Жизнь Петрова перевалила за середину. Все чаще он задумывался, что ничего в его жизни не происходит, каждый день одно и то же. Сколько же лет я хожу этой дорогой, размышлял он по утрам по пути на работу. Петров даже остановился. Огляделся по сторонам, словно искал кого-то.
Это же лет тридцать получается! Или тридцать пять? Петров стал считать. Так. Какой год у нас сегодня? Господи, как время летит? Куда все делось? Сосна вот здесь раньше росла, кривая такая, куда делась, спрашивается? Так. А сегодня, вы говорите, две тысячи двадцать какой? Матушки мои! Это что? Тридцать восемь лет? Это же целая жизнь!
Петров сидел в кабинете, барабанил пальцами по столу и смотрел в окно. Ему не работалось. Он никак не мог успокоиться. Целая жизнь! Прошла и назад не вернуть! Где она, где? Чего он добился? Чем жил? Что оставил после себя? Скворечник на даче? Привычно заныло под левой лопаткой. Петров сжал пальцы в кулак. Помассировал плечо.
Вечером, лежа на диване, Петров вновь ощутил тупую боль. Настроение было так себе. Утреннее открытие не шло у него из головы. Где я был все это время? Чем занимался? Сколько там осталось-то? Совсем немного.
- Валя! – Петров почти крикнул. На кухне работал телевизор, что-то жарилось, гремели тарелки. Жена не слышала его.
Петров закрыл глаза. И Русалки что-то давно не видно…. Наверное, недели две уже ее нет. В отпуске что ли? - Валя!
Жена тяжелыми шагами шла по коридору. Опять она надела эти тапки, с раздражением подумал он. Как можно носить тапки с каблуками? - Чего, Вань? Пошли ужинать.
- Капли есть у нас? Что-то сердце побаливает.
- Вроде были где-то, - ответила жена, уходя обратно на кухню и стуча по ламинату каблуками - посмотри там, в коробке. Так исчезну вот тут, и никто не заметит. Петров уже привык. Прикрыл ладонью глаза, повернул голову к стенке.
***
Русалка появилась в его жизни двадцать лет назад. Он шел на остановку, она шла навстречу. Очевидно, в школу. Прошли мимо друг друга. Но перед этим что-то случилось между ними, глазами встретились. Что еще могло случиться? Взгляд был какой-то не совсем обычный, особенный какой-то был. Хотя, трудно сказать. Было ему двадцать пять, а ей на вид двенадцать – тринадцать. Они встречались теперь почти каждый день.
Проходили в разные стороны, в течение секунды, глядя друг другу в глаза. Это превратилось для Петрова в веселую утреннюю игру. Он заранее мысленно намечал точку встречи и, когда все сходилось, почему-то радовался. Хотя, через минуту забывал и о девушке, и о своей игре. Он прозвал ее Русалка за зеленые, удлиненные к вискам глаза.
Иногда она пропадала. Сначала Петров волновался, а потом обнаружил, что время ее отсутствия соответствует школьным каникулам. Ждал. Дожидался. Шел мимо, смотрел секунду в глаза. И она смотрела. Но не зацепляло его, не казалось все это важным. Просто такая игра.
Женился он рано. Молодая жена была на третьем месяце. Свадьбу гуляли в кафе. Петров помнил, что ему хотелось уйти из этого кафе и посидеть где-нибудь в тишине. Все, что происходило на свадьбе, казалось ему иdиотизмом. Какие-то прыжки в подъезде в доме у тещи, какие-то банки с медяками, которые он должен был разбрасывать вокруг. Лучший друг, мгновенно напившийся и уснувший в подсобке, кислое шампанское в туфле, незнакомые люди, которые от души веселились...
***
Русалка вытянулась, повзрослела. Игра продолжалась. Петров иногда уезжал куда-нибудь, и, когда возвращался, ловил в ее взгляде вопрос. Потом родилась дочь, и режим у него поменялся. Он бегал на молочную кухню чуть ли не в шесть утра, потом бежал домой и спал еще час-полтора до работы, если удавалось. Потом в беспамятстве шел на работу, досыпая на ходу. Девушка вспоминалась ему в этот период смутно…
Через год или два Петров неожиданно для себя обнаружил, что Русалка стала очень привлекательной девушкой. Он невольно любовался ею. И даже считал, что он к этому каким-то образом причастен. Ее одежда нравилась ему. Зимой это была короткая шубка, летом джинсы или что-то еще. Впрочем, время шло, одежда менялась, но всегда Петров отмечал, что у нее хороший вкус, опять на ней что-то особенное.
Потом она исчезла на год. Петров не особенно переживал. А вскоре и думать о ней забыл. Только проходя по их дорожке, ощущал на миг какое-то беспокойство. С дочкой у Петрова с младенчества установился близкий контакт. Жена по этому поводу бесилась. Он недоумевал? И зачем на дочь орать, если она ни в чем не виновата? В чем вообще может быть виноват маленький ребенок? Когда она болела, он брал отгулы. Им было так хорошо….
В прошлом году дочь вышла замуж и уехала с мужем далеко . Ну и что осталось? Квартира, машина, дача, - хлам, груда железа. Все сгниет моментально. Ремонт бесконечный. В сердце опять начались какие-то странности, как будто остановилось секунд на пять. Он прислушался. Да нет, вроде, пронесло… .
Ночью он проснулся, не мог дышать. Он размахивал руками, бил по кровати, шарил в складках - все искал, где же конец той веревки, которой ему замотали горло. Жена металась в ночной рубашке, то проявляясь, то исчезая. Вот протягивает стакан воды, причем тут вода, убери воду, веревку, веревку ищи…. Перед глазами как будто выключили экран, только слабый сигнал пробивался. Изображение стало черно-белым. Мужик какой-то небритый. Облака тут что делают? Окно закрой, мужик, видишь, облака залетают. Да не туда смотришь. Врачи? Что-то их больно много.
***
- Петров, на ужин, – медсестра даже в палату не заглянула. Он поморщился. Представилась ему зеленая гороховая каша и бесформенная котлета, сделанная из капусты. Здесь, в больнице, он много чего передумал. Времени было навалом. Приходила жена, друг приходил, дочь звонила каждый день. Он думал обо всем, а Русалку приберегал на вечер, когда все стихало.
Время ускорялось. Петров продвинулся по службе, занял ответственный пост. Отрастил небольшой, вполне уместный животик. Теперь он ходил по их дорожке на стоянку за машиной. Русалка цвела. Петров и не заметил, как она стала матерью. Пару раз встретил ее с сыном. Игра все продолжалась. Секунда вместе и разошлись. Она по своим делам, он по своим. Все чаще то он, то она куда-то пропадали. На месяц, на два, а то и больше. Командировки, поездки, отпуск….
С женой всегда как-то все было спокойно. Без особых эмоций и приключений. Жили как все. Нормально жили…. Здесь в больнице Петрову впервые пришла в голову эта страшная в своей очевидности мысль. Проснулся он посреди ночи. За высоким окном шел дождь. Он сел на кровати и уставился в окно. А вдруг, подумал он, вдруг, это моя женщина ходила мимо меня всю жизнь? Вернее, это я мимо нее ходил. Моя половина? Тридцать восемь лет?! Может быть все неспроста?
Когда он женился, родители напряглись и подарили ему новую однокомнатную квартиру на окраине, а потом подумали и сами же в нее переехали. А Петров с женой остался здесь. Неспроста…. Он вдруг понял, что плачет. Этого давно с ним не случалось. Сколько раз была возможность переехать? Слезы ползли по лицу, и было щекотно. Неужели, все, думал он, массируя плечо. - Неужели, все? Всю жизнь играл, глазки строил, доигрался вот….
Петрова выписали через три недели. Он осунулся, глаза запали. Его левая бровь почти полностью стала седой. Жена прильнула, устроила встречу, праздничный обед, правда без мяса и спиртного – салаты, суп куриный, овощное рагу. Он вышел на работу. Сердце побаливало, но еле слышно. Все постепенно налаживалось. Только вот теперь, после инфаркта, он стал замкнутым и неразговорчивым. В глазах его основательно засела и никак не хотела вылезать наружу печаль.
***
Русалки опять не было уже почти неделю, второй раз в этом месяце. Петров стал часто думать о ней. Он ждал. Она появилась только в сентябре.
Петров перегородил ей дорогу. Она остановилась, нерешительно подняла глаза. Было в них что-то новое, нехорошее, что-то случилось за это время, пока ее не было. Отчаяние какое-то, страх, неуверенность. Плакала много, тут же определил Петров.
- Вы много плакали, – сказал он.
Она кивнула. Потом сказала:
- Мама умерла.
Они помолчали. Через минуту он спокойно сказал, - мне кажется, нам надо поговорить.
Она отвернулась, прикрыла ладонью глаза, прошептала, - Боже…. Наконец-то….
- Только вы не смейтесь, - сказал Петров. Голос его не слушался. Стал вдруг чужим. - Мне кажется, я люблю вас. Да… Я люблю вас. И все остальное не имеет значения. Она еще пыталась улыбаться, - и давно ли вы меня любите?
Петров отвел глаза, - боюсь, что давно…
- Что же вы. Такой… нерешительный? Ведь все могло быть иначе….
Петров смотрел на нее. Все, каждая черточка ее образа ложилась в его больное сердце на свое место. Теперь, когда он сказал главное, он смотрел, слушал, вдыхал, чувствовал.
Она вдруг всхлипнула. - Вообще-то я замужем…
- Я же говорю – не важно.
Они стояли рядом и смотрели друг на друга. Они были знакомы столько лет, но разговаривали впервые. Голос ее оказался волшебным. Петров другого и не ожидал. Она плакала и улыбалась. - На нас ваша жена из окна смотрит.
- Пусть. – Он даже не обернулся.
Она взяла себя в руки. Вытерла слезы. Спросила, - где это вы были так долго? В больнице лежали?
- Да.
- Сердце?
Сергеев виновато кивнул. Она посмотрела ему в глаза. - Бедный…
Петрова стало потряхивать. Он не знал, что еще говорить. Весь продуманный до мелочей монолог сделался глупым и улетучился, как и не было его. В голове толчками бился пульс. Она смотрела на него во все глаза. - Я все-все про вас знаю.
Петров чувствовал, что сейчас разрыдается, как мальчишка. Он отвернулся.
- Давайте вечером…
- Давайте… Я буду ждать возле вашей машины.
- Договорились. – Петров быстро пошел вперед, она постояла немного, потом пошла тоже. Она все улыбалась. Он никак не мог задушить в себе слезы. Они лезли из него, как будто их кто-то выдавливал.
Через час его секретарша вызвала «скорую». Позвонила его жене. Жена приехала раньше. На ней были разные туфли. Петров лежал на диване для посетителей и слабо мотал головой из стороны в сторону. Рубашка была расстегнута, галстук валялся рядом. Губы его были серыми. Глаза прикрыты. Он тихо мычал что-то.
В машине Петров открыл глаза и сказал, - все могло быть иначе….
Санитар не расслышал, засуетился, наклонился к нему. - Что?
- Все могло быть иначе…
- Успокойтесь. Вам нельзя говорить.
- Я спокоен, - сказал Петров. - Как мало осталось. Имя, имя так и не узнал. Русалка…
Врач обернулась с переднего сидения, - что там? Бредит?
Санитар посмотрел на Петрова. Кивнул. А Петрова уже не было.
