Картина называется «Натюрморт с графином». И действительно, графин, взятый удивительно точными, энергичными мазками — персонаж, привлекающий внимание, уверенный в том, что именно он—главное действующее лицо полотна. Не ведая сомнений, он вбирает в себя свет, преломляя в стеклянных боках солнечный луч или игриво жонглируя электрическим светом. Словно старший мастер, подбоченясь и не без гордости, соседствует он с подмастерьем — маленькой стекляшкой, стаканчиком. Показывает, красуется. Вот как я умею, поймал солнце, я сам-солнце!
И что ему, светоносному, это черное пятно, эта клякса на скатерти, черная матовая пепельница! Но чтобы ее уравновесить, нужна тень. Тень, падающая от кувшина... А по ободку круглой пепельницы бегут блики, будто даже не темнее тех, что на стекле...
Напряженный диалог предметов весьма интересен, но зрителю, который видит весь натюрморт целиком, очевидно, что главное действующее лицо—скатерть. Пылающая, самодостаточная, дерзкая в своем петрово-водкинском ракурсе, она пламенеет пафосом знамени, романтикой молодости, силы и борьбы.
Этот натюрморт был написан на любимой художником Академической даче, Копытцева называла его " председательский натюрморт".
Дело в том, что только у председателя местного колхоза был телефон, все к нему ходили, чтобы позвонить. И Майя Копытцева как-то зашла. И взглядом художника сразу выхватила острый кусок реальности, тот, который, быть может, соответствовал её настроению в тот момент. А настроение у неё бывало разное, и часто — далёкое от елейной нежности. Недаром супруг, Анатолий Левитин, преданно любивший и много писавший свою Майю, одному из ее портретов дал в скобках второе название, "Копытцева сердится". Глядя на этот портрет и на председательский натюрморт, вряд ли кто-нибудь скажет, что натюрморт— это мертвая натура, настолько красноречив и ярок в нем характер автора.
