До частной психотерапевтической практики, я работала психологом в одной государственной организации, где получала очень интересный опыт. Моя работа была направлена на диагностику и помощь непростым категориям граждан. Это были семьи в трудных жизненных ситуациях, подростки с проблемным поведением, юные девушки и парни, оставшиеся без родителей. Были и семьи в опасных ситуациях. В работу входили не только отчеты и консультации в офисе, но и выезды в семьи, проверка их состояния. Я выезжала в компании работника социальной службы, а так же сотрудников органов опеки.
В один из первых моих выездов я увидела такую картину, которая надолго запечатлелась в памяти. Это тот финал, тот крайний путь, до которого может дойти жертва абьюзивных отношений, уже больше не владея своей жизнью. По пути в квартиру, я узнала от своих коллег, что у этой семьи уже изъяли двух маленьких детей, которые находились в приюте. Но у семьи был шанс изменить эту ситуацию, перестав злоупотреблять алкоголем, наведя дома порядок и явившись в суд в назначенное время.
Квартира оказалась коммунальной, у семьи была одна комната, где до изъятия детей, они проживали вчетвером. Слева при входе в небольшую комнату - двухярусная кровать для детей, на которой лежали пледы, старые мягкие игрушки, летали мошки. Справа кресло-кровать и сервант, за стеклом которого стояло много икон и фотографий семьи. (Не всегда при выезде в семью можно было идентифицировать, что на фото тот человек, который стоит перед тобой. Образ жизни и запущенное здоровье делали свое дело, люди менялись до неузнаваемости не по причине возраста). Перед нами у окна большой стол, накрытый то ли белой скатертью, то ли простыней. У стола стояла женщина лет 30 с небольшим. На улице было лето, но она была завернута в теплый шерстяной кардиган. Отекшее лицо, склоненная вниз голова. В глаза бросались ноги, от колен и до ступней они были фиолетового цвета, следы побоев мужа. Когда мои коллеги, ранее уже встречавшиеся с ней, стали задавать вопросы, она расплакалась. На вопросы бьет ли ее муж, она отвечала уклончиво, а потом призналась что да, бьет. Уверяла, что не хочет употреблять алкоголь, но муж часто заставляет ее пить. От предложения подать на мужа заявление в полицию, отказывалась. Также как и от вариантов уехать от мужа к родственникам. Позже мы узнали, что уходя на работу, муж запирал ее в комнате и забирал с собой ее телефон. Если удавалось выбраться из комнаты, благодаря соседке по коммуналке, то сбежать она не могла, так как у нее не было денег и ей "нечем оплатить билет на автобус". По той же причине, с ее слов, она не явилась в суд в первый раз, чтобы вернуть детей. Мои коллеги, сопереживая женщине, предлагали ей оплатить проезд и помочь добраться на второе заседание суда. Ее слезы превращались в рыдания. Я смотрела на эту женщину-жертву и понимала, что ее не спасти никакими консультациями. Она уже где-то не здесь. Хотя мы всегда делали все возможное, поддерживая всех, кто стоял на учете.
Пройдя немного вперед, слева за кроватью я увидела огромную яркую пестреющую картину, на которой был изображен портрет седовласой пожилой женщины с поджатым ртом, нахмуренными бровями и холодным пронзительным вгдядом. Это был портрет матери насильника. Казалось, что эта картина занимала в пространстве гораздо более значимое место, чем дрожащая обезволенная побитая женщина, мать двоих маленьких детей и супруга главы семьи. У меня и моих коллег было очень неприятное ощущение от этого портрета. У него как будто была своя тяжелая энергетика.
Главы семьи-психопата дома естественно не было, на звонки сотрудников органов опеки, трубки он не поднимал. Мы вышли из квартиры с ощущением отчаяния и безысходности. Но все же хотелось верить, что что-то изменится. Позже мы узнали, что женщина с мужем явилась в суд в алкогольном опьянении и на заседание их не пустили. Она рыдала в трубку соцработнику и говорила, что это он ее напоил специально, что он не хочет возвращать детей. Конечно же, социализированный психопат, хорошо адаптированный в обществе, судя по отчету коллег, говорил обратные вещи, ссылаясь на зависимость больной жены. Я его так никогда и не видела и не общалась с ним лично. От психологической поддержки они отказались. История темная. Детей перевели из временного приюта в детский дом после третьего заседания. Что было дальше с этой семьей, я не знаю. Но эта история показала мне, что бывают состояния, когда человек не может управлять своей жизнью, он уже отдал себя в жертву другому, полностью и без остатка. Передал ему ответственность за свою жизнь. И теперь тот другой решает как жить своей жертве и жить ли вообще. Учитывая, что психопаты "питаются" своими партнерами, последствия могут быть очень тяжелыми.
Я знаю истории, где с первого взгляда семьи достаточно благополучные, живут в достатке, не имеют химических зависимостей, но за их дверью происходят ужасные вещи. А также знаю истории, где женщины, которых казалось уже не спасти, смогли бросить пить и вернули своих детей из приюта, живя без мужа.
Если вы находитесь в отношениях с абьюзером, страдаете от любого вида насилия, но закрываете на это глаза, идеализируя его другие поступки, знайте что иногда может быть поздно. Поздно вернуться к себе настоящей, создать свою новую жизнь, наполненную смысласми и радостью, восстановить свое здоровье до желаемого результата. Подумайте, стоит ли отдавать свою жизнь кому-то в жертву, особенно если у вас есть дети.
Иногда расставание или развод является спасением жизней.