«Жил на хуторе, вдалеке от их села, бондарь. Вдовец, детей бог не дал. Его мама страдала беспамятством. Каждую ночь уходила из дома и могла назад не прийти. Филипп измучился с ней, не мог после бессонных ночей работать в полную силу, да и днём от нее не было никакой помощи, а только одни переживания. Отцу Лизы шепнули, что Филипп ищет молодую работницу, и тот тут же привел дочь на смотрины к хозяину, который сразу увидел в девушке безропотность, смирение и боязнь»…
Лиза, выросшая в страшной нищете, будучи на выданье, думала, что для семейного счастья нужно хлеба вволю иметь на столе, вместо лаптей и онуч валенки зимой, а летом можно и босиком побегать, и мужа не драчуна.
Она никогда не видела улыбки на лицах своих родителей, вечно они были сердитые, печальные, напряженные. Вставали и ложились с одной мыслью, где заработать кусок хлеба. Лошади у них не было, коровы тоже, надел земли свой давно продали, то есть были они холопами.
Мама Лизы, подпоясав зипун, перекрестившись, шла побираться. И когда суму приносила полупустой, муж злился и мог оттолкнуть ее с такой силой, что она падала. При этом кричал:
— Ты уже должна знать, какой барин щедрый, а не стучаться ко всей нищете!
В один день Агафья ушла побираться и больше не вернулась. Лиза оббежала всю округу, спрашивала всех встречных и поперечных, описывала свою маму, как самую красивую женщину, но все качали головами. Многие смеялись, удивлялись описанию внешности пропавшей, не понимали, как это можно быть красавицей в лаптях и рванье, а некоторые говорили, что побирушки все на одно лицо. Такие же как она, сами переживали за бедную Агафью, а богатым до ее исчезновения не было дела.
Игнат совсем сник, ещё больше озлобился, сгорбатился, ослаб и лишился найма на работу.
Единственной отдушиной для Лизы была ее подруга. Дочь крепко стоящего на земле хозяина, горбатая Анфиса, у себя дома была изгоем, только брат ее понимал и жалел, а красавицы сестры выражали неприязнь и злость. Когда Лиза приходила к Анфисе, то сестры не скрывали своей брезгливости к ней, старались унизить, оскорбить. Поэтому две подруги старались уединиться подальше от злых глаз. У них было укромное местечко в роще, где они изливали друг другу душу.
Анфиса жаловалась:
— Знаешь, меня в семье по имени зовут только брат и мама, а остальные называют горбатой. Вот смотрю на тебя и завидую твоей красоте. Лучше быть красивой и нищей, чем богатой и горбатой. Ведь ты можешь жизнь свою изменить, а я нет, горб не исчезнет, только к старости ещё больше станет. Мама говорит, что бог каждому человеку даёт судьбу, и спорить и обижаться на бога — большой грех. А я большая грешница, обижаюсь и спорю с ним.
— Я тоже грешная: обижаюсь и завидую. Вчера меня нанял на работу Федор, у него три коровы. Я их доила, хлев чистила. Он дал мне молока, сметаны, творога, а его жена платок подарила. А я сижу и думаю, хоть бы Прасковья, их постоянная работница, подольше болела, а лучше бы, чтобы она умерла. Потом я так плакала! Даже молока не смогла выпить. Это как надо жить, чтобы желать кому-то смерти?
Две подруги обнялись и зарыдали.
Жил на хуторе, вдалеке от их села, бондарь. Вдовец, детей бог не дал. Его мама страдала беспамятством. Каждую ночь уходила из дома и могла назад не прийти. Филипп измучился с ней, не мог после бессонных ночей работать в полную силу, да и днём от нее не было никакой помощи, а только одни переживания. Отцу Лизы шепнули, что Филипп ищет молодую работницу, и тот тут же привел дочь на смотрины к хозяину, который сразу увидел в девушке безропотность, смирение и боязнь.
— На, возьми одежду моей покойной. Негоже в лохмотьях ходить, небось вши в своих косах развела. Мыло-то отродясь, наверно, не видела? У меня работа знатная, уважаемая, кропотливая, за нее я должен браться не дрожащими руками от недовольства тобой. Поэтому чтобы мне спокойствие, уважение, покорность преподносила, а там и я тебя не обижу. Ты видела сколько у меня древесины на улице? Смола лучше вымывается, и древесина становится плотнее. На хозяйскую нужду сосна пойдет, для хранения харчей — липа, для соления — дуб. Ты думаешь, что бочка и кадка — одно и то же? Так нет. А ты знаешь, что воду носят из стойкой, лёгкой ели, а хмельной напиток любит дубовые бочки? Ты же не знаешь, что такое лагуны, барильца. Да много чего не ведаешь, потому что у вас как в народе говорят: нет ни ведра, ни коромысла. Но это я к чему говорю? Работы у меня непочатый край, а мать и хозяйство руки мне связывают, а люди ждать не будут, другому бондарю мой хлеб отдадут.
Матушка моя должна быть в догляде, она же чудит, ночами не спит, все колобродит, одно и тоже буровит. Я тебя не пугаю, но предупреждаю, не дай бог ее ударишь, или как одна вожжами привязывала, а одна все каким отваром на ночь поила, а то и лупасила. Бог такое испытание мне дал. Ведь в Писании сказано: «Кто не почитает свою мать, не почитает Бога».
Лиза дрожала как осиновый лист. Она не боялась никакой грубой работы, она испугалась самого бондаря. Его густые брови нависали над глазами, плечи были с аршин, кулак с кувалду, голос был строгий, с хрипотцой. Он заметил испуг девушки и продолжал ее знакомить со своими обязанностями:
— Мне варить будешь много и вкусно, чтобы мама прибранная, причесанная ходила, и в доме чтобы было чисто. Красный угол должен сверкать. Чтобы вовремя доила корову и на выпас ее отправляла.
Лиза слушала хозяина и понимала, что такой объем работы ей не потянуть. Ведь если караулить его мать, то когда заниматься остальными делами?
Филипп словно слышал сомнения Лизы, громко сказал:
— Ты должна сделать так, чтобы мама в помощь была, а не помеха. Ну, что зря молоть, пора и поздороваться с Кузьминичной.
Седая, но не старая женщина сидела за столом и качала головой. Увидев Лизу, почему-то лицо закрыла руками, потом резко руки вскинула вверх и заулыбалась.
— Поводырь твой эта девка, — громко крикнул Филипп, от чего вздрогнула Лиза.
Девушка отметила, насколько добротный дом, действительно, красный угол занимал большую часть горницы, большая была едальня, домашней утвари в ней было очень много. Во второй половине дома стояли большие кровати, около одной стоял один громадный сундук.
Оставшись наедине с Кузьминичной, Лиза хотела заплакать. Она не знала, к чему приступить и что делать, подошла к иконе и попросила Бога:
— Господи, дай мне разума, силы и терпения, не оставь меня в тяжёлую минуту без помощи да прости мои грехи вольные и невольные!
Лиза заметила, что рядом с ней на колени опустилась баба Агафья.
— Я буду с тобой жить. Ты помогай мне, я ведь так боюсь дяди Филиппа. Вот он смотрит на меня, а у меня душа в пятки уходит.
Вдвоем молились долго, каждый шептал свою просьбу к богу. Лиза слышала, как баба Агафья шептала:
— Дай мне светлую память или быструю смерть.
Лиза поняла, что не всегда бабушка бывает безумной, а временами. Она ее обняла и тихо сказала:
— Давай не бояться друг друга, — и тут же заплакала.
Баба Агафья не отходила ни на шаг и разговаривала с Лизой тихим голосом. Девушка не понимала, что бабушка говорит, но делала вид, что ее слушает.
Никогда Лиза не спала на такой мягкой кровати. Перед ее глазами встал родной дом, палати с грубыми попонами, жалкая лучина, закоптелый потолок и земляной пол, засланный соломой. Вдруг она услышала скрип соседней кровати, а потом лёгкие шаги. Присмотревшись в темноте, Лиза увидела бабу Агафью в паневе, которая босиком направлялась к двери. Лиза испугалась, но пошла за ней.
Ночной, влажный холод обнял ее за плечи, холодная роса смочила ноги, слышался где-то вой собак. От ночной темноты Лизе было ужасно страшно. Баба Агафья шла в неизвестном для Лизы направлении. Девушка дрожащим голосом
спросила:
— Бабушка, а ты куда?
— К своим, они меня ждут.
— Пойдем назад, умоляю тебя!
Лиза взяла ее за руку, но бабушка стала вырывать руку и отталкивать от себя Лизу. Ничего не оставалось делать, как следовать за Агафьей.
Они вышли на окраину хутора и упёрлись в погост. Бабушка низко поклонилась могиле, присела на скамью и начала разговор со своими родными. Лиза стояла рядом и читала дрожащим от страха голосом молитвы одну за другой.
Филипп не спал, он сидел на скамье около дома и видел, как Лиза вела за руку мать и убаюкивающим голосом говорила:
— Лучше днём к ним сходим, а сейчас помолимся и ляжем спать. Мне рано надо вставать, я ещё не приглядела всё хозяйство, где что лежит, что и когда делать. Ведь у моего отца хозяйства нет, печь топим через раз, дрова экономим, варить не из чего, а здесь, я посмотрю, вы себя голодом не морите.
Лиза говорила тихим голосом, а баба Агафья шла рядышком и внимательно слушала.
Лиза перед бабушкой утром принялась держать отчёт о проделанной работе:
— Я корову проводила в стадо, истопила печь, почистила закуты. Я все буду выполнять, только прошу тебя, ночью не уходи никуда, мне страшно очень. В каждом дереве, в каждом кустике мне незнамо что чудится, а любой шелест меня так пугает, что я готова упасть замертво.
Агафья тихо начала оправдываться:
— Я ночью навещаю своих, хотела поведать, что я теперь не одна, что ты меня нутром приняла. Теперь они рады за меня.
Лиза слушала внимательно и понимала, что бабушка одинока, и от горя стала безумной. Филипп понимал, что обезумевшая мама полюбила Лизу, да и та, видимо, имеет большую чашу терпения, если целый день выслушивает нелепые басни старухи, при этом успевает выполнять всю работу. Бондарь часто на Лизу смотрел особым взглядом. А однажды достал из сундука красивый платок, накинул на плечи Лизы и, повернув ее к себе лицом, поцеловал в лоб и крепко обнял. Свою благодарность он выражал ласковым взглядом.
Все шло своим чередом, иногда бабушка вела себя спокойно, иногда, уйдя в себя, плакала. Однажды к Лизе пришел отец в приподнятом настроении, таким его дочка никогда не видела:
— Середняка сын хочет тебя засватать. Ничего, что он лицом не удался и дурковат, но зато его отец тебя хозяйкой хочет величать. Жить будешь в тепле, в сытости и сладости. А что муж недоумок, так это и к лучшему, сама себе хозяйкой будешь.
Лиза, услышав новость, заплакала, ее рыдания услышал Филипп. Не скоро он понял, в чем дело, но когда отец объяснил, то обнял Лизу и громко крикнул:
— Пошел вон! Продать хочешь дочь за корову? Кому ты ее отдаешь? С того спроса нет, он же дурак, он же богом обиженный. Уходи и скажи им, что Лиза и за умного не спешит выходить, а за дурака тем паче!
Лиза, наконец, успокоилась, а вскоре к ней пришла в гости Анфиса. Баба Агафья ревностно посмотрела на горбатую и замахала руками. Она побоялась, что горбатая пришла за Лизой.
— Ты так изменилась, поправилась, приодели тебя. Красиво у вас тут: река, лес, раздолье, и, главное, людских глаз мало. Радуйся, что сыта, обута, в тепле живешь. Вспомни, какая ты сюда пришла. Под таким крылом и ворона ласточкой станет!
— Ну не могу же я всю жизнь быть рядом с ними, да и отец один без моей помощи. Да и замуж пора выходить. Только кому я нужна?
— Так и выходи за хозяина! Я ему намекну, давай только с ним подружусь. Вроде, он меня не гонит, не брезгует, а наоборот, поклон мне преподносит.
Анфиса стала часто навещать подругу, она сдружились с бабушкой, и ее даже не пугало, что при разговоре бабушка обращалась к третьим лица, всегда поворачивала голову в сторону, как будто к рядом стоящему. А однажды Лиза угощала Анфису и бабушку свежеиспечённым хлебом, так баба Агафья попросила отрезать ломоть хлеба своим и налить им молока. Лиза чуть ли не уронила хлеб, а Анфиса улыбаясь сказала:
— Вот мы какие грешные, лишь бы самим налопаться, а про важных гостей забыли. Видите, они ждут угощения?
С тех пор бабушка ее ещё сильнее стала привечать. Иногда Анфиса оставалась на ночёвку, тогда для Лизы вообще был велик день. Подруга нисколько не боялась Филиппа, она к нему относилась с высочайшим почтением и уважением. Любила расспросить его, что он делал, что клепал, для кого. Могла предложить свою помощь, и было видно, что ему такое внимание очень нравится.
Анфиса как-то спросила у подруги: — Вот живёшь ты тут, как хозяйка, все тебе в ножки кланяются. Ты говоришь, что хозяина боишься, а на самом деле тебя все боятся потерять. Ведь дело ни в той работе, которую ты выполняешь, а в твоей душе. Ты их согрела, обняла теплом и заботой. А кто захочет тепло терять? Филипп хороший мужик, добрый. Вот вчера с ним спорила, а он только головой кивал и улыбался. А в моей семье мне рта не дают открыть. Я вот прихожу к вам, и мне хочется от радости самой бочки катать.
Как-то Анфиса долго не приходила. Филипп заскучал, каждый вечер спрашивал Лизу о подруге. Было видно, что он вздрагивал при стуке в дверь, но, увы, это были заказчики.
Оказалось, Анфиса приболела, и когда она пришла, то Филипп не мог скрыть своей радости. Уж он тут же велел поставить самовар, а из укромного местечко достал мед. Анфиса вся покраснела, засмущалась, в глазах затаилась радость. Когда Филипп пришел вечером домой, Анфиса его встречала с ведром теплой воды и с рушником. С улицы слышался смех, плескание и фырканье хозяина. Из строгого, серьезного мужика Филипп с Анфисой превращался в доброго, смешного, хитрого весельчака.
Через неделю Филипп сообщил ее родителям, чтобы ждали сватов. Никто не ожидал такого поворота событий. Родители Анфисы были несказанно рады, а сестры от недоумения пожимали плечами. И пусть Филипп был постарше невесты, но это никого не смущало, все понимали, что под крылом орла, Анфиса так сама говорила, любая ворона превратится в ласточку.
Брат Анфисы не мог узнать Лизу, которая из батрачки превратилась в хозяйку. Красивая, стройная запала в душу так крепко, что он стал наведываться под предлогом, что приезжает к сестре, чуть ли не каждый день. Да всем было понятно, к кому он приезжает на лошади, и все понимали, что вот-вот он увезет Лизу.
Так оно и получилось, только, к сожалению, родители жениха, узнав о планах сына, встали на дыбы. Особенно бесились сестры и науськивали родителей, которые, в конце концов, видя счастливого сына и его желание, несмотря ни на что, жениться только на Лизе, согласились засватать ее и сыграть свадьбу.
Никто не знал, что придет время, и Лизу с мужем будут раскулачивать большевики. Встав крепко на ноги, им придется встать на колени перед новой властью, и никто от нее не защитит. Ведь нельзя, видно, было иметь три коровы, две лошади и вволю хлеба на столе.
Автор Наталья Артамонова
Здесь можно прочитать другие Наташины рассказы ⬇️⬇️⬇️