Охотники за сухпайками.
(Рассказ из армейских будней)
Всякий раз, когда я ностальгически вспоминаю свою службу в армии, в моей памяти невольно всплывает тот весьма неординарный случай, который произошел со мной, и который, в случае получения огласки, как я подозреваю, мог губительно отразиться на моей дальнейшей судьбе, за что можно было легко схлопотать дисциплинарное наказание. Но я успокаиваю себя тем, что служба в армии не была бы таковой без своих забавных армейских историй.
Дело это было зимой девяносто третьего, в пору, когда к завершению подходил второй год моей службы. Я служил в артиллерийском дивизионе, входивший в состав гвардейского стрелкового полка, а потому погоны у нас были цвета красного, и только перекрещенные стволы орудий в петлицах подчеркивали нашу принадлежность к старинному роду войск. Полк дислоцировался в населенном пункте Калининец, что в Нарофоминском районе. Очевидно происхождением своего названия поселок обязан некогда «всероссийскому старосте» Михаилу Калинину. За бетонными панелями забора гарнизона белели незаконченные стройкой многоквартирные дома микрорайона, имевший своеобразное аббревиатурное сокращение - КЭЧ (квартирно-эксплуатационная часть). Забор в нескольких местах зиял дырами, ими пользовались даже офицеры, таким образом сокращая свой путь к дому и обратно. А потому, проникнуть на территорию полка в форме военнослужащих посторонним людям не составило бы труда, как и любому из нас покинуть территорию части, предварительно переодевшись в гражданскую одежду.
Тогда, из-за большого не до комплекта личного состава артдивизиона, мне, как и другим сослуживцам, приходилось через день заступать в суточный наряд: не то в караул, не то дежурным по дивизиону.
Согласно армейскому уставу в помощь дежурному под его начало и для наведения чистоты в расположении назначались двое дневальных. В дневное время они делили поровну часы на «тумбочке» (место напротив входной двери в казарму), а ночью шли отдыхать по очереди, то бишь по четыре часа.
И вот в один из дней в оружейную комнату дивизиона поместили под сохранность небольшие серые картонные коробки квадратной формы. Их содержимое было знакомо всем, это были солдатские сухпайки. Каждая такая коробочка хранила в себе суточный рацион питания бойца из консервов, чая, сахара и галет. Коробок было довольно таки много, порядка шестидесяти штук. И всю эту сложенную горку мы невольно наблюдали, всякий раз проходя мимо зарешетчатой оружейной комнаты.
Уже по прошествии много времени, в наши дни, мне пришлось рассматривать современный набор сухпайка. Плотно запаянный в пленку с перечнем входящего в его состав содержимого, он не сильно отличался от тех, что были тогда, в мое время.
Но для чего их туда поместили? Да еще в таком количестве. Этот вопрос не давал покоя всему дивизиону. Но вскоре выяснилось, командир третьей батареи капитан Клоков был назначен в командировку для сопровождения устаревшей боевой техники на один из оборонных заводов страны. Убыть ему надлежало в сопровождении небольшой группы бойцов артдивизиона. Становилось понятным, что таковыми будут только бойцы его батареи. Остальные могли только молча завидовать счастливчикам в том, что смогут, пусть хоть и на время, покинуть осточертевшие стены родной казармы.
И пока шла их подготовка к ближайшей командировке, капитан Клоков каждый раз строжайше указывал мне, как заступающему в наряд дежурному по дивизиону, мол смотри, не дай боже хоть одна коробка пропадет.
Но сперва для неслужилых поясню, что представляла собой «оружейка» в целом. Так называли помещение для хранения боевого оружия, стоявшего в деревянных шкафах-пирамидах, в нашем случае легендарных «Калашей», снаряжения и боеприпасов к ним, то бишь подсумков для магазинов с патронами. Комната закрывалась на решетчатую металлическую двухстворчатую дверь и запиралась на два замка: внутренний и навесной. В свою очередь, навесной навешивался на металлическую шину. Но еще помимо этого, «оружейка» ставилась на сигнализацию, которая включалась и отключалась изнутри комнаты. Она же визгливо срабатывала при открытии ее дверей.
Ключи от оружейной комнаты были только у дежурного по дивизиону и передавались при заступлении в наряд. Поэтому, никто, как дежурный, мог иметь возможность открыть ее. Но открывать без надобности строго запрещалось. Перед открытием «оружейки» надлежало по внутренней связи отзваниваться в штаб полка и ставить дежурного по полку в известность, ибо сигнализация была выведена как раз в штаб. Так делалось, когда требовалось выдать оружие для караула либо для его чистки, либо при сдачи-приема дежурства по дивизиону, но все это в присутствии офицеров дивизиона. Вынести в это время коробочку с сухпаем было не возможным.
И вот в одну из ночей моего утомительного дежурства по дивизиону, мне в голову пришла идея как можно легко извлечь из оружейной комнаты одну коробочку сухпайка. Я заметил одну деталь. При открывании решетчатой двери «оружейки», ее сигнализация срабатывала не сразу, при небольшом открывании двери она молчала. Получалась узкая щель, в которую мог пролезть только тонкий. Как раз мое худое телосложение и позволяло это сделать. А дальше дело техники. Проникнув внутрь, отключаешь сигнализацию и все - «оружейка» полностью в моем распоряжении. Конечно, все это проделать можно было только ночью. Я даже придумал название для своей операции - «Охота за сухпайками»!
Своим планом я решил поделиться с друзьми-однополчанами, с теми кому мог довериться сполна. Их у меня было двое: Прохор и Санек. И мы были одного призыва. Мою идею они поддержали. У всех нас, уставших от однообразной армейской пищи, которой сурово пичкали нас в полковой столовой, возникло сильное желанием полакомиться содержимым сухпайка. Но еще Прохору и Саньку очень хотелось посмотреть, как я намерен это все проделать. И вот, после отбоя, когда в казарме все угомонились, мы втроём собрались для выполнения задуманного.
Предусмотрительно двери в расположение казармы я закрыл сразу после отбоя - таков порядок. Я быстро распределил роли каждому из нас: Прохор стал на «шухере», так на всякий случай, вдруг кому-то вздумается встать после отбоя. Саньку я определил место быть возле дверей, следить, чтобы они не открылись больше положенного, и, удерживать пока я не отключу сигнализацию. Дальше можно было только включать секундомер.
Сперва я открыл навесной замок и с осторожностью отложил в сторону шину. Затем вставил во внутренний замок длинный ключ и двумя его оборотами открыл решетчатую дверь. Теперь нужно быть крайне осторожным. Потихонечку я потянул дверь на себя и отвел ее на условленное расстояние. В это время мой напарник стал придерживать ее снаружи, чтобы она не открылась больше дозволенного и (не дай боже!) сработала сигнализация. Я боком протиснулся в образовавшийся узкий проем и поспешил к выключателю сигнализации. Щелк!
Фух! Теперь за нее можно не переживать. Но на все про все время у нас было ограничено. В любую минуту в казарму мог заявиться ответственный офицер. И тогда нам несдобровать, в особенности мне, как дежурному по дивизиону. Но, как говорят, кто не рискует, тот не пьет шампанское.
Итак, с учетом всех предосторожностей, мы проникли в оружейную комнату. Коробки с сухпайками лежали аккуратной кучкой в углу помещения. Сам коробок был небольшой формы и в местах швов был скреплен обычными канцелярскими скобами, загнутыми внутрь. Сначала хотели взять из кучи один коробок сухпайка, но тогда как раз одного бы и не хватило. Пусть не сразу, но рано или поздно при пересчете это выяснилось. Решили поступить иначе: достать из одного «сухпайка» одну консервной банку с кашей, из второго - еще банку, их третьего - сахар и пакетики с чаем, а из четвертого - сухари или галеты. Не важно что. Что будет.
Инициативу изъятия содержимого «сухпайков» я взял на себя. С особой аккуратностью я взял коробок сухого пайка. На приклеенной к нему этикетке было указано содержимое пайка, знакомое нам наизусть. Три консервы каша с мясом, галеты, чай в одноразовых пакетиках, сахар-песок тоже в пакетике. Был еще сухой спирт и металлическая пластинка, которая складывалась для разогрева каши. Швы на коробке были скреплены большими металлическими скобами, какими обычно скрепляли по середине ученические тетрадки, на небольшом расстоянии друг от друга. Сами скобы легко разгибались в обе стороны и также сгибались, но в нашем случае их концы уходили внутрь коробка. Поддев кончиком штык-ножа я вынул одну скобу, затем еще одну и следующую за ней: ровно столько, чтобы из коробка могла вылезть жестяная банка с кашей. Затем ловким движением я вскрыл второй коробок, и банка вывалилась мне в ладонь. В итоге, мы изъяли три банки с кашей, по пакетику чая, и сахара, и несколько галет на пробу.
Оставлять вскрытыми коробки было нельзя. Собранные на ладонь скрепки, я по-очереди вставил в старые отверстия в коробке, и как смог поджал их пальцем, чтобы они сомкнулись внутри. Несмотря на предпринятые усилия, скрепки не сидели так плотно, как было изначально. Визуально в руках не сильно заметно, но заводское состояние им было уже не вернуть.
Распихав «изъятое» по своим карманам, мы с Саней поспешили покинуть «оружейку», и я быстренько проделал те же действия в обратном порядке.
Конечно, теперь нам надлежало найти местечко для уединения. Таковым стал кабинет начштаба, он не был закрыт на ключ, так как дежурному наряду к утру предстояло навести в нем уборку.
Из двух станочных лезвий, пары спичек и ниток мы смастерили устройство для кипячения воды в кружке, заменившее нам бытовой кипятильник. Тут следует отметить, что служба в армии полна всякого рода подручными изобретениями, о коих никто из нас никогда не знал, пребывая на «гражданке». При помощи имевшегося у меня штык-ножа мы вскрыли банки с кашей, заварили чай и принялись уплетать добычу, в душе радуясь своему нехитрому ужину.
Каждый вспоминал свой дом, «гражданку», и конечно же девушек - тех, что нас ждали с армии. Ах как нам хотелось, чтобы так было на самом деле!
Так мы, втроем, скоротали мое дежурство. Но желание полакомиться сухпайком, возникло и в другой день дежурства, а потом еще и еще. Сколько вечеров подряд мы проникали в «оружейку», я уже сбился со счету. Вскоре я проникал в оружейную комнату за считанные секунды, и, также быстро покидал ее уже с набитыми карманами. Нам стали попадаться коробки, которые вскрывались ранее. А некоторые из них даже оставались наполовину пустыми.
Но однажды, с подъемом, мы к своему великому сожалению обнаружили, что «сухпайков» в «оружейке» не стало. Для нас стало новостью, что капитан Клоков, взяв пятерых бойцов из своей батареи, все же убыл в свою долгожданную командировку, как поговаривали, на Урал.
Но время шло, текла на убыль и наша армейская служба, приближая нас к дембелю. А спустя неделю мы уже забыли обо всем, как ничего и не бывало.
Наверное прошел месяц, как в казарме вновь появился капитан Клоков. В тот день я стоял в наряде дежурным по дивизиону. Увидев меня, он шагнул в мою сторону. Своим пронзительным взглядом он осмотрел меня с шапки до сапог, и сквозь зубы протягивая слова, процедил:
- Я знаа-ю, это твои-их рук дело.
- Вы про что, товарищ капитан? - сделав ему изумленные глаза, произнес я.
- Что ты мне здесь дурака корчишь! Признавайся, ты в коробки лазил!? - кивком головы он указал в сторону оружейной комнаты, на место, где когда-то лежала гора картонных коробков с сухпайками.
- Я никуда лазил, товарищ капитан, а что случилось? - признаваться было не в моих правилах, поскольку признание в содеянном было смерти подобно. Но во мне внезапно поселилась тревога.
Если кто и видел нас, то кто? Я почувствовал, как учащенно забилось в моем груди сердце, а во рту сделалось сухо. Устрой мне сейчас тут же полиграф, моя ложь сразу бы выскочила наружу. Но к моему счастью, в то время о нем еще не знали. Единственное, в чем я не сомневался, так это в своих друзьях-сослуживцах. Даже если Клоков успел их первыми встретить, они ни за что не указали бы на меня.
Ничего от меня не добившись, Клоков пошагал прочь. Внутри отлегло, и я внутренне порадовался за себя, что не сдрейфил и не сознался.
Так закончилась эта история с охотой за сухпайками.
Читатель спросит меня, ну и что в этой истории такого, чтобы вообще о ней рассказывать? Стыдно должно быть!
Сначала я тоже так думал, хотя стыда своего в этом ничуть не испытывал. Не ради шкоды своей мы полезли за сухпайками, а от того, что нашим молодым организмам жрать сильно хотелось, причем постоянно. Трехразовое питание в полковой столовой было отнюдь не очень. Читаешь висевшее на входе меню: каша с мясом, каша с рыбой. Подпись, печать, все как положено. Но когда садишься за стол, понимаешь, что на обед перловка, на ужин пшенка либо горох, все без мяса. И так постоянно. Вся каша на воде, воин, а про мясо или рыбу - забудь! Меню - это просто бумага, а бумага, как известно, все стерпит.
И как тут было нам устоять, когда совсем рядом, за решеткой в «оружейке», лежит сваленная на пол еда. Я думаю, что другие комментарии здесь излишни!
Лишь спустя четверть века после этой истории, в пору, когда я разменял пятый десяток своих лет, я понял насколько чревато опасным была наша охота за сухпайками. Тогда никто из нас не знал, что это было время, когда внутри страны разгорались криминальные разборки уголовных элементов, которые нередко заканчивались перестрелками между собой. Не знали о появлении особой касты людей, живущих среди других, но не как все, а по каким-то своим выдуманным «понятиям». Людей, породивших новые опасные виды преступлений, кои еще не были вписаны в уголовный кодекс. Как и не знали, что всего в нескольких километрах от нашей части, в провинциальной Апрелевке, в роскошном особняке за высоким забором нервно попивал голландский спирт «Royal» один из авторитетов московского криминального мира, «вор в законе», тридцати семи лет отроду - Валерий Длугач, прозвищем Глобус. Был он нрава беспредельного с чувством вседозволенности, мот и транжира чужих денег.
В те годы Апрелевка - маленький городишка между Москвой и Нарофоминском, в нем шестнадцать тысяч населения. От него до Калининца рукой подать, всего тринадцать километров, но это если по шоссе. Напрямик выходило все шесть. И оба этих пути неизбежно вели к дислокации нашего полка.
Для усиления своих позиций в криминале группировка Глобуса нуждалась в оснащении оружием. Знал бы он какой слабой была укрепленность оружейной комнаты в казарме, то наверняка бы предпринял на нее бандитский налет. А это полсотни стволов АК-74 и АКСУ.
Теперь мне остается только гадать, почему в то тревожное время для нас все прошло тихо и спокойно. Может Глобус не владел обстановкой по гарнизону и не решался на дело, боясь получить вооруженный отпор? А возможно от этого нас спасло то, что весной того же года пуля наемного киллера поставила точку в его бесшабашной жизни.
Но живя своей солдатской жизнью, мы об этом ничего не знали, по ночам лазили в «оружейку», потрошили чужие сухпайки, и думали только о своем приближающемся и неминуемом "дембеле".
Июнь 2020