В начале октября в своем финском далеке, оторванный от Питера и лишенный какой бы то ни было связи с ЦК партии, Ленин почувствовал неладное. И в этот момент впервые в голове у него пронеслась мысль о коварстве Якова Свердлова. Наконец, не выдержав, Ленин в отчаянье пишет в Заграничное бюро ЦК: «Сие письмо я пишу лично от себя, ибо ни просить ЦК, ни даже снестись с ним не имею возможности…». Он напирал на то, что назревший в стране кризис создает благоприятную возможность для взятия власти большевиками. В сентябре эта идея Ленина не нашла поддержки у членов ЦК. Однако он узнает, что на 10 октября Свердлов с Троцким назначили заседание ЦК РСДРП(б). И Ленин решается на авантюрный шаг – нелегально пробирается в Петроград.
Однако Свердлов не собирался выпускать из своих рук бразды правления теперь уже не только партией, но и всей ситуацией в целом.
Набережная реки Карповки. Здесь, в шестиэтажном доме, в комнате, окно которой задрапировано темным одеялом, собрались двенадцать человек. Со стены на собравшихся смотрят портреты поэта гнева и печали, боли и ненависти — Некрасова, и рядом с ним строгий и язвительный Салтыков-Щедрин.
За тяжелым дубовым столом Свердлов, председательствующий на историческом заседании Центрального Комитета партии. Это первое после июльских дней заседание ЦК с участием Ленина.
Наступил час исторического решения.
Все фактические данные о положении на важнейших участках революции были сосредоточены у Якова Михайловича. Он доложил Центральному Комитету о положении на Северном, Западном, Румынском фронтах. На Северном фронте готовится какая-то темная история с отходом войск. В Минске назревает новая корниловщина. Революционный гарнизон Минска окружают казачьими войсками. Между штабами фронтов и ставкой ведутся подозрительные переговоры. Революционно настроенные артиллерийские части загнаны в пинские болота.
Как видно, Свердлову было известно о стягивании к Минску частей Кавказской кавалерийской дивизии, ударных батальонов, частей польского уланского полка. Но известно ему также и то, что план разоружения большевистских войск провалился.
– Приезжали представители некоторых армий Северного фронта, которые утверждают, что на этом фронте готовится какая-то темная история с отходом войск вглубь, – докладывал Свердлов. На сей раз он говорил тихо, размеренно, но его четко поставленная дикция позволяла остальным прекрасно слышать его. – Из Минска сообщают, что там готовится новая корниловщина. Минск, ввиду характера гарнизона, окружен казачьими частями. Идут какие-то переговоры между штабами и Ставкой подозрительного характера. Ведется агитация среди осетин и отдельных частей войск против большевиков. На фронте же настроение за большевиков, пойдут за нами против Керенского. Никаких документов нет. Они могут быть получены, если захватить штаб, что в Минске вполне возможно технически. При этом местный гарнизон может разоружить все кольцо войск. Вся артиллерия загнана в Пинские болота. Товарищи из Минска могут послать корпус в Петроград для помощи в восстании.
Наконец, дошла очередь и до Ленина, выступившего с докладом о текущем моменте. Ленин охарактеризовал международное и внутреннее положение страны, указал на рост крестьянского движения, на пагубность тактики ожидания Учредительного собрания, на планы сдачи Питера немцам.
– Товарищи! Я считаю архиважным констатировать тот факт, что с начала сентября замечается какое-то равнодушие к вопросу о восстании. Между тем это недопустимо, если мы серьезно ставим лозунг о захвате власти Советами. Поэтому давно уже надо обратить внимание на техническую сторону вопроса. Теперь же, по-видимому, время значительно упущено. Тем не менее, вопрос стоит очень остро, и решительный момент близок. Положение международное таково, что инициатива должна быть за нами. То, что затевается со сдачей до Нарвы и сдачей Питера, еще более вынуждает нас к решительным действиям. Политическое положение также внушительно действует в эту сторону. 3—5 июля решительные действия с нашей стороны разбились бы о то, что за нами не было большинства. С тех пор наш подъем идет гигантскими шагами. Абсентеизм и равнодушие масс можно объяснить тем, что массы утомились от слов и резолюций. Большинство теперь за нами. Политически дело совершенно созрело для перехода власти. Аграрное движение также идет в эту сторону, ибо ясно, что нужны героические силы, чтобы притушить это движение. Лозунг перехода всей земли стал общим лозунгом крестьян. Политическая обстановка, таким образом, готова. Надо говорить о технической стороне. Между тем мы, вслед за оборонцами, склонны систематическую подготовку восстания считать чем-то вроде политического греха. Ждать до Учредительного собрания, которое явно будет не с нами, бессмысленно, ибо это значит усложнять нашу задачу. Областным съездом и предложением из Минска надо воспользоваться для начала решительных действий.
Свет висячей лампы под белым абажуром падает на листок разграфленной в клетку бумаги, на котором четким ленинским почерком написано: «Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы (съезда Советов Северной области, вывода войск из Питера, выступления москвичей и минчан и т. д.)».
Десять членов Центрального Комитета голосуют за эту резолюцию, два — Каменев и Зиновьев — против. Итак, решение принято.
Тотчас же по окончании заседания Свердлов отозвал в сторону одного из его участников — Александра Захарова, одного из организаторов боевой дружины в Мотовилихе в 1906 году, а затем они вместе одно время сидели в пермской тюрьме. С февраля до июля 1917 года Захаров был комендантом дворца Кшесинской, затем два месяца сидел в тюрьме по приказу Керенского.
— Поедешь на Урал, в Екатеринбург, — коротко сказал Свердлов.
На следующий день Захаров уже сидел в вагоне поезда. В рукаве его шинели была зашита резолюция ЦК от 10 октября и письмо Свердлова с наказом поддержать Петроград.
С такими же наказами Свердлов отправил посланцев ЦК в другие районы страны.
Специально для захвата власти на этом же заседании был создан Военно-революционный центр, в состав которого вошли Бубнов, Дзержинский, Сталин, Урицкий и, разумеется, Свердлов. В этом качестве он тут же занялся подбором нового (своего) состава Петроградского Военно-Революционного комитета (ВРК), прежних членов которого усылает руководить восстанием в провинциях.
Для укрепления ВРК Свердлов вводит в состав своих старых друзей-соратников, испытанных боевиков по Нижнему Новгороду и Екатеринбургу Ивана Флеровского, Филиппа Голощёкина, Петра Быкова и других известных ему большевиков; кроме того, он подобрал и послал в части Петроградского гарнизона и на промышленные предприятия 51 комиссара ВРК. Разумеется, и Ленин, и Троцкий также вошли в состав ВРК, а возглавил Военно-революционный комитет (Свердлов пока старался по возможности особо не выпячиваться) некто Павел Евгеньевич Лазимир, на тот момент левый эсер, который не только разработал «Положение о ВРК», но и готовил все доклады о формировании этого органа. Основным предлогом для формирования ВРК стало возможное наступление немцев на Петроград, либо повторение Корниловского выступления. Уже 16 октября председатель Петросовета Троцкий приказывает выдать красногвардейцам пять тысяч винтовок.
Сам же Троцкий ездил агитировать за большевиков и вооруженный переворот в петроградские полки. А агитировать он умел.
– Советская власть уничтожит окопную страду. Она даст землю и уврачует внутреннюю разруху. Советская власть отдаст всё, что есть в стране, бедноте и окопникам. У тебя буржуй две шубы — отдай одну солдату. У тебя есть теплые сапоги? Посиди дома. Твои сапоги нужны рабочему…
Зал был почти в экстазе. Казалось, что толпа запоет сейчас без всякого сговора какой-нибудь революционный гимн…
– Предлагаю принять резолюцию: за рабоче-крестьянское дело стоять до последней капли крови… Кто за?
Тысячная толпа, как один человек, вздернула руки.
– Пусть ваш голос будет вашей клятвой поддерживать всеми силами и со всей самоотверженностью Совет, который взял на себя великое бремя довести победу революции до конца и дать людям землю, хлеб и мир.
Однако не все вожди большевиков были согласны с вооруженным восстанием.
Свердлов тоже не сидел, сложа руки. Если Троцкий занимался военными, то Свердлов взял на себя агитацию среди рабочего брата.
Центральный Комитет начал готовить вооруженное восстание. По поручению ЦК Яков Михайлович вызвал представителей партийных комитетов заводов, партийных организаторов районов столицы, отрядов Красной гвардии.
Среди вызванных были и представители большевистской организации Путиловского завода — старый рабочий Швецов, заместитель председателя завкома Богданов.
Свердлов стал расспрашивать путиловцев. Как поставлена боевая подготовка на заводе? Сколько отрядов Красной гвардии? Как с вооружением, сколько в отрядах винтовок, научились ли рабочие-красногвардейцы использовать артиллерийские орудия, есть ли среди них настоящие артиллеристы?
Богданов и Шевцов смущенно переглядывались.
– Мы, товарищ Свердлов, не можем сразу ответить. Ведь главное внимание и силы мы отдаем агитации.
– Недалекий у вас прицел, товарищи, — заметил Свердлов. — Давно уже прошло время одной агитации и разговоров. Нужны действия, нужна тщательная подготовка восстания. А вы как будто в стороне от этого дела. Путиловскому заводу вдвойне не пристало отставать. Завод огромный и притом пушечный. Этого нельзя забывать. Нужно точно подсчитать свои силы, учесть всех способных сражаться.
Свердлов рассказал путиловцам о необходимости тщательно готовиться к восстанию. Провести победоносное восстание — это особое искусство, и относиться к восстанию нужно именно так — овладеть этим искусством. Он от имени Центрального Комитета партии поставил перед путиловцами задачу укрепления Красной гвардии, превращения ее в массовую, мобильную организацию, готовую в любой момент выступить с оружием в руках.
– Необходимо, товарищи, закрепить связи с солдатами и готовить их к совместному с рабочими выступлению за власть Советов.
Уже на следующий день после решения ЦК от 10 октября Зиновьев и Каменев передали Свердлову пространное письмо. Свердлов быстро пробежал глазами адресаты: Петроградскому, Московскому городскому и областному комитетам партии, большевистской фракции ЦИК, Исполкому Петроградского Совета, большевистской фракции съезда Советов Северной области… И все те же аргументы против восстания, то есть те, что были уже изложены на заседании ЦК: у большевиков в Учредительном собрании будут превосходные шансы, а вооруженное восстание оттолкнет от партии рабочий класс, армию, крестьянство…
Пройдет неделя после 10 октября, и на расширенном заседании ЦК Каменев желчно заметит, что за эту неделю ничего не было сделано и только испорчена та диспозиция, которая должна была бы быть.
– Недельные результаты говорят за то, что данных за восстание теперь нет, – заявил Каменев.
Свердлов, впрочем, ничего не ответил. У него был свой план. Он сначала встретился с некоторыми своими уральскими боевиками на квартире одного из них, бывшего сормовского рабочего Дмитрия Павлова, которого Свердлов перевел в Питер, а затем там же, на Сердобольской улице Выборгской стороны, по просьбе Ленина организовал ему встречу с руководителями уже официальной Военной организации большевиков – Николаем Подвойским, Владимиром Антоновым-Овсеенко и Владимиром Невским, которые рассказали Ленину о ходе подготовки вооруженного восстания.
– В Военно-революционном комитете не должно быть ни тени диктаторства Военной организации. При этом необходима тщательная военно-техническая подготовка восстания, архиважно обучить красногвардейцев тактике уличного боя и овладения оружием. Руководители, не знающие тактики уличного боя, погубят восстание, — говорил Ленин.
Но Каменев с Зиновьевым стояли на своем. Они вручили Свердлову письмо за подписью обоих, в котором вновь настаивали на несвоевременности вооруженного восстания.
Наконец, 18 октября в газете «Новая жизнь» было опубликовано заявление Льва Борисовича:
«Во вчерашней статье В. Базарова упоминается о листке, пущенном от имени двух видных большевиков против выступления. По этому поводу Л. Каменев сообщает:
Ввиду усиленного обсуждения вопроса о выступлении я и тов. Зиновьев обратились к крупнейшим организациям нашей партии в Петрограде, Москве и Финляндии с письмом, в котором решительно высказались против того, чтобы партия наша брала на себя инициативу каких-либо вооруженных выступлений в ближайшие дни. Должен сказать, что мне не известны какие-либо решения нашей партии, заключающие в себе назначение на тот или другой день какого-либо выступления. Подобных решений партии не существует. Все понимают, что в нынешнем положении революции не может быть и речи о чем-либо, подобном "вооруженной демонстрации". Речь может идти только о захвате власти вооруженной рукой, и люди, отвечающие перед пролетариатом, не могут не понимать, что идти на какое-либо массовое "выступление" можно, только ясно и определенно поставив перед собой задачу вооруженного восстания. Не только я и тов. Зиновьев, но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом.
Ни одна партия, и менее всего наша партия, внутри которой все больше сосредоточиваются надежды и доверие масс, не может не стремиться к власти, к тому, чтобы средствами государственной власти осуществить свою программу. Ни одна революционная партия, и менее всего наша партия, партия пролетариата, городской и сельской бедноты, не может, не имеет права отказываться, зарекаться от восстания. Восстание против власти, губящей страну – неотъемлемое право трудящихся масс, и в известные моменты – священный долг тех партий, которым массы доверяют. Но восстание, по выражению Маркса, есть искусство. И именно потому мы полагаем, что наша обязанность сейчас, в данных обстоятельствах, высказаться против всякой попытки брать на себя инициативу вооруженного восстания, которое было бы обречено на поражение и повлекло бы за собой самые гибельные последствия для партии, для пролетариата для судеб революции. Ставить все это на карту выступления в ближайшие дни – значило бы совершить шаг отчаяния, а наша партия слишком сильна, перед ней слишком большая будущность, чтобы совершить подобные шаги отчаяния».
Прочитав заявление, Свердлов поднял взгляд своих колючих глаз на Каменева:
— Значит, война? — спросил он.
— Нет, нет, — засуетился тот, — это только предостережение…
А еще более испугавшийся Зиновьев и вовсе открестился от этого заявления: мол, это не я, это полностью была инициатива Каменева.
А 20 октября вопрос о Каменеве и Зиновьеве рассматривает Центральный Комитет. Вот и пригодились письма Ленина. Свердлов прочитал эти письма к членам партии большевиков и в ЦК: «Я бы считал позором для себя, если бы из-за прежней близости к этим бывшим товарищам я стал колебаться в осуждении их. Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК, и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии».
Свердлову глубоко чужды попытки смягчить или, по крайней мере, отложить решение вопроса о Каменеве и Зиновьеве, ему важно окончательно утвердиться в роли вождя. Он с возмущением отвергает заявление Милютина, что «ничего особенно не произошло». Подчеркивая, что поступок Каменева ничем не может быть оправдан, Свердлов вместе с тем отметил, что ЦК не имеет права исключать из партии, имея в виду, что для рассмотрения вопроса о партийности членов ЦК нужно созвать Пленум Центрального Комитета.
– Решение ЦК по вопросу о выступлении состоялось. Я здесь от имени Центрального Комитета партии и никому не позволю отменять его решения. Мы собрались не для того, чтобы обсуждать принятое ЦК решение. Вопрос должен быть разрешен сейчас, — Свердлов словно рубил топором каждое слово. — Собрание достаточно авторитетно и должно дать ответ и на заявление Ленина, и на заявление Каменева о выходе из ЦК. Отставка Каменева должна быть принята.
Свердлов тут же собственноручно записал в протокол постановление ЦК: «Вменяется в обязанность Каменеву и Зиновьеву не выступать ни с какими заявлениями против решений ЦК и намеченной им линии работы».
Начался тот период, который больше всего нравился Свердлову – подготовка к захвату власти. Главное – не упустить момент и не дать себя обойти на вираже Ленину. А вот здесь Свердлов слегка недооценил старого революционера и подпольщика. Но понял он это не сразу.
В Смольном было установлено непрерывное дежурство членов комитета. Свердлов организовал связь Военно-революционного комитета с районными Советами и воинскими частями Петрограда и окрестностей. В Смольном находились сорок семь связных и посыльных кавалерийских и технических частей и флотских экипажей, готовые в любой момент вызвать свои части по приказу ВРК. В стол донесений поступали доклады из районов и частей о положении дел на местах. «Служба связи», организованная Свердловым, давала возможность Центральному Комитету партии и органам восстания зорко наблюдать за врагом и в нужный момент, в нужном месте бросить все силы для достижения победы.
Свердлов вел учет всех делегатов-большевиков, прибывавших в Петроград на II съезд Советов, и немедленно включал их в работу. 21 октября Центральный Комитет поручил Свердлову и Сталину руководство работой большевистской фракции съезда. На этом же заседании Ленину было поручено подготовить к съезду Советов тезисы по вопросам о земле, о войне, о власти, Свердлову — регламент работы съезда.
Назначение комиссаров в части гарнизона вызвало переполох в лагере законных властей. Командующий Петроградским военным округом полковник Полковников издал приказ не допускать комиссаров ВРК в части. Однако приказы командующего уже не исполнялись. А его самого ждал новый удар.
Днем ВРК официально известил командующего Петроградским военным округом, что комиссары будут осуществлять также охрану военных заводов и складов и производить контроль над выдачей оружия и боеприпасов. А поздним вечером 21 октября представители ВРК Мехоношин, Садовский и Лазимир заявили командующему округом полковнику Полковникову, что они уполномочены осуществлять контроль и над всеми распоряжениями штаба. Все приказы, заявила делегация ВРК, должны скрепляться подписью одного из комиссаров, без такой подписи приказы не будут считаться действительными. Полковников отказался допустить комиссаров к исполнению их революционных обязанностей.
Поздно ночью представители ВРК вернулись в Смольный и тотчас же явились с докладом к Свердлову. Тут же было составлено обращение ко всем солдатам гарнизона, в котором говорилось: «Порвав с организованным гарнизоном столицы, штаб становится прямым орудием контрреволюционных сил». Обращение возлагало на солдат гарнизона охрану революционного порядка, призывало к бдительности, дисциплине и исполнению приказов только Военно-революционного комитета. «Революция в опасности. Да здравствует революционный гарнизон!» — заканчивалось обращение.
22 октября Свердлов вызвал в Смольный делегата II съезда от Кронштадта Ивана Флеровского. Яков Михайлович помнил этого высокого сухощавого человека с твердо очерченным волевым лицом, когда он с трибуны VI съезда партии рассказывал о Кронштадте. Большевик с пятого года, Флеровский прошел школу подпольной работы, тюрьмы и сибирской ссылки. После Апрельской конференции Свердлов направил Ивана Флеровского в Кронштадт. Вскоре тот возглавил большевистскую фракцию в Совете города-крепости.
— Тебе нужно немедленно вернуться в Кронштадт, — сказал Свердлов Флеровскому. — События назревают быстро, и каждому надо быть на своем месте, ждать сигнала.
Через три дня Флеровский во главе отрядов кронштадтских моряков вернулся в Петроград.
Утром 24 октября Свердлов был на заседании Центрального Комитета, когда пришло срочное сообщение, что в 5 часов 30 минут утра юнкера напали на помещение типографии «Рабочего пути» на Кавалергардской улице и учинили там разгром, конфисковали 8 тысяч экземпляров отпечатанного номера. Это означало, что Временное правительство решило перехватить инициативу и в ночь на 24 октября арестовать Военно-революционный комитет и разгромить большевистские центры.
ЦК тут же принимает решение немедленно отправить в типографию охрану и обеспечить своевременный выпуск очередного номера газеты. Наблюдение за всеми действиями и распоряжениями Временного правительства поручено Свердлову. По предложению Свердлова принимается решение поручить Бубнову связь с железнодорожниками. Дзержинскому поручается почта и телеграф. Милютину — вопросы продовольствия. Было решено устроить в Петропавловской крепости запасной штаб и Свердлову поручить поддерживать постоянную связь с крепостью.
Несколько дней спустя после назначения Якова Свердлова на, по сути, пост главы государства – председателя Всероссийского Центрального исполнительного комитета – и когда он еще, по сути, вживался в образ главного решателя судеб огромной страны к нему с визитом неожиданно заявился французский дипломат.
Когда в кабинет к брату вошла Сарра, исполнявшая при Свердлове должность секретаря, увидев ее вытянутое от удивления лицо, Яков Михайлович даже испугался:
– Сарра, что с тобой? Что случилось?
– Там в приемной… Хочет с тобой встретиться французский дипломат.
– И чем же он тебя так напугал? – мгновенно успокоившись, с ухмылкой спросил Свердлов. – Угрожал тебе пистолетом?
Сарра Свердлова покачала головой.
– Нет! Там… Зина.
– Что за Зина?
– Брат наш.
Теперь уже у самого Свердлова вытянулось лицо. Он обошел Сарру и вышел в приемную: там и в самом деле стоял брат Зиновий, стройный, подтянутый в форме капитана французской армии и с орденом Почетного легиона на груди. Пустой правый рукав был заправлен за ремень, левой он держал за козырек фуражку, прижимая ее к ноге. Вслед за Яковом вышла в приемную и Сарра, с раскрасневшимся лицом. Некоторое время Яков с Зиновием стояли друг напротив друга, словно изучая друг друга, или отмечая изменения во внешности.
– Зина! – наконец произнес Яков и порывался было обнять брата, с которым не виделся более десяти лет, но Зиновий резко оттолкнул его и сказал:
– Я буду разговаривать с тобой только на французском языке.
– Прошу! – Яков жестом указал на дверь своего кабинета и, пропустив брата вперед, повернулся к Сарре. – Меня ни с кем не соединять и ко мне никого не пускать.
Сарра понимающе кивнула.
С 1916 года Зиновий Алексеевич Пешков, забросив работу военного штабиста, пошел по дипломатической линии. Сначала отправился в США, где находился до начала 1917 года, а в мае семнадцатого в ранге дипломатического сотрудника III класса прибыл в Петроград как представитель Франции при военном министерстве России, которое возглавлял тогда Александр Фёдорович Керенский (от Керенского Пешков даже успел получить русский орден Святого Владимира 4-й степени).
– Если ты думаешь, что я буду тебя поздравлять с новой должностью, – ты ошибаешься! – Зиновий сразу же отмел родственные чувства.
Братья сидели за приставным столом напротив друг друга.
– Это не более, чем визит вежливости французского дипломата к главе государства. Так сказать, засвидетельствовать свое почтение. Пока безо всяких верительных грамот.
– Ну, для верительных грамот у тебя статус не тот, – уколол брата Яков. – И все же я рад тебя видеть после долгой разлуки. Особенно сейчас, когда мы, большевики, совершили переворот и пришли к власти.
– И при этом тут же стали расправляться с вашими идейными противниками.
– Мы хотим построить новый мир, брат! Где будет всеобщее равенство. Это то, что в свое время не удалось сделать декабристам, вышедшим на Сенатскую площадь.
– Ну да! Только с той разницей, что декабристы хотели равенства в богатстве, а вы, большевики – в бедности. Мир хижинам – война дворцам, не таков ли у вас, большевиков, лозунг, Яшка?
– Мы стремимся к мировой революции – тогда и будет полное равенство. И к этому все идет!
– Вместо того чтобы способствовать братству и благородным чувствам, революция превозносила ненависть, недоверие, дикость и примитивный эгоизм.
– У тебя предвзятое отношение к революции, и к большевикам, в частности. Мы построим более совершенный мир, чем тот, что есть сейчас. Только тогда, когда будет полное равенство, когда не будет в обществе разделения на классы, когда каждый рабочий или крестьянин будет способен и готов управлять государством, и над ними не будет стоять эксплуататор с плеткой в руках, только тогда государство сможет добиться настоящего прогресса.
– Нужно носить шоры или родиться слепым, чтобы считать, что одна форма правления может быть более совершенной и прогрессивной, чем другая, или что понятие прогресса вообще существует. За то, что вы, большевики, сделали с Россией, я бы повесил сначала Ленина, а потом и тебя, Яшка. И потом, всем известно, на какие деньги вы, большевики, совершили переворот. Десятки миллионов германских марок привез с собой в опломбированном вагоне твой Ульянов. Яшка, ГЕРМАНСКИХ марок! Вы, большевики, предали своих союзников, Францию, Британию, ради захвата власти.
– Власть стоит этих денег, Зина! А союзнические обязательства – это тьфу! Сегодня мы союзники – завтра враги. В политике по-другому не бывает. И нет такого политика, которого нельзя было бы купить. И не забывай, у Бени в Америке тоже свой банк. Значит, есть дополнительный канал финансовой подпитки нашей власти, моей власти, Зина!
– Ты совсем запудрил мозги мальчишке! – возмутился Пешков. – Оставил бы ты его в покое.
– Ни за что! Я не для того расчищал себе место во главе государства, чтобы так просто ослабить финансовые вожжи. Скоро я Беню вызову в Россию. Он мне нужен здесь. Вдвоем мы сможем больше. А ты, Зина, не желаешь ли присоединться к нам? Представляешь: я – главный организатор, Беня финансист, а ты... ты же дипломат.
– А как же Троцкий? – ёрнически хмыкнул Зиновий.
– К черту Троцкого! – махнул рукой Свердлов, закуривая новую папиросу. – Он свое дело сделал: помог мне во время переворота. Но он слишком неосторожный и слишком доверчивый. Иногда идет напролом там, где нужно затаиться. Иногда доверяет тем, от кого вполне может получить удар ножом в спину. Пока он мой союзник, но это только пока. Повторюсь еще раз: в политике по-другому не бывает.
Свердлов замолчал, сощурив глаза сквозь линзы пенсне, внимательно разглядывал брата. А у Пешкова в голове витала дерзкая мысль: «Яшка пойдет по трупам! Вон он, оказывается, каким стал! Значит, правду мне рассказывали про него, что даже урки в тюрьме его боялись».
Свердлова сокамерники-урки сразу же избрали старостой, а затем и вовсе старостой целого тюремного этажа. Это давало право представлять других заключенных перед администрацией, что через него теперь шли все деньги и передачи с воли. Что ж, он не отказывался и без стеснения пользовался такими правами. А еще рассказывали, что любил Свердлов и своеобразные развлечения в тюрьме: он ловил крысу и подносил к лицу человека, у того даже кровь в жилах стыла. Или выпускал крыс на прогулке, и там начинался крик от неожиданности и испуга.
Разговор явно грозился вылиться в крупную ссору, но Зиновий Пешков вовремя остановился. У него была еще одна миссия – наладить взаимосвязь между советским правительством на будущее (имея ввиду, что большевики удержатся у власти, в чем пока еще не было стопроцентной уверенности, поскольку на начало января следующего года было назначено открытие Учредительного собрания, среди делегатов которого большевики были в явном меньшинстве) и Французской Республикой.
Спустя некоторое время оба вышли из кабинета с белыми лицами. Яков проводил Зиновия до двери приемной, но рукопожатия от старшего брата даже при прощании не дождался.
Через несколько дней Зиновий Пешков вернулся в Париж с тем, чтобы через Америку спустя год вернуться в Россию уже в несколько ином качестве.
Недавно в издательстве ИКАР вышла первая книга дилогии писателя Виктора Юнака «Красный царь, или Месть Ленина».
Это исторический роман о противостоянии двух лидеров большевиков в первые годы Советской власти (1917-1919) – В.И. Ленина и Я.М. Свердлова, каждый из которых стремился утвердить свою единоличную власть. Среди действующих лиц – близкие и родные обоих главных героев, а также реальные исторические деятели той эпохи, включая свергнутого с престола последнего российского царя Николая Романова и его семью и приближенных.
В романе повествуется не только о политике, здесь есть и личная жизнь верхушки большевиков, любовь и предательство, заговоры и убийства. В таком ракурсе историю первых лет Советской власти в русской литературе еще никто не освещал.