(повесть)
Второе воспоминание из моей жизни.
На хуторе.
Как я помню, был праздник. Наверное, Спас. Дед Пётр в белой вышитой рубашке, бабушка Вера в сиреневой блузке, бабушка Домна в зеленом платье, такими нарядными и красивыми я их ещё не видел. Я видел их в обыденной рабочей одежде, ежедневно все суетятся, что-то делают. А тут сидят себе в саду за столом, никуда не спешат, пьют из красивых прозрачных маленьких стаканчиков красненький компот. Я попросил мне не дали, сказали, я ещё мал. Я начал доказывать, что я большой, даже три пальца показал. Но когда понял, что это на них не подействовало, начал плакать, сполз с дедовых колен и перебрался к бабе Домне, дедовой сестре. Она была очень красивая, меня любила и во всём потакала. Украдкой давала всякие вкуснятины, никогда не наказывала. Странно, но и она отказала. Наверно деда боится. И почему его все слушались и боялись?! Даже Шарик. Я нисколечко. Он никогда меня не наказывал, в отличие от бабы Веры, которая нет, да потянет завязками от фартука. Ну и что, что у деда не было глаза, и всё лицо было в шрамах, я его очень любил. С ним было интересно, он катал меня на Орлике, водил в сад при этом разговаривал, как с равным. На помощь пришёл отец, его звали Леонид. Он неожиданно появился со стороны дороги за моей спиной и подслушал наш разговор. Взял меня от бабы Домны посадил себе на колени:
- Конечно большой. Покажи ещё раз сколько тебе.
- Три. Радостно закричал я и показал три пальца.
- Но большой, это не значит взрослый, только взрослые пьют сливянку и то очень редко, по праздникам. И налил себе стаканчик с графина, всех поздравил с праздником и выпил.
- Когда я буду взрослым? - не унимался я.
- Кода тебе будет двадцать лет, - сказал дед.
- Двадцать это столько? – почему-то я показал шесть пальцев. Толи потому, что до пяти я уже умел считать, толи потому что, моему двоюродному брату Алексею было шесть лет, и мама говорила, что он уже взрослый.
- Больше! - сказал дед.
- Столько? - я показал две руки.
- Больше! - повторил дед.
- Как больше?! У меня больше пальцев нет. - закричал я.
- Возьми у меня, - сказал папа и положил свои огромные руки рядом с моими.
- Да! Вот столько. Двадцать - это если сложить пальцы твои и отца на четырёх руках вместе. - сказал дед.
- Тогда и Шарик меня будет слушаться, как тебя и папу? - никак не мог я успокоиться, забыв про сливянку. Все засмеялись. Шарик - это дедова собака, огромная немецкая овчарка, похожая на волка.
Живет у деда она давно. Дед говорит, что Шарик старше бурёнок Груни и Пеструшки, лошадки Орлика, даже старый огромный сибирский кот Мартын на два года моложе собаки. Жил Шарик в большой будке, которую построил ему мой отец, придя с армии. Тогда Шарик первый раз сорвался с цепи и встретил отца на станции в четырёх километрах от хутора, после семи лет службы того в армии. Когда отец уходил, Шарику было меньше двух лет. Как он узнал, удивлялся дед, никто не почувствовал, а он встретил. Все говорили, что Шарик очень умная собака всё понимает, только разговаривать не может. Прикажет дед ему смотреть внука не выпускать со двора, он гавкнет, что задание понял, вылезет из будки, ляжет на траве в тенёчке для лучшего обзора, и несёт службу.
Только я начну открывать калитку в сад или на дорогу, он тут как тут, зайдёт со стороны выхода и начнёт грозно лаять. Попробуй, уйди от такого! Помню, однажды мне очень захотелось в сад, поиграть с кроликами, которые вылезли из ямы, где они жили. Шарик меня не пустил. Я начал плакать, бить его рукой по морде. Ему наверно было больно, он долго терпел, увёртывался, в конце концов, разозлился, ударил хвостом, так что я упал на колени. После взял, как щенка за шиворот и отнёс от калитки на средину двора. Однажды дед оставил Шарика за няньку, сам уехал, куда-то на Орлике.
Бабу Веру с женой деда Фадея, брата моего деда, бабой Катей позвали полоть колхозную свёклу не далеко от хутора. Видя приближение грозы, они успели добежать лишь до хижины деда Фадея, так называл его дом дед Пётр из-за малых размеров, в сравнение с огромным нашим пятистенком, который срублен из свежей сосны, без подсочки. Это был маленький старенький домик. Дед Фадей перевёз его, из какого - то дальнего хутора, после возвращения из тюрьмы. Бабу Катю он привёз из Сибири, где отбывал срок по навету за якобы несогласие с решениями, принятыми на каком-то пленуме, за что был осуждён по политической статье. Дед Фадей был моложе нашего деда, но очень невезучий, так я слышал в разговоре взрослых. Зона, сильно подорвала его здоровье. Выглядел он старше деда, редко выходил из дому, больше читал газеты и книги, которыми был завален весь дом. Пошёл сильный ливень. Бабушка осталась переждать непогоду в хижине, на краю хутора, надеясь, что дед заберёт меня со двора, а дед не спешил домой, знал, что бабушка дома. Отец, бабушка Домна были на работе. Мама с тётей Соней была в городе Барановичи в гостях у тёти Мани. Соня и Маня были родные сёстры моего отца. Оказавшись на улице в грозу один, я побежал в дом, но не смог открыть тяжёлую дубовую дверь в сени. Я заплакал, в надежде, что меня пустят в дом. Но, увы. Первым сообразил шарик, он вылез наружу, взял и затащил меня в дальний тёмный угол своей будки на сухую подстилку из соломы. Сам лёг у входа. Мне было холодно. Шарик, прижался ко мне, обнял меня лапой. От него исходило тепло, как от печки. Через несколько минут я согрелся и уснул под шум дождя.
Первым вернулся дед. Шарик встретил хозяина, как положено. На вопросы деда: “Где внук? Витя где? Всё хорошо?!” он поднял голову вверх и залился лаем.
- Ну, что ты мне всё рассказываешь, я тебя не понимаю. За то время, что ты у меня живёшь, пора уже и по-человечески, научится разговаривать, чтобы тебя понимали. Ты, лучше ответь мне, как тебя учили. Внук спит?!
Шарик утвердительно качнул головой и гавкнул.
- И за то спасибо, - одобрительно произнёс дед, довольный своим учеником. В знак благодарности, он потрепал собаку за холку. Шарик подумал, что он службу сдал, поджал хвост и побрёл спать в будку. Осторожно прижался ко мне задними лапами, вытянул передние, уж больно их ломило.
Ветер разогнал облака. Солнце начало прогревать землю. Зачирикали воробьи довольные смытыми с деревьев гусеницами и насекомыми. Встревоженная бабушка Вера вернулась домой, не увидев внука, спросила про меня.
- Спит, наверное, в длинной комнате на моей кровати, - полагаясь на собаку Шарика, уверено ответил дед.
Бабушка, не заходя в дом, прошла со двора в огород и занялась своей, привычной работой в июне месяце. Всё бы хорошо, но неожиданно с работы вернулась баба Домна, их отпустили. Прошедшая гроза не позволила продолжить работу на открытом воздухе. По дороге она набрала первой земляники и пришла угостить меня. Не найдя меня дома, она обратилась к бабе Вере. И тут началось. Меня искали всюду: в туалете, в кроликовой яме, на печке, в погребе, сарае, колодце, чердаке и сеновале, даже в крапиве. Не подумали о том, как может трёхлетний ребёнок открыть добротную крышку или дверь. Ведь у деда всё было сделано на совесть. Я проснулся от того, что убитые горем бабушки плакали навзрыд. В такт им, не знаю почему, подвывал Шарик. Дед седлал Орлика, он собирался за участковым и сообщить по телефону отцу на работу, о моей пропаже. До этого деду и Шарику досталось на орехи. И тут я вылезаю из собачьей будки. Бабушка Вера взяла меня на руки и обняла крепко-крепко, что мне стало больно дышать. А бабушка Домна, почему-то стала рыдать ещё сильнее. Как я понимаю сейчас, от большой радости.
Родственники стали расспрашивать отца о маме, тётях и Алексее. Он сказал, что маму положили на сохранение, сёстры и племянник навещают её. Они все кланяются вам и обещают скоро приехать в гости.
- Что такое сохранение? - встрял я с вопросами.
- Это такой домик, где живут тёти и ждут, пока им аист принесёт маленького ребёночка.
Ты же ведь хочешь братика или сестричку? - спросил отец.
- Очень хочу братика, но большого! Я б с ним играл, - начал выпрашивать я.
- Большого братика, не получится. Аист не осилить поднять больше четырёх килограмм.
Взрослые засмеялись и налили по стаканчику сливянки, а я посмотрел на старое дерево. В тополь, когда-то ударила молния. Оно, высохшее, без веток, как столб, одиноко стояло у дороги. На верхушке тополя было гнездо и в нём жила семья аистов.
- Да и правда, такой аист не сможет принести большого братика, - подумал я.
- Дед, и чего ты сидишь? Пойдём на луг лягушек ловить, будем аиста кормить. У него будет больше силы, и он сможет принести мне большого братика.
Взрослые снова засмеялись. Дед взял меня за руку, и мы пошли на луг. Луг находился за садом. Туда мы с дедом на ночь водили пастись Орлика, и я важно на нём сидел. На лугу, дед путал ему передние ноги, чтобы далеко не убежал и оставлял на ночь. По дороге мы часто встречали лягушек, они прыгали из-под наших ног в сторону, и я легко мог поймать их.
- А как ты будешь кормить аиста? - по дороге интересовался дед.
- Как? Как? Сам, не знаешь, что ли?! Поймаю лягушку, привяжу один конец верёвочки к задней лапке, второй за дерево, аист увидит, что лягушка прыгает, опустится и съест её, - учил я деда.
Бабушки запели песни, а Шарик увязался за нами.
- Дед, почему наш кот никогда никуда не ходит?
Старый ленивый кот Мартын остался на крылечке греется на солнышке.
Дед сказал, что осенью ночью кот ходит в поле, когда уберут рожь. Он там охотится, на больших камнях, на мышей, а если повезёт, как в прошлом году то может принести и зайца. Я был маленький и конечно этого не мог помнить, да и убитых животных мне не показывали. У нас свои кролики, куры, цыплята, ни кот, ни тем более Шарик на них не охотились. Дед продолжал, что за день камни на солнышке сильно нагреваются. Ночи холодные, а камни остывают медленно. Комбайн не может чисто убрать рожь и оставляет её клочки у больших камней, сюда то и приходят мыши за зёрнышками. А кот уже с вечера ляжет на камень и караулит свою добычу.
Молодые зайцы ещё не знают, что у камней может их поджидать опасность. Прибежит такой заяц, ляжет за камнем с противоположной от холодного ветра стороны и греется. Пригреется, да и уснёт. А кот лежит на камне ждёт этого момента. Прыжок на шею. Задушит беднягу или сломает ему хребет и тащит домой, показать какой он охотник. Кот был независим, делал что хотел, ходил куда хотел, службу он не нёс. Да и мышей ловил из-за своего охотничьего инстинкта, говорил часто дед, найдя задавленную, но нетронутую мышь. Шарик наоборот был вечно голодный. Если ему попадёт мышь, он сразу её проглатывал, а не играл с ней, как это любил делать кот. Мартын не боялся Шарика в отличие от его соплеменников, которые случайно зайдя на хутор, оказывались на деревьях и орали там, пока их не снимет отец. Лучше всех кот относился к бабушке Вере.
Только та подоит Пеструшку, кот тут как тут. Трётся у её ног, мяукает, ходит за ней по пятам, пока бабушка не даст ему молока. К деду и отцу он подходил изредка, когда те чистили пойманную речную рыбу. Ко мне он приходил только зимой, и то спать. Запрыгнет еле слышно на печку, ляжет у моих ног и мурлычет свою песню.
Так взявши за руки, разговаривая, мы шли по большому саду. Чего только в нём не росло. Вот усыпанные ягодами кусты: ежевики, красного и зелёного крыжовника, шиповника. Ветки разных сортов яблонь ломились от плодов.
А груши, какие у деда были груши?! Особенно одна, дед называл её Бэра, медовый аромат её плодов разливался по всему саду. Она росла так высоко, что её верхушку мне не было видно из земли. Плоды её были большие жёлтые с красными боками, падали на землю, разбивались ровно на четыре части, темно-коричневые семечки высыпались наружу. Рой ос кружил над ними. Дед не очень жаловал фрукты, но не удержался, подошёл к груше, и мы начали поднимать плоды с травы. Груши были такие вкусные, что сами таяли во рту, от них невозможно было оторваться. Поднимаю очередную четвертинку, сильная боль пронзила мою ладонь. Я закричал. Дед вял мою ладошку в свои огромные ручищи, начал её рассматривать. Посмотрел и я. Рука как рука. Ничего на ней нет. Маленькая точка укуса, да и только.
- За короткую свою жизнь, ты получал раны и серьёзнее, но никогда не плакал. Ты же не девчонка? Это просто ужалила оса. Ты взял её в руку вместе с грушей и нечаянно придавил, - успокаивал меня дед, дуя на руку.
Не плакал я и сейчас. Но рука на наших глазах стала резко увеличиваться в размерах, появилась краснота, отекла до локтя. Опухоль продолжала расти. Дед испугался больше меня, но виду не подал. Неожиданно схватил меня в охапку и как мог в его возрасте побежал из сада к дому. Вот я лежу на скамейке у крыльца, баба Домна воркует надо мной. Она, почему-то мажет мне руку холодной простоквашей. Остальные родственники наблюдают за нами. Даже кот, спрыгнул с крыльца на скамейку, сел у изголовья. Глаза его были на выкате. Он с неподдельным любопытством смотрел то на мою руку, то на то, что делает бабушка. Бабушка Домна всегда лечила нас, когда мы заболеем, от всех болезней, даже животных. У неё не было медицинского образования, но её лечение помогало. Вот и сейчас мне стало легче, и я уснул.