Суббота и воскресенье прошли без особенных приключений, а в понедельник я набрал Васечкина по дороге в школу.
– Здорово, Ромик! Ты куда пропал? Рассказывай про вчерашнюю переделку на Деймосе!
В выходные родители затащили меня на дачу, и я успел как следует соскучиться по друзьям и школьным делам. Мне не терпелось повариться в горяченьких новостях и расспросить, что да как на виртуальном фронте.
– Я за старой котельной... – в ответ буркнул Васечкин и связь оборвалась.
Я набрал его снова, но женский голос в мобильнике объяснил, что абонент временно недоступен. Мне совсем не понравился такой поворот – планы приходилось менять на ходу. За котельной, так за котельной... Зачем он туда попёрся?
Старая котельная находилась недалеко – мне оставалось обогнуть пристройку спортзала. Так я и сделал, по дороге сорвав пару яблок с яблони в пришкольном саду.
За углом котельной происходила возня. Я услышал издалека звуки и голоса. Кто-то громко пыхтел и с трудом отдувался, ноги часто шаркали по дорожке, словно несколько человек возили по земле одного. Раз за разом раздавался смех Кононова – он ржал, как неосёдланная скотина.
Я понял, что не ошибся в предположениях, когда вышел из-за угла. Трое толкали Васечкина друг на друга, мутузили и валяли в пыли. Сбивали с ног подсечками и поднимали обратно на ноги, чтобы снова толкать, получая от этого глубокое морально-нравственное удовлетворение. Кононов по кличке Конон – здоровый верзила не по годам, и пара его подпевал – таких же уродов по жизни. Васечкин пыхтел и пытался драться, нелепо размахивая руками, но Кононова и его дружков это только забавило. Они презирали беспомощного ботаника и ненавидели просто за то, что он от них отличался.
– Что, мамочке жаловаться побежишь? – скривился глумливый Кононов. Он с силой толкнул Васечкина в густые заросли крапивы под прятавшейся в тени бузиной.
Тот завалился на пятую точку и взвизгнул, как побитый щенок, обжигая лицо и руки. Задрыгался всем телом и сильно-сильно затёр о штаны вспыхнувшими красным цветом руками. По грязным щекам, расцарапанным до крови, потекли ручьи, но Васечкин не захныкал. Скривившееся лицо смотрело со злостью и не пряталось за слезами.
– Нет, не мамочке! – окликнул я.
Кононов и два его дружка обернулись. Они уставились на меня и застыли, как вкопанные. Притихли все разом от неожиданности. Цыганков как раз потянулся, чтобы поднять Васечкина и начать экзекуцию заново. Но при виде меня позабыл о начатом.
Васечкин затих в крапиве с грязными подтёками слёз на пунцовом лице. Он молчал и кривился от боли, стиснул зубы и как мог держался, чтобы не зареветь в голос. Одежда в зелёных следах травы и дорожках расчерченных грязью. Ранец валяется в стороне, распахнутый и вывернутый наизнанку. Учебники разбросаны и перепачканы, шелестят страницами на ветру.
Кононов первым пришёл в себя. Сделав вид, что меня в этом мире не существует, он подошёл к Васечкину и схватил лежачего за грудки.
– Конон! Отвали от него!
Кононов повернул голову и уставился на меня. Выражение на его лице выдавало как он завёлся. Обращаться к нему по прозвищу имели право только "друзья-товарищи". Он бросил Васечкина в крапиву и попёр на меня, как обозлённый бык на красную тряпку. Двое его дружков слегка осмелели и тоже двинулись в мою сторону. Я стоял как стоял – руки в брюки, в позе дружинника воспитывающего распоясавшуюся шпану.
Кононов встал напротив меня, просверливая глазами. Он надеялся смутить меня набыченной миной и взглядом в упор, но явно переоценивал свои физиономические способности. Я не привык вестись на понты, меня не возьмёшь на испуг, строя рожи.
– Ромка мой друг, запомни! – я изучал его, как таракана под микроскопом. На остальных двоих совсем не смотрел.
– Он стукач! – бросил Кононов мне в лицо. – Мы учим его отвечать за слова!
– Ты хочешь сказать, я друг стукача? – мне было любопытно, как он будет выкручиваться.
Все трое молчали, не сводя с меня глаз. Не знали как повести себя, пялились с напускной бычкой и одновременно очковали. На глаза Цыганкова навернулась влага. Лопатин скривил лицо, мимическая мышца дёрнулась. Кононов отводил глаза, он не выдерживал моего взгляда в упор. Я занимался паркуром и боксом – Кононов знал об этом – и в два счёта начищу его широкую не по годам физиономию.
Махаться сразу с тремя я, конечно, не собирался, но и они не рискнут затевать драку – трое на одного. Выставлять себя беспредельщиками им духу не хватит. У меня для такого случая тоже друзья найдутся.
Все трое понимали расклад и потому предпочитали помалкивать. Не забывали прописную истину: закрытый рот – целее шкура. Смотрели растерянно и не двигались, смирившись с необходимостью отступить.
– Мобилу забрали, – хлюпнул Васечкин от обиды.
Он выбрался из крапивы, подошёл и встал рядом со мной, с видом обвинителя. Я поморщился: зловонный дух потревоженной бузины немилостиво бил прямо в ноздри.
– Мобилу сюда! – я протянул руку, ладонью кверху.
Лопатин ухмыльнулся, стараясь казаться бесстрашным. Полез в карман, достал мобильник и протянул. Васечкин выхватил телефон.
– А тебе, Лопата, я уши пообрываю! – сказал я так, словно констатировал неоспоримый факт, претворение в жизнь которого не подлежало сомнению.
Лопатин побледнел до предобморочного цвета и опустил глазки, как пугливая девочка.
Они постояли ещё немного, напуская видимость, что не боятся меня. И вскоре свалили с нарочито ленивым видом. Я брызнул сквозь зубы слюной им вслед и сказал пару ласковых, с таким прицелом, чтобы донеслось до ушей, но без точно обозначенного адресата.
– Спасибо, Андрюха! – Васечкин поправил испачканные песком очки и посмотрел благодарно.
– Не за что, – буркнул я между прочим, помогая ему собирать учебники. – Этот хмырь давно сидит у меня в печёнках. Не перевариваю таких по жизни. Ищу повод, чтобы начистить ему витрину и согнать крутизну. Но он остерегается и всеми силами бережёт конский фейс.
Одежду Васечкин извозюкал, как поросёнок, но отряхиваться даже не начинал. Так и так топать домой, чтобы переодеться в чистое и умыться.
– Ты вообще, что тут забыл? – спросил я с лёгким наездом и напомнил: – Договорились, вроде, встретиться в раздевалке. Поболтать перед уроками и всё такое. Ты сам предлагал вчера.
– Мы заспорили с Лопатиным, он назвал меня стукачом и мы сцепились, – Ромка насупился и опустил кучерявую голову. – Он предложил выйти и разобраться, один на один. Вот мы и вышли...
– Ты как ребёнок, Ромка, – махнул я рукой. – Как будто не знаешь этих козлов. Разбираться один на один – не их тема. Они тебя развели, чтобы выманить за котельную.
Васечкин громко вздохнул и шмыгнул носом.
– Короче, забей. Со всеми случается. – Я протянул ему яблоко, второе откусил сам. Поморщился, ну и кислятина, хотя по розовощёкому виду такого в жизни не скажешь. Откушенный кусок выплюнул, огрызок швырнул в вонючую бузину.
– А это что? – я показал на необычного вида штуковину с переливающимися огоньками, валявшуюся в траве.
– "Культиватор дополненной составляющей", – Васечкин поднял штуковину и отряхнул от дорожной пыли. Взгляд его загорелся, о злоключениях он позабыл в тот же миг. – Я говорил тебе о нём вчера. Хотел показать как действует. Жалко времени до звонка совсем не осталось.
– Ничего, покажешь на перемене, – я хлопнул его по плечу и протянул собранный ранец. – Но я почему-то думаю, что не дотерпишь и сделаешь это прямо во время урока.
– Мне тоже так кажется, – звонко хохотнул Васечкин и закинул ранец за спину. – Увидимся на географии.