Когда 2 марта на вечернем заседании Пленума ЦК, в самом конце доклада Ежова, Сталин спросил: «А как всё-таки с Молчановым? Какова судьба его? Арестован он или нет?» тот уже испытывал на себе коронные методы ведения следствия «конвейер» и «стойку». Поэтому Ежов на вопросительную реплику кого-то из зала: «Не признается?» отреагировал спокойно и уверенно: «Он признается во всех безобразиях».
Ознакомление с речами выступающих на этом пленуме подталкивает к выводу, что начальник Секретно-политического отдела ОГПУ при СНК — ГУГБ НКВД СССР, комиссар государственной безопасности 2-го ранга Молчанов был одним из тех, кого корежило от того, что это самое ОГПУ-НКВД творило.
Как минимум дважды Молчанов пытался противостоять откровенной фальсификации дел. На пленуме, сначала Ежов, а затем и все остальные выступающие ставили эти действия Молчанову в вину. Позднейшая реабилитация фигурантов этих дел показала обоснованность сомнений Молчанова.
От Молчанова, как от прокаженного шарахались все выступающие на пленуме, в том числе снятый в январе 1937 года с поста наркома внутренних дел СССР первый в истории СССР «генеральный комиссар государственной безопасности» Ягода.
В отношении секретно-политического отдела я буду говорить особо потому, что у меня глубокое убеждение, что Молчанов предатель…
Во время этого выступления Ягоды Сталин поинтересовался: «Кто его рекомендовал?» (имеется в виду назначение на должность, которое состоялось в далеком 1931 году).
Не знаю, это было во время работы в ГПУ т. Балицкого, Акулова. (Балицкий. Он был назначен до Акулова. Ворошилов. Все равно, кем бы он ни был назначен.) Я его не знал, знаю одно, что Молчанова я не назначал. (Шкирятов. А кто же?) Не знаю, возможно отдел кадров. (Шум, много реплик. Булатов. Вы, вы его назначали.) Я не назначал. (Булатов. Вы его назначали, вы его вызвали.) Дайте приказ.
В октябре 1937 года Булатова, как «не обеспечившего решения февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) по усилению борьбы с врагами народа и классово-чуждыми элементами» снимут с должности Первого секретаря Омского обкома ВКП(б), выпрут из партии, а в 1938-ом арестуют.
Осенью 1941 года он без суда будет расстрелян на основании Предписания наркома внутренних дел СССР № 2756/Б сотруднику особых поручений спецгруппы НКВД СССР о расстреле 25 заключенных в г. Куйбышеве.
3 марта 1937 года Недавний 1-й заместитель наркома НКВД СССР, комиссар государственной безопасности 1-го ранга Агранов, которого 15 апреля 1937 года понизили в должности до заместителя наркома внутренних дел — начальника 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР пытался избегнуть обвинений в свой адрес.
Молчанов пытался доказать, что активно действующих троцкистов в Москве вовсе не так уж много.
…Молчанов определенно пытался свернуть дело и закончить следствие еще в апреле 1936 г., доказывая, что вскрытая террористическая группа Шемелева-Ольберга-Сафоновой, связанная с И. Н. Смирновым, и является всесоюзным троцкистским центром и что со вскрытием этого центра действующей троцкистский актив уже ликвидирован. Т. Ягода, а затем и Молчанов утверждали вместе с тем, что лично Троцкий безусловно никакой непосредственной связи с представителями троцкистского центра в СССР не имел.
…Молчанов особенно старался опорочивать и тормозить следствие по делам террористических организаций, связанных с троцкистским центром, вскрытых управлением НКВД в Ленинграде и управлением НКВД Московской области. Молчанов, получив из управления НКВД по Московской области протоколы допросов троцкистов-террористов М. Лурье и Алина-Лапина, вскрывающие личную связь Троцкого с троцкистско-зиновьевским центром, эти протоколы, без всякого сомнения, забраковал и фактически на 3 месяца следствие задержал.
…секретарь ЦК ВКП(б) т. Ежов передал мне указания т. Сталина на ошибки, допущенные следствием по делу троцкистов, и поручил мне принять меры к тому, чтобы вскрыть подлинный троцкистский центр, выявить до конца явно еще не вскрытую террористическую банду и личную роль Троцкого во всем этом деле. Указания т. Ежова были достаточно конкретны и давали правильную исходную нить к раскрытию дела. Именно благодаря принятым на основе этих указаний тт. Сталина и Ежова мерам удалось вскрыть всесоюзный и московский троцкистско-зиновьевские террористические центры и их полную деятельность, которая вам известна по материалам августовского процесса.
Однако, развертывание следствия на основе новых данных проходило далеко не гладко. Прежде всего, глухое, но упорное сопротивление новому действительному развертыванию дела оказал бывший начальник СПО Молчанов, который имел поддержку со стороны Ягоды. Пришлось, посоветовавшись с т. Ежовым, обратиться к весьма важным следственным материалам, которые имелись в управлении НКВД по Московской области, в связи с показаниями Дрейцера, Пикеля и Эстермана. Это дало возможность двинуть следствие на новые рельсы. Должен сказать, что определенное неверие в дело, в особенности в показания Дрейцера, Пикеля, Рейнгольда и Эстермана, давшие основу для раскрытия троцкистско-зиновьевского заговора, проявил и т. Ягода. (Ягода. В протоколах моей рукой все написано, можно прочитать.) Вы на протоколе допроса Дрейцера, где было сказано, что существовал московский центр, написали: «Неверно». В том месте протокола, где было сказано о получении Дрейцером письма от Троцкого, вы написали: «Не может быть». Все это есть, т. Ягода, все это сохранилось и может быть проверено. Как при такой установке т. Ягоды аппарат мог быть мобилизован на действительное развертывание следствия по троцкистам?
Повторяю, дело проходило далеко не гладко. Молчанов также встретил эти протоколы в штыки. Он потребовал, например, от Московского аппарата НКВД, чтобы в протоколе допроса Дрейцера было записано не «московский центр», а «московская группа». Я предложил Молчанову не извращать показания Дрейцера. Если Дрейцер говорит о существовании московского троцкистского центра, то именно так и следует это записать в протоколе. Сопротивление Молчанова мы при помощи т. Ежова сломали. В следствии активнейшее участие приняли тт. Миронов, Люшков, Слуцкий, Берман, Дмитриев и дело было развернуто в полном объеме. К числу тех вредных установок, которые отводили нас в сторону от опасного, активно действующего врага, относится и следующее указание т. Ягоды, которое, мне кажется, было не случайным.
«…Тов. Ежов в своем обширном докладе привел целый ряд фактов, свидетельствующих о преступном игнорировании Молчановым прямых сигналов агентуры о террористической деятельности троцкистов и правых.
…Я должен сказать, товарищи, что Молчанов был формально подчинен мне, как заместителю наркома. Но на деле …Молчанов непосредственно подчинялся народному комиссару т. Ягоде.
…аппарат СПО не мобилизовывался на глубокое проникновение в троцкистское подполье. Я неоднократно в острой форме указывал на это бывшему начальнику секретно-политического отдела Молчанову, который внешне всегда со мной соглашался, саботируя затем все мои указания, прикрываясь при случае указаниями бывшего народного комиссара т. Ягоды.
… У меня лично не оказалось достаточной зоркости и бдительности для того, чтобы вовремя увидеть, что в одном из важнейших отделов ГУГБ — в секретно-политическом отделе свило себе гнездо прямое предательство, сознательно тормозившее и срывавшее борьбу с троцкистскими и правыми изменниками, террористами, шпионами и диверсантами.
17 мая 1937 года его Ежов низвергнул Агранова до должность начальника Управления НКВД Саратовской области. До своего ареста он еще успеет в составе особой тройки поучаствовать в реализации приказа НКВД СССР от 30.07.1937 № 00447 и «ударит по право-троцкистскому подполью в Саратовской области.
Сталин, хоть и не с первого раза, но приговорит Агранова к расстрелу. В «список жен врагов народа», подлежащих расстрелу (за» Сталин и Молотов) будет внесена и жена Агранова.
Напомню фразу Агранова.
«В следствии активнейшее участие приняли тт. Миронов, Люшков, Слуцкий, Берман, Дмитриев и дело было развернуто в полном объеме».
Комиссар государственной безопасности 3-го ранга Миронов тоже выступал на пленуме.
«Когда в 1936 г. при прямой помощи ЦК, когда был выделен секретарь ЦК т. Ежов для того, чтобы непосредственно руководить начинающимся раскрытием и разгромом троцкистско-зиновьевских организаций, были неоднократные попытки, и в этом направлении особенно старался Молчанов, свернуть дело в тот именно момент, когда оно начинало, что называется, набирать пары, когда дело подходило к раскрытию и разгрому троцкистско-зиновьевского центра».
Он арестован 6 января 1939 года, обвинён в участии в антисоветском заговоре в НКВД и НКИД и в шпионаже, расстрелян.
Комиссар государственной безопасности 3-го ранга Люшков сменил на должности начальника УНКВД Дальневосточного края Балицкого.
В Хабаровске Люшков сразу же обвинил в «троцкизме» и инициировал арест своего предшественника на посту начальника краевого НКВД Т. Д. Дерибаса и нескольких сотрудников НКВД края и Приморской области.
Люшков организовал массовые необоснованные репрессии на Дальнем Востоке, он был главным организатором «чисток» и депортации этнических корейцев в Среднюю Азию по подозрению в поддержке ими японской армии. Это было первое массовое принудительное переселение этноса на территории СССР.
Поняв, что пришла и его очередь отправляться на Сталинский эшафот, свалил в Японию.
На его место был назначен Г. Ф. Горбач, который провёл чистку всех ставленников Люшкова, а затем был осуждён и сам.
Комиссар государственной безопасности 2-го ранга Слуцкий – единственный, кто не вписывается в стандартный шаблон.
Ежов показал на предварительном следствии о Слуцком, что он «имел от директивных органов указание не арестовывать его, а устранить».
Арестованный в 1938 году бывший начальник отдела оперативной техники НКВД М. С. Алёхин показал, что Слуцкий был отравлен им путём инъекции яда при непосредственном содействии Фриновского и Заковского.
Фриновский на следствии показал, что 17 февраля вызвал Слуцкого к себе в кабинет, а начальник оперативно-технического отдела Алёхин прятался в смежной комнате. Пока Слуцкий докладывал, другой заместитель Ежова - Заковский вошёл в кабинет и, расположившись позади Слуцкого, сделал вид, что читает газету.
«Улучив момент, Заковский набросил на лицо Слуцкого маску с хлороформом. Последний через пару минут заснул и тогда поджидавший нас в соседней комнате Алёхин впрыснул в мышцу правой руки яд, от которого Слуцкий немедленно умер. Через несколько минут я вызвал из санотдела дежурного врача, который констатировал скоропостижную смерть Слуцкого».
В своем последнем слове на суде Заковский сказал:
«Прошу учесть, что мной на следствии было оклеветано очень много честных людей…. в отношении себя мне говорить нечего, так как свою судьбу я хорошо знаю».
А здесь на пленуме Заковский говорил совсем другое:
«По-моему, товарищи, дело не в Молчанове. Наша система исключает то, чтобы один человек, в аппарате работая, мог бы у себя концентрировать оперативный материал и скрывать его от партии, от руководства НКВД, от страны. Здесь была целая линия контрреволюционных действий. (Голос с места. Это правильно!) Этого не может быть. Сама структура нашего аппарата это исключает. Здесь не один Молчанов виноват, были связи у Молчанова. Это подлежит детальному выяснению».
В феврале 1938 года Заковский распорядился пересмотреть меру наказания на высшую для инвалидов и «ограниченно годных к труду» в тюрьмах Москвы и Московской области (824 чел.)
Столичное управление он возглавлял только два месяца, но именно на это время приходится пик репрессий в Москве, в том числе и против его соотечественников — латышей.
Арестованный в 1939 году А. О. Постель, бывший начальник 3-го отделения 3 отдела УНКВД по Московской области, показывал:
«Арестовывали и расстреливали целыми семьями, в числе которых шли совершенно неграмотные женщины, несовершеннолетние и даже беременные и всех, как шпионов, подводили под расстрел… только потому, что они — „националы…“. План, спущенный Заковским, был 1000—1200 „националов“ в месяц».
Заковского арестовали 19 апреля 1938 года по обвинению в «создании латышской контрреволюционной организации в НКВД, а также шпионаже в пользу Германии, Польши, Англии».
Комиссар государственной безопасности 3-го ранга Берман, с марта 1937 года — нарком внутренних дел Белорусской ССР и начальник Особого отдела Белорусского военного округа. На этом посту он сменил как раз Молчанова.
Он тоже не хуже других боролся с теми, кого Сталин назначил себе во враги. Реализовывал в Белоруссии инициированные Сталиным репрессии в отношении старых большевиков, национальных меньшинств, тех, кто попадал в зону действия приказа 00447, основательно проредил писательскую грядку (в ночь с 28 октября на 29 октября 1937 года было расстреляно несколько десятков виднейших белорусских поэтов, писателей и учёных). Он даже возбудил дело против будущего маршала Победы – Г.К.Жукова, которого спасло заступничество Тимошенко.
Этот Бергер арестован 24 сентября 1938 года, одним из первых по указанию недавно назначенного первого заместителя наркома НКВД СССР Л. П. Берии, как «германский шпион». После ареста дал развернутые «показания» о своей «шпионской деятельности», а также на ряд руководящих сотрудников центрального аппарата НКВД СССР и региональных управлений наркомата, которые читал и анализировал лично И. В. Сталин.
Я написал «этот» потому, что приблизительно в одно время с ним были арестованы и позднее расстреляны и два его брата – оба сотрудники НКВД. Один – Матвей был начальником ГУЛАГа (1932—1937).
Народный комиссар внутренних дел Украинской ССР комиссар государственной безопасности 1 ранга Балицкий коротко солидаризировался с обвинением в адрес Молчанова.
«Предательская роль Молчанова совершенно мне ясна, на ней останавливаться не буду».
Постановлением ЦК ВКП (б) от 8 мая 1937 года был переведён с должности наркома внутренних дел УкрССР на должность начальника УНКВД Дальневосточного края. Он сменил на этой должности Дерибаса, которого обвинили в «шпионаже, сочувствии троцкизму и организации заговоров в органах НКВД и РККА» и расстреляли. Балицкий активизировал работу в крае и организовал т. н. «удар по право-троцкистскому подполью» на Дальнем Востоке.
Но «в связи с показаниями осужденного Якира Й. Э. о причастности Балицкого к военно-фашистскому заговору», он был арестован.
Трое следователей Ежовского набора, которые окажутся «врагами народа» в 1938 и 1939 годах и будут расстреляны, сейчас - в 1937-ом, выбьют из Балицкого признательные показания, на основании которых Сталин, Каганович, Молотов, Ворошилов поручат Военной коллегии Верховного суда приговорить его к расстрелу.
Кстати, жену Балицкого за то, что она, «будучи осведомленной об антисоветской деятельности мужа, не сообщила об этом органам власти» Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов тоже приговорят к расстрелу.
Более других в адрес Молчанова брызгал слюной свояк Сталина начальник Управления НКВД по Московской области комиссар государственной безопасности 1 ранга Реденс.
Он рассказал историю, что «профессор, который преподает древнюю историю в МГУ» по кличке Эмель имел свидание с Троцким и привез от Рут Фишер и Маслова директиву Троцкого о том, чтобы он имел свидание с Зиновьевым здесь в Москве и передал бы Зиновьеву директиву Троцкого о том, что надо вступать на путь террора, надо с этим делом спешить.
Молчанов в эту сказку не поверил и, как показала последующая реабилитация Лурье- Эмеля – правильно не поверил.
«Вызываются люди к Молчанову, Молчанов ведет себя совершенно потрясающе похабно, он к работникам обращается: «Слушайте, что вы здесь несете? Как вам не стыдно? Ну, разве это может быть?» И он ставит так вопрос: «Я вам приказываю, чтобы ни один протокол, прежде чем вы мне не дадите его на согласование, чтобы ни один протокол не был дан на подпись обвиняемому».
… я пошел к Агранову и сказал: «Тов. Агранов, делаются совершенно возмутительные вещи: мой аппарат НКВД, который работает неплохо и который дает новые нити подхода к троцкистскому центру, его травят и травят бессовестным образом, травят унизительно». Я говорю: «Вступитесь за это дело, иначе я этому Молчанову морду набью» (Смех, шум в зале.)».
В 1938 году свояк Сталина - Реденс был признан виновным в шпионаже в пользу польской разведки, а также в том, что он являлся участником заговорщической организации в системе НКВД, и по её заданию проводил враждебную работу, направленную на избиение партийно-советских кадров, проводил массовые необоснованные аресты советских граждан, многие из которых были расстреляны.
На пленуме выступил Евдокимов, который, кроме прочего, вошел в историю страны тем, что дважды ходатайствовал перед Сталиным об аресте Шолохова.
Ежов в своей кадровой политике сделал ставку на чекистские кадры Евдокимова в период его работы на Северном Кавказе. Это именно его выдвиженцы "крутили яйца" Молчанову и другим коллегам – Ягодовцам.
Евдокимов, выступая с трибуны пленума – как в воду глядел.
«Я думаю, что дело не кончится одним Молчановым».
Не закончилось. Евдокимова вместе с Ежовым и Фриновским Сталин и Берия назначили главными организаторами «антисоветской заговорщической террористической организации в НКВД СССР».
В деле Евдокимова имеется его заявление, в котором он пишет:
«Предъявленное мне следствием обвинение в измене Родине я признать не могу. Родине я никогда не изменял, ни в каких контрреволюционных или антисоветских организациях или группах не состоял. Наоборот, за время пребывания в рядах партии и на работе в органах ВЧК — ОГПУ, я вел решительную борьбу со всеми проявлениями контрреволюционной и антисоветской деятельности».
А в своем последнем слове на суде Евдокимов заявил:
«Я скоро умру, но я хочу сказать суду, что и при новом руководстве (имеется в виду Берия) аппарат НКВД СССР работает так же, как работал и при Ежове, а отсюда получаются к[онтр]р[еволюционные] организации, представителем которых сделан я и другие. Об этом я убедительно прошу донести Сталину. Я не был сволочью, но стал таковым на предварительном следствии, так как не выдержал и начал лгать, а лгать начал потому, что меня сильно били по пяткам».