- Ты чем недоволен? – спросила жена, - Новая Конституция предоставила столько прав и свобод – уму непостижимо!
Извечный семейный диалог возник сам по себе из ничего, как это бывает обычно, когда в семье из двух человек возникает пауза, когда становится невыносимо молчать, но и говорить вдвоём вроде уже не о чём.
Евлампий Степанович, бурчавший что-то себе под нос, ответил:
- Оно так, только где эти права и свободы, если я сижу дома и не могу никуда выйти?
- Почему не можешь? – смилостивилась Пелагея Степановна, - Я не держу, куда хочешь – туда и иди.
- Куда хочу нельзя. Я, к примеру, хочу на рыбалку.
- Так кто же держит!
- А штрафы кто будет платить? Понаехали опять, говорят, областные рыбнадзоры с ОМОНом, экипированные и вооружённые до зубов, рассекают по ночам наши водные просторы на мощнейших моторах, распугивая рыбу, привыкшую идти на нерест в тишине и спокойствии. Разве можно рыбачить в таком бедламе? Отцы и деды рыбачили всегда, но раньше никогда такого бедлама не было: ни рыбе нет спокойствия, ни рыбакам. А ещё выставляют непомерные штрафы, что магазинная слежавшаяся и перемороженная рыбка покажется очень дешёвой. Где же тут права и свободы? Рыбак на уху поймать рыбку не может, а мощнейшие траулеры неводами со спутниковой навигацией вылавливают её сотнями тонн? А нам трактуют по телевизору, что всё во имя человека и всё для блага человека! Рыбака заставляют измерять длину рыбёшки, ерша там или пескаря, чтобы, не дай Бог, он не оказался меньше установленного кем-то очень высоким размера, тогда опять штраф, причём охотятся только на пенсионеров или на тех, кто не может дать отпор. Я ни разу не слыхал, чтобы штрафовали авианосец или крейсер, уничтожающие стрельбами рыбу или какой-нибудь инспектор замерял там длину уничтоженной рыбы. Было бы очень смешно, если бы там исполняли их законы!
- Я же не гоню тебя на рыбалку, сходи в лес на охоту.
- Нельзя! И тут тоже нельзя. Всё есть: и документы, и лицензия, и квитанции об уплате всех поборов, но одну закавыку никак не обойти – лес с началом открытия охоты закрыли для посещения, якобы пожароопасный период.
- Что и грибы-ягоды не собрать?
- Нельзя. В лес заходить и заезжать нельзя. Раньше запрещали разводить костры, предусматривали различные меры предосторожности, а теперь вообще ничего нельзя и лес якобы вообще не наш и не наше богатство. Разрушило государство существующую стройную систему лесоохраны и сгорают ныне леса вплоть до миллионов гектар, но не по вине простых людей, хотя и это иногда бывает, сгорают леса по халатности чиновников, не предусмотревших заранее минерализованные полосы, санитарные рубки и много всего прочего, что по негласным законам предусматривалось самой жизнью, но всё рухнуло под напором новых реформ. Какие уж тут грибы-ягоды, коли людей совсем отвадили от леса?
- Так давай съездим на речку, отдохнём, Катер есть, а простаивает.
- Нельзя. Существуют сроки открытия и закрытия навигации, регистрация и технический осмотр судна и много-много всяких других мер, без выполнения которых выезд запрещён – это не как раньше: парус поставил и попутный ветер до Груманта али ещё в какую-нибудь Кузькину мать, а теперь так нельзя, теперь всё равно, как в комнате ходить по одной половице. Шаг влево, шаг вправо… Обязательно надевать спасательный жилет независимо от температуры воды – упадёшь раз в жизни за борт, застынешь в ледяной воде, неописуемая утопленнику радость: утонул не просто так, а в жилете по всем нормам, стандартам и даже по размеру, а ты говоришь!...
- Займись хотя бы пока печкой, - Пелагея Степановна не отступалась, - Печка совсем развалилась.
- А где я, по-твоему, возьму песок и глину?
- Раньше ведь брал где-то!
- Брал, а теперь нельзя. Песок и глина – это недра, а недра не наши, за незаконное их использование штраф.
- Беда прямо! А что же тогда наше?
- Теперь ничего, кроме прав и свобод, гарантированных новой Конституцией, нашего нет. Всё прибрали к рукам денежные воротилы. Нам, правда, тоже кое-что оставили, например, право на безвозмездный труд. Можно много трудиться и получать жалкие гроши или жалкую пенсию. Человеку предоставили право распоряжаться своими правами и свободами по своему усмотрению, но, не выходя из дому, чтобы что-нибудь случайно не нарушить.
- Как же так, а по телевизору только и говорят, чтобы отдыхали, развлекались, путешествовали…
- Говорят, но развлекаются те, у кого нет забот с наполнением личного бюджета. Нам-то, уважаемая, на что развлекаться? С другой стороны, государство обеспечивает распространение вирусов, теперь даже такие есть, о которых слыхом не слыхивали. Как где-то чума возникает, тут же объявляют, что нам опасность не грозит и кратно увеличивают туристические потоки и наплыв мигрантов, чтобы чума распространялась равномерно и быстро, а потом опять применяют своё «нельзя»: нельзя выходить из дому, нельзя ходить на работу, а работать дистанционно.
- Что теперь и из дому не выходить?
- Получается так. Везде вместо людей применяют искусственный интеллект. Бачут, что он будет строить, думать, работать лопатой и киркой и много всего прочего, а людей уберут, как ненужный хлам, чтобы не путались под ногами, не просили зарплату, не ходили с жалобами по кабинетам. Людей как бы берегут, делают из них хилых, ожиревших дебилов и тунеядцев, отчего в стране упала рождаемость и появляется всё больше детей с различными отклонениями. Поэтому и делают великие тугодумы упор на мигрантов, те размножаются, как на дрожжах.
- Однако, какой-то ты невесёлый, по твоей теории получается, что мы вообще лишние.
- Наоборот, я веселюсь, что стоять пока можно на двух ногах. Помнишь, в наших школьных учебниках был рисунок: стоит крестьянин на одной ноге, а вторую и поставить некуда, поскольку вокруг всё пространство чужое и нельзя туда вторгаться. Примерно так сейчас всё и происходит: вроде много всех прав и свобод, но никуда не сунуться, всё не наше.
- Нельзя тебя выпускать на люди, несёшь всякий бред!
- И ты туда же – опять нельзя. К жене прикасаться ныне тоже нельзя, сразу пришьют сексуальные домогательства, разве не об этом твердят по телевизору каждый день?
- Умный ты у меня Евлашка! Давай-ка споём, петь-то пока ещё не запретили, имеем на это право и свободны мы дома, как вольный ветер!
Пелагея Степановна, не дожидаясь согласия мужа, запела:
- Ой, рябина кудрявая…
09.2024.