствовало «обращению латиноамериканских писателей к своим истокам – не к европейскому, а индейскому, американскому началу». Другими словами, «опыт сюрреализма помог латиноамериканским писателям открыть себя, разбудил в них особое мироощущение и мировосприятие».
Столпы магического реализма: история, фольклор, мифология, этнос
Итак, те латиноамериканские писатели (М.А. Астуриас, А. Карпентьер, А. Услар Пьетри), которые стояли у истоков нового литературного течения в латиноамериканской литературе двадцатого века «магического реализма», единодушно заявляют, что обращение к истории не только своих стран, но и всего американского континента, пристальное внимание к фольклору, мифологии индейского и африканского народов сыграло одну из ключевых ролей в создании ими художественных произведений, романов, нового типа, позднее получивших название «новый латиноамериканский роман». Вместе с тем, писатели признают, что французский сюрреализм имел определенное влияние на их творчество, но подражание французским сюрреалистам ими полностью исключается. Даже наоборот, сюрреализм заставил их обратиться к собственной культуре, не придумывать искусственные фантастические образы подобно сюрреалистам, а искать фантастическое в обыденной, реальной жизни латиноамериканских народов. Любопытно, что, то самое фантастическое, чудесное, нереальное с точки зрения обыденного европейца, которое читатель встречает на страницах произведений латиноамериканских писателей магического реализма, «является не столько реальностью, латиноамериканской действительностью, сколько восприятием ее таковой». А для представителя латиноамериканской цивилизации оно (фантастическое, чудесное) покажется вполне нормальным, обыденным. А.Ф. Кофман приходит к очень важному выводу – «латиноамериканский писатель отражает реальность латиноамериканского региона, сравнивая ее с реальностью европейской, все время придерживаясь художественных норм двух культур – европейской и латиноамериканской». Получается, таким образом, что произведения латиноамериканских писателей магического реализма являют собой некий «постоянный диалог двух цивилизаций – европейской и латиноамериканской. В поисках корней магического реализма, А.Ф. Кофман обращается к истории открытия континента, к эпохе Конкисты. Уже во время открытия нового континента и его завоевания появляется тема чудесного, фантастического. «В документах эпохи Конкисты ясно прослеживаются два основных компонента нового литературного течения (магического реализма). Первый компонент связан с неустанным противопоставлением двух реальностей, двух действительностей обоих континентов (евразийского и американского), второй компонент связан с оценкой американского мира, как необычной, чудесной реальности». Таким образом, «Америка предстает первыми европейцами, как земля бесконечных возможностей, где они надеятся найти все чудеса, о которых столько слышали или читали».
В чем же заключается особенность нового в латиноамериканской литературе течения магического реализма? Прежде всего, это обращение к собственным корням, собственной истории – тема открытия континента, его завоевания, его населения, смешения различных этносов. Обращение к фольклору и мифологии местного населения является еще одним столбом, на котором зиждется магический реализм. Традиции и религиозные представления индейцев и негритянского населения представлены во многих художественных произведениях магического реализма. Обращение к социально-политическим проблемам.
А как же бунтарский дух?
Кроме того, необходимо отметить еще одну особенность латиноамериканской художественной литературы магического реализма – ее бунтарский дух. В латиноамериканской литературе все противостоит правилам, канону, и пытается выйти за пределы установленных границ: огромное, таинственное пространство, чудесная, изумительная природа, чьи дожди длятся восемь лет, разрушительные, апокалипсические ураганы, герои, подобно окружающей их природе, любят нарушать правила».
В.Б. Земсков говорит о гиперболизации, как особенности стиля латиноамериканских творцов.
Еще одной особенностью нового латиноамериканского течения является отношение ко времени и пространству. В своей статье «1960-1970-е годы. «Новый роман» - новый тип художественного сознания» В.Б. Земсков для передачи особого отношения латиноамериканских писателей ко времени и пространству использует термин М.М. Бахтина – хронотоп. Земсков говорит о «латиноамериканском хронотопе или хронотопе латиноамериканского пограничья». «… латиноамериканская культура стремилась соединить Миф, Историю и Рацио в новом порядке, такие попытки были уже в ее истоках, генезисе. Рождение хронотопа латиноамериканского пограничья означало и открытие собственной истории, ее корней, предпосылок нового типа сознания».
Подводя итог обзора особенностям течения «магический реализм» в латиноамериканской литературе, представляется правильным использовать определение В.Б. Земского данное им роману «магического реализма»: «Роман магического реализма – это буквально открытая взору модель латиноамериканской культуры в целом».
Разбор лучших образцов магического реализма в следующих статьях.
