Что такое душа и дух и чем они отличны – эта тема, разбор которой заслуживает значительных усилий, потому что это разделение не всегда ясно и различимо (тем более для носителей русского языка уже в силу одного того, что слова эти однокоренные и имеют сходное значение). Потому и древних святых отцов к дихотомистам или трихотомистам можно отнести разве что в неких недобросовестных полемических целях: тема эта у них не разработана и часто термины «душа» и «дух» не имеют строгого разграничения, перетекая друг в друга. Тем не менее, отличия эти прослеживаются и касаются самых глубоких вещей, которые становятся яснее уже позже.
Оттолкнёмся, однако, от того, что учение о трёхчастной структуре человека было фактически анафематствовано на Четвёртом Католическом соборе, признаваемым католиками «Восьмым Вселенским». Это лишило католическую церковь возможности касаться самого сокровенного антропологического измерения: фатальная ошибка католиков фактически закрыла для них перспективу обожения, что позже было закреплено ими в отрицании нетварности Божиих энергий.
Собственно говоря, из этого проистекает и душевный эмоционально-чувственный характер католической мистики, который с православной точки зрения носит характер прелести. Более того, христианский термин «плоть» часто вмещает в себя и телесные, и душевные составляющие человека. Если добавить к этому номинализм католической теологии, то перед нами предстанет предельно мрачная картина: человек, запертый в клетке своих представлений, наслаждается чувственными фантазиями и представляемыми картинами о Боге.
Однако какое же значение в действительности имеет дух? В прошлой публикации в рубрике #Cокровенный_Человек мы обращались к изречению св. Феофила Антиохийского «Если ты скажешь: «покажи мне твоего Бога», то я отвечу тебе: покажи мне твоего человека, и я покажу тебе моего Бога», смысл коего он не вполне объясняет.
Всё дело в том, что, говоря о духе, мы переходим на уровень апофатики о человеке. Усложняет картину то обстоятельство, что дух человеческий несомненно должен быть тварен, но каким-то образом причастным Божеству, притом от самого момента его сотворения, когда Господь вдохнул в него дыхание жизни. Надо полагать, потому нередко церковные писатели, говоря о духе, как бы невольно переходят на разговор о Святом Духе, действующем в человеке, что это начало наиболее подобно Ему.