Наташа не сетовала на дорогу, ведущую к их деревне, она просто ездила по ней туда и обратно, мастерски огибая колдобины, и напряжённо, в ниточку, сжимала губы в труднопроходимых местах. Наташа не жаловалась на отсутствие у них хорошего магазина, она просто составляла список продуктов, собирала ещё заказы с соседок и снова садилась в машину, чтобы ехать в город. Наташа не спрашивала: «Когда, в конце концов, у нас организуют амбулаторию?», она сажала каждую заболевшую бабушку в машину и везла ее в городскую больницу, предупреждая пассажирку в самых опасных местах дороги: «Осторожно, проезжаем ямку!».
Бабушки в деревне болели часто. Нынче занемогла Анна Васильевна: «Слабость, Наташенька, на меня напала, такая тяжелейшая слабость». Наташа, не откладывая, записала Анну Васильевну в городскую поликлинику на приём к терапевту Игорю Анатольевичу Копосову на понедельник.
В понедельник утром Анна Васильевна стояла у ворот собравшейся на линейку первоклассницей: юбка светло-серая, шерстяная голубая кофта явно новая, ни разу не надеванная, в артритной руке – сумочка. В высокую Наташину машину старушка запрыгнула очень бойко. Сумочкой, телом и левой ногой. А с правой вышла заминка – она никак не затаскивалась. Наташа подошла к Анне Васильевне, обхватила обеими руками за щиколотку ее ногу, с усилием согнула в колене, чуть толкнула вверх и разместила в салоне возле левой.
– Так удобно?
– Хорошо.
Тронулись. Смущенная непослушанием своей правой ноги, Анна Васильевна попыталась отвлечься и строго спросила:
– Копосов-то хоть хороший врач?
– Отличный! Из наших терапевтов самый лучший.
– Это хорошо.
В дороге, поглаживая рукой край серой юбки и грустно водя бледно-васильковыми глазами по сторонам, Анна Васильевна подробно рассказала Наташе, когда и как на неё напала немочь. Наташа не слушала, она напряжённо крутила рулём, сжимая губы в ниточку и ругаясь на себя страшными словами, если попадала колесом не туда. Но вслух она говорила только «Держимся! Здесь ямка!» и больше ничего.
Копосов действительно был хороший врач. Наташе он нравился. Немногословный, конкретный дядька.
– О, снова рядновцы мои приехали! – протянул Игорь Анатольевич, увидев в дверях кабинета Анну Васильевну и Наташу.
– Здрасьте-здрасьте! Да-а, это опять мы, – бодро откликнулась Наташа, оставила пациентку врачу и ушла в коридор ждать.
Времени прошло много, а приём все не заканчивался. Странно. Потом в коридоре показалась заведующая отделением Мартынова. Она быстро прошла мимо Наташи в кабинет к Копосову. Потом ещё одна врач выскочила из своей двери и почти бегом устремилась туда же.
«Все плохо, видимо», – подумала Наташа и почувствовала, что начинает волноваться. Приёма у терапевта ожидало ещё несколько человек. Но, против обыкновения, никто не возмущался задержкой, все поняли: у Копосова на приёме тяжёлый случай.
Врачи, однако, на консилиуме пробыли недолго, вышли довольные, улыбались. «Ну может, все ещё и не так плохо», – понадеялась Наташа.
Через пару минут Копосов позвал её в кабинет. Он всегда так делал, когда Наташа привозила бабушек: рассказывал, что за диагноз, какие обследования данной конкретной бабушке нужно будет пройти, какие лекарства выписаны и как их принимать.
Она вошла. Копосов был суров лицом. Сказал:
– Давай садись.
У Наташи внутри противно ухнуло. Она села.
Анна Васильевна оказалась прямо напротив нее, возле доктора. Ее бледно-васильковые глаза смотрели растерянно.
Копосов, глядя в свою запись в карте, начал говорить:
– Так... Пациентка: Хлыстова Анна Васильевна. Возраст: девяносто один год. Жалобы: предъявляет жалобы на сильную слабость.
Копосов коротко глянул на Анну Васильевну. Та удрученно моргнула тонкими, как у голубя, бледными веками без ресниц. Врач продолжил:
– Слабость выражается в следующем: подоив двух коров и принеся два семилитровых подойника с молоком в дом, пациентка не может, – здесь он нажал голосом, – не может поднять их разом на стол...
– А раньше-то всегда могла, – вставила торопливо Анна Васильевна и снова моргнула.
– А раньше всегда могла, – повторил за ней Копосов.
Потом он выразительно посмотрел на Наташу, помолчал и объявил:
– Так вот. Вердикт неутешительный!
Дальше протянул по слогам:
– Э-то не ле-чит-ся!
Анна Васильевна заволновалась:
– Так что же... делать-то?
–Медицина здесь бессильна! – отрезал Копосов. – Поэтому придётся смириться: оставлять ведра на полу и черпать из них молоко ковшом или… или поднимать по одному... Тут выбор за вами.
Доктор замолчал. Повисла пауза. Наташа смотрела на Копосова. У того внутри бродила улыбка. Сначала она попыталась толкнуться в губы, но врач держал их плотно сомкнутыми. Тогда улыбка бросилась в глаза и стала искриться наружу сквозь зрачки. Наташа свела губы в ниточку, опустила глаза и спросила:
– А других жалоб что – нет?
Копосов отрицательно покачал головой:
– Только про подойники и другой тяжелый физический труд. Я вам назначил анализы и кардиограмму – для обследования. С ведрами это не поможет...
Тут он обратился к Анне Васильевне, говоря чуть громче:
– С ведрами, говорю, не поможет. Но общую картину посмотрим. Анна Васильевна, вы у нас, так сказать… крайне редкий случай, и я бы не отказался иметь таких побольше. Так что вы это… берегите себя!
У машины они опять возились с ногами: общими усилиями согнули их одну за другой в коленях и разместили в салоне. Тронулись. Анна Васильевна, разочарованно поводив бледно-васильковыми глазами по сторонам, сказала Наташе:
– Ну вот, а ты говорила, хороший доктор.
– Так а чем он плох?
Анна Васильевна отвела взгляд в окно и обронила:
– Несерьезный.
На обратном пути Наташа мало следила за дорогой, объезжала колдобины на автомате, как придется. Она часто поглядывала на свою пассажирку, чувствуя в себе желание поговорить. Но старушка сидела тихо, задумчиво и отстраненно, словно мир сегодня очень удивил ее и она хотела это осмыслить.