«— Так я чего пришла, Степан. Он и вечером будет заниматься с бабами. Сам понимаешь, налетели как… — Пелагея махнула рукой. — Он мужик молодой, ладный, неженатый. Слух по деревне, сам знаешь, как катится. В общем, пусть, думаю я, позанимаются. Может, и не вступит никто, но хуже не будет. Хоть что-то бабы узнают, кроме как коровам хвоста крутить.
— Согласный я с тобою, дело хорошее. Сам приду вечером. Посмотрю, как они тут заниматься будуть. Как бы у балаган не обернулоси! Грунька точно прибежить, а она, сама знашь. Спичек ня надо, Груню давай. Камня на камне ента баба ня оставит».
Часть 39
Закончив прием в медпункте, Пелагея спешно отправилась в сельсовет. Степан уже был на месте, и, конечно, ему доложили, что какой-то городской, которого привела Пелагея, проводил партийное занятие с Гордеем.
— Сиделя нядолго, — докладывала бабка Матрена, лузгая семечки, — оне ужо вышля, а тут и Анька с Груней подоспели, разряжанныя такия! Страсть! Городской-то краснет да бледнет, а Груньке чавой? Ничавой. Знай себе рот проветриваеть, да под ручку городского цап. Тут и Анька поняла, видать, што мужака уведеть Грунька, прям из-под носа, ну и тожа — цап. Чавой тама дальша была — ня знай.
— Откудава взялси? — подивился председатель, выслушав Матрену.
Бабка лишь плечами пожала:
— Прохоровна привяла.
— От молодец у нас Палаша: и дохтур, и ишшо и партейно успеват. Ня то што ты!
— А я причем жа енто? — опешила Матрена.
— А-а-а! — недовольно протянул председатель, махнул рукой и зашел в сельсовет.
Степан радушно встретил Палашу:
— Здравия тебе, Прохоровна, как дела твои идуть?
— Да все ладно у нас, Степан. Я чего пришла: к нам сегодня рано утром из города человек прибыл. Секретарь его нам на подмогу прислал. Подготовит наших к вступлению в партию: Гордея и Мишку. Так ты не удивляйся: они тут позанимаются. А может, потом еще кого!
— Дорогой наш таворищ Заварзин! — радостно вскричал Степан. — Щажжа позвоню яму и поблагодарствую.
— Не утруждайся, я уже сама позвонила и поблагодарила.
— Так то ты, а енто я, — и Степан снял трубку. — Мене б секретаря!
Пелагея вздрогнула, Степан заорал что есть мочи.
У Палаши все похолодело внутри, и она уже судорожно придумывала, что сейчас скажет председателю в свое оправдание. Рассказывать правду не хотелось. Не успеет она дойти до дому, Валя уже будет все знать. Хорошо, если у деревенских хватит ума не теребить девочку вопросами:
— Ну а ты папку-то сваво узнавши?
— Ну чавой, таперича уедешь от нас?
Голос Степана вернул Пелагею в сельсовет:
— Ладно, понял. Позжа так позжа. Нет яво, — объяснил он Палаше, та прикрыла глаза и выдохнула.
— Так я чего пришла, Степан. Он и вечером будет заниматься с бабами. Сам понимаешь, налетели как… — Пелагея махнула рукой. — Он мужик молодой, ладный, неженатый. Слух по деревне, сам знаешь, как катится. В общем, пусть, думаю я, позанимаются. Может, и не вступит никто, но хуже не будет. Хоть что-то бабы узнают, кроме как коровам хвоста крутить.
— Согласный я с тобою, дело хорошее. Сам приду вечером. Посмотрю, как они тут заниматься будуть. Как бы у балаган не обернулоси! Грунька точно прибежить, а она, сама знашь. Спичек ня надо, Груню давай. Камня на камне ента баба ня оставит.
— Знаю, — подтвердила Пелагея, но ей и надо было, чтобы случился именно балаган и, чтобы Андрей уже сегодня ушел с кем-то ночевать.
Палаша как могла быстро отправилась домой. Андрей сидел за столом и о чем-то оживленно разговаривал с Настенькой. Увидев эту картину, Пелагея расстроилась, сердце защемило, но она остановила себя.
«Не смей ревновать. Это ее отец!»
— Мамочка пришла, — кинулась к ней Настенька, сразу забыв про Андрея напрочь, и тогда ревновать пришлось ему.
Девчушка принялась рассказывать матери, как здорово они пели песни, начали разучивать новую, как славно поет учитель, и еще он обещал привезти из города гармошку, у дядьки Петра есть, но он же не дает. Настенька смешно надула губки, похмурилась несколько секунд, но тут же вспомнила, как Антошка смешно тянет припев, рассмеялась.
— Колокольчик ты мой звонкий, любимый! — ласково прошептала Пелагея, зарывшись лицом в волосы девчушки.
Валя тоже глядела на Настеньку умиляясь.
— Настюшка, давайте-ка с бабулей прогуляйтесь по деревне. У нас с Андреем Петровичем есть дела.
— Партийные? — с придыханием спросила девочка.
Пелагея кивнула, Андрей не сводил глаз с дочери.
— Мамочка, обещай мне, что, когда я вырасту и стану коммунистом, ты не будешь меня отправлять погулять с бабушкой?
Все рассмеялись, и Настя самая первая. Девчушка понимала, что ее шутка удалась.
— Айда, айда, голуба моя, — стала звать ее Валентина.
Пелагея с благодарностью посмотрела на нее.
Когда пожилая женщина и девочка ушли из хаты, Пелагея обратилась к мужчине:
— Андрей Петрович, с председателем все утрясла. Правда, чуть сердце не выскочило. Вздумал он звонить Заварзину.
У Андрея от удивления расширились глаза, он даже привстал немного:
— И что же? — беспокойно спросил он.
— Все нормально! Заварзина не было на месте. Но вечером председатель придет послушать ваши занятия и последить за дисциплиной. Надо серьезно готовиться.
Андрей побледнел:
— Как же быть? Я совсем не знаю, о чем с ними говорить.
— У меня вон там, — Палаша указала на резную этажерку, — книги и газеты имеются. Доставайте, сейчас подготовим вам занятие.
Андрей ринулся к этажерке, и уже через несколько минут он с Палашей погрузился в чтение работ Ленина.
— Спасибо вам, Пелагея Прохоровна. Возитесь со мной.
— Андрей, я это делаю только ради ребенка.
— Так потому и спасибо. Настя ж моя дочь, и меня очень трогает ваша забота.
Пелагея резко встала, взяла костыли:
— Я не поняла, вы курите или нет?
Андрей кивнул:
— Но у меня нет папирос.
— Идемте, у меня есть. Я что-то в этой суматохе забыла, что курю. А сейчас страсть как захотелось.
Во дворе присели на лавку, закурили.
— Андрей, не знаю, поймете вы когда-то или нет! Если женщина прожила с ребенком год, а может, и меньше, это ее ребенок.
— Но как же…
— Не переживайте. У нас в деревне очень много приемных детей, — и Палаша рассказала Андрею историю с усыновлением ребят. Он смотрел на нее с восхищением.
— Так вот, не я одна такая в деревне. Пойдите по дворам и попробуйте признаться бабам, что вы отец детей, которые живут в их доме год. Почти все называют женщин мамами… и посмотрите, что будет. Вы думаете, хоть одна из женщин встретит вас с распростертыми объятиями и скажет: «Милок, я так тебя ждала!»
— Но как же, ведь по закону…
— Да выкиньте вы этот закон из головы! По-человечески! По-человечески поймите нас, баб, обделенных войной! Уже никогда ни одной из нас не родить. Мужчин нет, а у кого-то возраст. У меня например.
— У вас? — опешил Андрей. — Сколько вам лет? Простите…
— Не извиняйтесь. Сорок мне. Бабий век короток.
— Я понял вас… я постараюсь, чтобы всем было хорошо, и прежде всего — Настеньке.
— Вот и ладно! Ну что, занятия у вас через час. Можно уже и дойти.
…Пелагея была права! Около сельсовета толпились бабы: они надели свои самые лучшие одежды, какие сумели приобрести за послевоенный год.
У Андрея зарябило в глазах: настолько женщины были красивые и яркие. Они стояли вокруг председателя, лузгали семечки и громко переговаривались.
— А то как жа! — услышал Андрей. — Я ишть давно хочу партейной стать.
Андрей услышал мужской голос:
— Нюрка, да у тебе жа уся хата в иконах.
— Ну и чавой? Одно другому ня мешать.
— Мешать, Нюрка! Партейные — атеисты.
— Енто чавой?
— У бога ня верим.
— Усе, штоля? — не поверила Нюра.
— Усе! — подтвердил председатель.
— И я подтверждаю! — подал голос Андрей. — Партийные не верят в бога. Религия — это опиум для народа.
Бабы, увидев Андрея, враз заулыбались, оставили председателя и потянулись к молодому.
Они флиртовали и заигрывали с молодым мужчиной, задавая наперебой ему вопросы:
— Опиюм? Енто чавой жа?
— А вы жанаты аль нет?
— А надолго к нам?
Председатель еле пробился через плотное кольцо, которое бабы образовали вокруг Колыванова.
— Здравия вам, товарищ Колыванов! Рад встрече! Ну што, давайтя заниматьси?
— Да, пора, — спохватился Андрей.
Татьяна Алимова
Все части повести здесь ⬇️⬇️⬇️
Прочитайте еще одну повесть, если будет свободное время