Лида родилась в семье технарей. Папа, мама, а впоследствии и оба старших брата-близнеца связали жизнь с крупным Питерским промышленным предприятием. Тематика и язык семейных бесед изобиловали непонятными ей словами. Девочка росла всеми обожаема и немного одинока, щедро одаривая природной нежностью заботой и лаской многочисленных кукол и мягких игрушек. Родители догадались устроить её в музыкальную школу, где ребенок успешно постигал классику музыкальную, не обходя вниманием при этом классики литературной. Салтыков-Щедрин и Достоевский, ей не давались, зато с упоением поглощались Мериме и Дюма, Драйзер и Тургенев, конечно же Пушкин, а позже Бродский, Цветаева, отдельное место отводилось для Ахмадулиной.
Лида училась на втором курсе педагогического института, когда была приглашена на вечеринку в общежитие политехнического института, где её познакомили с приятным молодым человеком. События развивались в благонравном варианте: через год сыграли свадьбу, ещё через год она родила двух мальчиков-близнецов, что по женской семейной линии не явилось уж такой неожиданностью. Мальчики под влиянием папы-технаря увлеклись техническими предпочтениями, а в любвеобильном сердце молодой учительницы поселилась лёгкая грусть, - ей так нехватало и так хотелось в семье чего-то мягонько-пухленько- женственного.
Побежали годы и вот настал момент, когда двадцатичетырёхлетняя Лидия Борисовна, ощутив с волнительной радостью новую беременность, обратилась с понятной мольбой к Господу и принялась ожидать появление дочки, выстраивая различные планы, с умилением перебирая и разглядывая своих кукол с их множеством нарядов. Мольбе Господь внял, подарив четырёхкилограммовую крепкую девочку. Ребёнок прекрасно развивался, превратившись к двухлетнему юбилею в изумительную белокурую красавицу – Леду, вскоре, однако, начавшую постепенно разбавлять некогда безраздельный восторг молодой мамаши всё чаще появляющимися порциями нешуточной озабоченности. Дело в том, что с некоторых пор этот белокурый ангелочек был замечен (а вскоре и уличен) в повышенном внимании и интересе к игрушкам старших братиков, а уже к следующему, трёхлетнему юбилею любимой игрушкой девочки стал экскаватор.
Вскоре Леда на равных принимала участие в семейных детских играх, постепенно занимая лидирующее положение, благодаря более ярко выраженным, чем у братиков энергичности, находчивости и игровому фантазёрству. В пятилетнем возрасте с Ледой произошел случай, окончательно укрепивший её положение в непростой пацанской иерархии типичного Питерского двора. Она при помощи железной детской лопатки строила в песочнице крепость, в отличие от «куличиков» благопристойных девочек. Обложив стены крепости красивыми камешками, Леда чуть отступила, любуясь своим произведением, когда известный восьмилетний сорванец разрушил её творение. Леда тихо сказала, что так делать нехорошо, и принялась восстанавливать разрушенное. Сорванец, видя, что с ней нет её братьев, повторил разрушение. Леда так же тихо, но более твердо сказала, что должна защищать крепость, а когда он приблизился, чтобы демонстративно довершить нехорошее дело, девочка неожиданно нанесла точно в лоб обидчику акцентированный резкий удар плоскостью лопатки; она вложила в удар всю свою силу, осознавая при этом, что ударить острием лопатки было бы недопустимым превышением необходимого уровня не только защиты, но и наказания. Сорванец завизжал, залившись слезами и соплями; выскочившая на визг мать мальчика, накинулась было с криком на спокойно стоящую Леду, но тут вмешалась взрослая общественность, сразу занявшая сторону девочки; посрамлённое семейство ретировалось.
С тех пор в дворовых, а позже и в школьных взаимоотношениях у Леды проблем не было. Училась она на твердые четвёрки, а в девятилетнем возрасте совершила самостоятельный поступок, записавшись в Доме пионеров в судомодельный кружок, где кроме неё не было ни одной девочки. Леда росла подвижной, общительной и веселой, но так уж выходило, что подруг у неё было меньше, чем друзей.
Окончив школу, она поступила в технический институт, по завершению обучения в котором выбрала местом работы огромный механический цех одного из крупных Питерских предприятий тяжёлой промышленности, возглавив через год один из важнейших участков. Начальник цеха, пятидесятишестилетний матёрый технарь, давал её работе высочайшую оценку, отмечая техническую эрудицию и железную хватку, впервые присвоив шутливое, но сразу прижившееся прозвище «Железная Леда». Он прочил её себе в преемники, предсказывая большую технарскую карьеру.
Родственники гордились ей и лишь мама Лидия Борисовна временами немного грустила, втайне мечтая хотя бы о технически неграмотной внучке. Лучик надежды вспыхнул, когда интеллигентного вида журналист сделал дочери предложение, однако, через год супружеской жизни журналист был решительно отставлен и изгнан. Бурная, перенасыщенная техническая карьера всецело завладела и мозгом, да и чувствами восхитительно статной, красивой Железной Леды.
Дальнейший жизненный путь её вырисовывался для всех в абсолютно понятных и безошибочно угадываемых очертаниях. Вскоре начальник цеха ушёл на пенсию, и тридцатилетняя Леда Николаевна по его рекомендации возглавила самый большой цех завода. А как же личная жизнь? А никак. Нет, ей нравилось, когда мужчины бросали на неё взгляды соответствующего свойства, однако, сложилось так, что те немногие, кого она воспринимала со знаком плюс, были женаты.
Новая должность выдвигала в ряд наиважнейших кадровый вопрос; она самолично проникала в самые разные инстанции в поисках классных инженеров и рабочих. Так под её руководством складывался мощный боеспособный коллектив, где каждый на своём месте четко представляет свою задачу. Ей исполнилось тридцать три, когда с Урала, от её спецагентуры поступила информация следующего содержания: «На одном из заводов работает токарем некий Михаил Ладьин. Ему тридцать лет, в ранней молодости был женат, но супруга через полгода сбежала, объяснив развод его «чрезмерной приставучестью». Он коренной Ленинградец, где у него по сей день живут родители. Ладьин окончил вечерний политехнический институт, но предпочитает стезю высококвалифицированного рабочего, выполняя уникальные операции на самых крупных токарных и карусельных станках, для чего обитает на Урале. В настоящее время он пребывает в отпуске, который проводит у родителей в Ленинграде. Адрес квартиры и домашний номер телефона такие-то.»
Леда Николаевна, мгновенно сообразив, что данный кадр упускать нельзя, набрала номер и предложила срочно встретиться. В кабинет вошёл крепкий мужчина в спортивном костюме, подчёркивающем развитую мускулатуру. Увидев Леду Николаевну, он откровенно заулыбался и с непринуждённостью, обнаруживающей привычность посещения куда более высоких кабинетов, сел напротив, бесцеремонно уставившись на высокую грудь начальницы цеха. Преодолев смущение, начальница вкратце обрисовала заманчивые перспективы своего предложения, после чего прошла с Ладьиным в цех. Цех ему понравился, а узнав, что по причине кадрового дефицита карусельный станок простаивает, он предложил «размяться» на расточке огромного цилиндра.
Единственно, что смущало молодую начальницу, так это несколько уж слишком раскованное поведение рабочего, который не упускал момента, чтобы нежно прикоснуться то к её запястью, то к плечику, то к локотку. Расставаясь, договорились, что завтра Михаил Ладьин займётся бюрократическими формальностями, дабы через пару-тройку дней получить право приступить к работе, а Леда Николаевна займётся устранением внутриполитических препятствий. Она заторопилась домой, чтобы помочь собраться, а затем отвезти родителей в пригородный санаторий. Сидя за рулем «Москвича», Леда прокручивала в мозгу детали встречи с Михаилом, который, не будем этого скрывать, произвёл на неё очень даже благоприятное впечатление.
Оставлю на время Леду и Михаила с их хлопотами, и попытаюсь хотя бы вкратце предложить некоторые пояснения, на мой взгляд, нелишние для неблизкой к технике части глубокоуважаемых читателей, а тем более, нежноуважаемых читательниц. Обращаюсь к вашему воображению. Представьте, что где-то на Урале, на металлургическом заводе отливается или выковывается в литейном или кузнечном цехе огромаднейшая многомноготонная заготовка. Бывает, что из-за внутренних дефектов её отправляют обратно на переплавку, но вот, наконец-то, со второго-третьего захода она готова. Далее, заготовка железнодорожным или водным транспортом неделями едет или плывёт аж до самого города на Неве. Наконец, эта «золотая» по стоимости и трудоёмкости железища попадает в механический цех Питерского завода, где из неё предстоит изготовить, например, цилиндр или рабочее колесо мощной гидротурбины, для чего эту заготовку устанавливают в патрон огромного токарного станка, или на стол станка карусельного. И вот настаёт этап, когда рабочий (сегодня он справедливо именуется оператором) приступает непосредственно к токарной обработке, превращая заготовку в изделие. Конечно, он не в одиночестве, - здесь и конструкторы, и технологи, и вспомогательные рабочие, но «ваяет» - он. От безошибочности подготовки, выбора последовательности и произведения им сложнейших операций напрямую зависит в эти мгновения Государственный план. Такой рабочий не признает за собой права на ошибку. Подготовка его, как правило, занимает не менее десяти лет, хотя изредка и встречались молодые, вроде Ладьина, которые, по общему мнению, талант свой получили от Всевышнего. Мне посчастливилось видеть работу этих великих людей; восхищаясь, спрашивал себя: если это не творчество, то что же это?
Итак, Ладьин приступил к расточке. Леда смотрела на него, вдруг, осознав, что она, по-видимому, единственная в мире женщина, способная, в принципе, понять и оценить величие происходящего. Ладьин всеми своими движениями источал высокопрофессиональную сосредоточенность и уверенность, а его начальница, с неведомым доселе волнением обнаружила, что любуется этим прекрасным молодым мужчиной. Она почему-то вспомнила мужа и очень себе удивилась: да как же можно было, ну пусть даже и на год связать жизнь с пустым говоруном?
Ладьин за неделю вписался в коллектив цеха, словно тут и родился; отходя от станка, он сразу превращался в общительного парня, - остроумного и весёлого. Фокусирование на нём пристального внимания молодых прелестниц, как цехового, так и заводского подчинения, для Леды Николаевны, конечно же, не осталось незамеченным, пробудив в ней чувства, ранее ей неведомые и непонятные, но, смею предположить, хорошо ведомые и понятные моим нежноуважаемым читательницам.
Ночные мысли нашей Железной Леды делились на два периода: до появления Михаила Ладьина, и, - с его появлением. В первый период она мысленно перебирала кандидатуры для возможного бракосочетания, которых, надо сказать, насчитывалось немало. Среди них были, главным образом, родственники руководителей высшего заводского и, даже, министерского ранга. Будущее рисовалось в атмосфере общих карьерных устремлений, где отводились определённые места для будущего ребенка, для совместных отпусков, для положенных посещений некоторых культурных учреждений и мероприятий.
Ладьин за несколько дней в пух и прах разнёс все её планы и поверг женщину в состояние полной растерянности, что, по всем канонам производственных отношений, никак не допускалось для начальницы такого могучего подразделения. Она постаралась было держать дистанцию, как с другими сотрудниками, но, к ужасу своему, вдруг, поняла, что проваливается во что-то запретно- сладкое, причём, с невероятной и нарастающей скоростью. Дважды Ладьин приглашал её в Большой драматический театр, объяснив, что у мамы «блат» по билетам, но она стоически выдержала атаки, правда, отметив про себя, что далось ей это ох как непросто.
И вот, как и следовало ожидать, момент истины настал. Рабочий день для первой смены закончился; Леда Николаевна в своем кабинете разбиралась с вновь поступившей техдокументацией. Постучавшись, энергично вошел Ладьин и, остановившись возле окна, устремил на неё мажорный взгляд, прямо и безошибочно зовущий женщину к мужчине.
- Вы почему задержались, Михаил Валентинович, у вас ко мне какое дело? – спросила она тихим голосом, утратившим командные нотки Железной Леды.
- Задержал меня главный, я только что от него, а дело у нас с тобой очень даже важное.
- Разве мы на «ты»?
- В кабинете мы одни, так что это зависит только от тебя.
- Ну хорошо, пусть будет так; и что же это за важное дело?
- Мой план таков. Мы сейчас едем на концерт солистов Кировского театра; согласись, - после напряженного рабочего дня хорошо вкусить прекрасного и прийти в доброе состояние. Затем я приглашаю тебя в ресторан основательно подкрепиться, после чего мы едем к тебе, поскольку у меня дома родители, а твои, как мне известно, - в отъезде.
- И что же дальше?
- Да… Глупее вопрос изобрести трудно. Что дальше, что дальше? Жену из тебя буду вытачивать.
- Как у тебя все просто, - после длинной паузы потерянно сказала она и, приподняв рукой папки с техдокументацией, с трудом выдавила, - а как мне быть вот с этим?
- Нет ничего проще: передай дела Кондратьеву, - он спит и видит занять твое место.
- Ты в своем уме? Я этот цех выстрадала каждой кровиночкой, наконец, я тебя нашла и перетащила, знаешь, сколько нервов мне это стоило? – порывисто говорила она.
- Так я ведь сказал, как вариант, но, если тебе нравится быть начальницей, - будь начальницей, - широко улыбаясь сказал он, - к моему предложению это не относится, а теперь выбирай главное: мы вместе, или нет?
Залившись слезами, женщина повисла у него на шее.
На следующий день была суббота. Впервые в жизни Леда ощутила: что за чудо – утро счастливой женщины. Её Мишенька-медведь, понимая, с кем имеет дело, решил сразу «взять быка за рога». В семь утра он проснулся и, не давая ей опомниться после очередного потока нежностей и любвеизлияний, быстренько простился и ушёл, а она лежала и улыбалась, с озорством обнаруживая в себе недопустимые ранее симптомы равнодушия к своей производственной деятельности. Часа через полтора вернулся Ладьин, - побритый, с паспортом и с широченной улыбкой, стыдя её за лежебокство; а она лежала, улыбалась и томно молчала, устремив на него шаловливый взгляд, под воздействием которого он вмиг разделся и опять нырнул к ней в постель.
Заявка в ЗАГС в субботу была подана; про остаток выходных дней – понятно и без моей литературы. В понедельник, совершенно непригодная к созидательному техническому труду экс-Железная Леда написала заявление о переводе ее на должность инженера, где, порой, можно было не делать практически ничего. Кондратьев сиял, как начищенный пятак, предлагая Леде Николаевне любое место по её выбору. В шоке был весь завод, - от директора до вахтера. Не раньше и не позже, а строго через девять месяцев у Ладьиных родились девочки-близняшки Лидочка и Лизочка, а ещё через полтора года – сыночек Валентин, и ещё через два года – сыночек Коленька. Наконец-то и на Лидию Борисовну низошло великое счастье: Валенька оказался антитехнарём, приверженным только к девочкам и к музыке. Еще пару-тройку лет погуляли слухи, что Леда Николаевна собирается вернуться на завод, но время бежало и Железную Леду начали забывать.
Меня всё время не покидает ощущение, что, вопреки всеобщим ожиданиям, вся эта история с некоторого момента пошла куда-то не туда. Может ли быть, чтобы женщина в расцвете лет бросила столь блестящую карьеру ради семьи; и что такое «ради семьи»? Не знаю, но факт – есть факт. Как его трактовать? Тоже не знаю. Не будем забывать, что Михаил Ладьин – явление уникальное; начальников цехов – сотни (может быть тысячи), а таких, как он, - единицы. Может быть женщина-технарь – всё-таки, сочетание, скажем так, ну не совсем естественное? Может быть, впрочем, мне ничего не остается, кроме как привести напоследок мнение Максима Егоровича – предшественника и наставника Железной Леды.
Как-то на сквере, прогуливаясь с трехлетним Коленькой и пятилетним Валенькой, Леда встретила бывшего начальника цеха, который гордо катил коляску с внучкой. Разговорились.
- Что, Железная Леда, на завод опять не собираешься? – с хитринкой в голосе спросил он.
- Да знаешь, Егорыч, я ведь открыла, что быть бабой – совсем даже не слабое занятие, просто раньше не задумывалась. А потом у меня муж моложе меня на три года, надо держать себя в форме, а у цеховой работницы, не говоря уже о начальнице цеха, хоть расстарайся, - ничего не выйдет. Не осуждаешь меня?
- Технарём ты, конечно, была отменным, но, как видно, судьба распорядилась иначе: четверо детей, муж – с первым секретарём за руку; слыхал, квартиру новую дали, бабы завидуют. А всё знаешь почему?
- Почему?
- Мужика настоящего встретила, с большущей буквы мужика – вот почему.
Они ещё долго бродили и весело вспоминали былое. Вот и подошла к концу моя байка. В семье Ладьиных все хорошо. Дети выросли образованными и воспитанными.
Трое стали технарями, а Валентин Ладьин, благодаря таланту и бабушке Лиде стал известным музыкантом, впрочем, — это уже совсем другая история.