Курс молодого бойца (КМБ), он же карантин, был начальным этапом армейской жизни каждого молодого солдата, призванного в Советскую Армию.
Коротко напомню читателю, что это такое.
Каждый молодой солдат в первый день своей службы должен быть помыт в бане, подстрижен «под ноль», переодет в военную форму. Его знакомили с командирами, показывали место отдыха в казарме, знакомили с распорядком дня. Его учили подшивать подворотничок и наматывать портянки.
Со следующего дня начинались занятия: строевая подготовка, уставы, физическая подготовка (зарядка и кросс утром), огневая подготовка (стрельбы накануне присяги) и политическая подготовка (на момент описываемых событий политическая подготовка была упразднена и заменена информацией).
Венцом карантина был день принятия воинской присяги.
Задача курса молодого бойца сводилась к тому, чтобы подготовить молодого человека «с гражданки» к военной службе, и, в последующем сделать, из него специалиста одной из воинских специальностей.
Командирами КМБ назначались опытные офицеры, командирами взводов и отделений были офицеры и сержанты части, где размещался карантин.
Мне было доверено командовать таким карантином, и об этом периоде моей армейской жизни у меня остались сильные воспоминания. В то время я был майором, и вся моя предыдущая служба являлась командирской стезёю.
Сначала немного истории. Это было время, когда Советский Союз только что распался, союзные республики отпочковались от России, избрали своих президентов и объявили о своей независимости. По инерции призыв в Вооруженные Силы России продолжался по старой, накатанной схеме, и поэтому в ряды Российских Вооруженных сил призывали граждан бывших союзных республик. Если Украина и Белоруссия сразу после распада СССР прекратили поставлять своих граждан в Российскую Армию, то из стран центральной азии молодёжь продолжала поступать.
Советская армия была многонациональной, воины всех национальностей крепили общую для всех боевую готовность. Молодым лейтенантом я принял под своё начало стартовое отделение, где из 12-ти человек были воины 8-ми национальностей. Службе это не мешало, все прекрасно понимали друг друга. Тем нее менее старались, чтобы в одном подразделении не преобладали воины одной национальности, но не всегда это получалось.
Не соблюдение этого правила неизбежно приводило к неуставным взаимоотношениям и стычкам между солдатами на национальной почве. Особенно важно было соблюсти порядок и дисциплину в войсках РВСН (ракетные войска стратегического назначения), где ракета являлась коллективным оружием и тесное взаимодействие всех 47-ми воинов стартовой батареи, готовящих пуск ракеты, было непременным условием успеха.
Офицеры не славяне были незаменимыми помощниками командиров в многонациональных коллективах, так как именно они могли в полной мере найти общий язык со своими земляками и обеспечить требуемый уровень воинской дисциплины в подразделении.
В данном случае таковых офицеров в части, где размещался карантин, не оказалось, и я формировал карантин офицерами и сержантами из славян. Первоначальное распределение солдат различных национальностей по полкам проводил отдел кадров дивизии. На этот раз никому не пришлось ломать голову, кого и куда распределять.
Все призывники, все 98 человек были выходцами одной из центрально-азиатских республик, все одной национальности. Возможно, что российские кадровые органы в Вооружённых Силах, пользуясь неразберихой после развала СССР, решили поправить не завидное положение с призывом в российскую армию за счёт других, бывших союзных республик. Отсюда и перегибы, продиктованные жизнью.
В этот призыв были и другие призывники из России и других Союзных республик, для них курс молодого бойца проходил на базе ВШМС (военная школа младших специалистов). Но для этих 98-ми человек было решено провести карантин на базе самого удалённого ракетного полка. Мне «повезло». Именно это карантин я и должен был возглавить.
Запомнилось первое знакомство призывников с командиром дивизии в клубе дома офицеров, куда молодое пополнение прибыло сразу с вокзала.
Когда командир дивизии зашёл в актовый зал, никто из призывников даже не пытался встать и как-то приветствовать своего командира. Раздались гортанные выкрики, звуки бубна и ещё какого-то музыкального инструмента. Это никого не удивило: что можно ожидать от людей, одетых в халаты и другую национальную одежду, и не имеющих никакого понятия о воинской этике? Каждый призывник был с большой копной чёрных волос, которых давно не касалась расчёска. Слышался неровный гул голосов, кто-то визгливо звал товарища.
Командир начал говорить о большой ответственности, которая с этого дня ложится на плечи этой молодёжи, но его никто не слушал, потому что никто его не понимал по причине не знания русского языка. Шум усиливался, потом кто-то затянул песню на непонятном языке, её подхватили несколько человек, но потом замолчали. Командир несколько раз пытался начать говорить, но, видя бесполезность своих усилий, прекратил эти попытки и дал команду отправить призывников в часть.
Начался курс молодого бойца. Я организовал для молодёжи баню, переодевание их в военную форму. Привёл в казарму. Началась подстрижка молодёжи «под ноль». Привлёк несколько человек из других подразделений, и они три дня приводили внешний вид молодых солдат в соответствие с требованиями гигиены и Устава. Никто из солдат не знал русского языка и не мог объясняться со своими командирами.
Первый же день был полон неприятных сюрпризов. С помощью сержантов и командиров взводов мне удалось построить людей. Я разбил их на взводы и отделения, назначил командиров отделений и попытался довести до них распорядок дня. Всё было бесполезно. Я заметил, что возле одного худенького солдата началось не здоровое брожение, затем он что-то сказал на непонятном мне языке, и они всей толпой двинулись на выход из казармы. Это был сложный и ответственный момент. Я прекрасно понимал, что служить в российской армии они не хотят, и сейчас будет массовый побег солдат из части в никуда, так как вокруг части был непроходимый лес с дикими зверями и стояли жуткие морозы.
Я встал на их пути, закрыл двери, с помощью офицеров и сержантов оттеснил их от двери и кое-как попытался разрядить обстановку.
Нашёл в полку солдатика одной национальности с призывниками, который сносно говорил на русском языке и попросил его поговорить с солдатами и объяснить мне суть их недовольства.
Выяснилось следующее. Оказывается, призывники бывают городскими и деревенскими. Городские живут в городе, они не работают, они богатые, питаются современной пищей, говорят на русском языке, занимаются обучением, искусством и бизнесом, в армии они не служат. Деревенские питаются лепёшками, живут в кишлаках, русского языка не знают и работают. В армию забирают именно деревенскую молодёжь, потому, что у них нет денег, чтобы откупиться от армии.
Искусство военкома состоит в том, чтобы правдами и неправдами выманить призывников из далёких аулов, посадить их в поезд и отправить в пункт назначения. В данном случае им было обещано, что все они будут служить в своей республике. Но поезд пересек всю республику, затем страну с юга на север и доставил призывников на север России, где климатические условия тяжелы даже для аборигенов, не говоря уже про теплолюбивых азиатов.
С помощью переводчика мне удалось поговорить с молодёжью, и я дал им честное слово, что отправлю телеграмму их президенту с просьбой перевести их для дальнейшей службы в родные края.
А выйти из казармы они хотели, чтобы поехать домой и там, на Родине, служить. Они, отнюдь, не были отказниками или дезертирами. Они просто хотели служить своей Родине и в своей стране. Считаю это справедливым.
После моего обещания порядок более-менее восстановился.
Должен сказать, что я слово сдержал. Через два дня я отправил телеграмму президенту Республики с просьбой забрать призывников служить военную службу на свою Родину. Телеграмма была длинной и стоила очень дорого. На почте сначала телеграмму брать не хотели, но я смог убедить работников почты в необходимости её отправить. На следующий день я показал солдатам корешок телеграммы, сказал, что президент уже думает об их судьбе и, что скоро их, наверное, увезут на Родину.
Этот инцидент был успешно решён, но он не был последним. Худенький солдат, который верховодил молодыми солдатами, был,по их словам, имамом. Имам – это глава мечети, на эту почетную должность назначались умудрённые жизнью старцы, на которых солдатик совсем не был похож. Так или иначе, но его солдаты слушались беспрекословно, и я обязан был с этим считаться.
Пришлось идти в полковую библиотеку и там повышать свой уровень. Должен сказать, что мои познания в исламе были как у большинства офицеров – славян, то есть никакими. Но знания, необходимые для общения с солдатами мусульманами мне удалось из книг раздобыть.
С имамом, как представителем солдатской среды, я решил вопрос с намазами. Дело в том, что мусульманин должен пять раз в день совершить намаз, то есть принести молитву Аллаху. Первый раз – утренний, от рассвета до восхода солнца. По времени этот намаз совпадал с утренней физической зарядкой, поэтому от зарядки пришлось отказаться. Второй намаз – полуденный, это после обеда, третий намаз предвечерний, это значит перед ужином. Четвёртый намаз положено совершать с исчезновением солнца, мы решили, что это будет перед вечерней поверкой. И последний пятый намаз - ночной. Решили, что проводить его будем после полуночи.
Я вписал эти времена в распорядок дня, довёл все изменения в распорядке дня до сержантов – они ходили дежурными по карантину, и до командиров взводов – они ходили ответственными по карантину и потребовал строгого исполнения этих изменений.
Для совершения намаза я определил помещение - бывшую ленинскую комнату. К тому времени КПСС запретили, политподготовку отменили, а замполитов сократили. В ленинских комнатах убрали всю советскую символику, переименовали их в комнаты информирования и досуга, но ничего нового взамен не придумали. В этой комнате бойцы играли в шашки, качали мускулатуру. Теперь для этой комнаты нашлось достойное применение: там мусульмане совершали намаз.
По поводу отсутствия физзарядки я не переживал. Стояли трескучие морозы, и командование дивизии физзарядку отменило для сохранения здоровья бойцов.
Жизнь начала налаживаться, но почти сразу мне начали докладывать офицеры и сержанты, что много людей утром во время утреннего осмотра записываются у дежурного по карантину в санчасть, и все жалуются, что у них болят ноги. Я попытался сам выяснить причину этого, но ничего не мог понять, ноги у солдат были здоровые, нормального цвета. Наконец понял – виноват мороз. Теплолюбивые азиаты никогда в своей жизни не испытывали ощущений как замерзают ноги, они показывали пальцем на стопу и говорили: - «Щипет».
Приказал старшине выдать солдатам дополнительно тёплые портянки, тёплое нательное бельё и переобуть всех в валенки. По максимуму сократил время занятий на свежем воздухе и запретил на плацу разучивать строевые песни.
Мои подчинённые были по сути наивными детьми, их было от души жалко, потому как из родных тёплых мест они были отправлены за тысячи километров в другую северную страну без знания языка, традиций и местных обычаев.
Я твёрдо решил для себя, что доведу до присяги вверенных мне бойцов живыми и здоровыми, ведь я теперь был для них и мамкой и папкой.
Несколько раз в день я выводил своё войско на строевой плац и учил бойцов, как проходить торжественным маршем после принятия присяги. Было уморительно смотреть, как солдаты пытаются чеканить шаг в валенках.
Строевую песню разучивали так, как это делают теперь современные новомодные исполнители, не зная при этом ни языка, ни слов, которые они поют. Просто тупо повторяли звуки, которые услышали из телевизора или магнитофона.
Так же разучивали текст военной присяги, который они должны были торжественно произнести на плацу перед лицом своих товарищей.
А строевые приёмы разучивали в бытовой комнате и коридоре спального помещения, где проводилась вечерняя поверка.
Были особенности при приёме пищи. Мусульманин обязан был прославить Аллаха и произнести определённые слова перед приёмом пищи и после него, сложить руки перед грудью лодочкой и, поклониться. Я этому, естественно, не препятствовал.
Недели через две у солдат начало меняться настроение не в лучшую сторону. Они решили, что прошло достаточно времени и их Президент должен уже отреагировать на их просьбу и забрать уже на Родину. Были попытки выйти из казармы без разрешения и пешком идти домой. Я как мог, уговаривал их этого не делать, по географической карте показывал как далеко их Родина и как долго придётся идти по морозу. Но мои доводы понимания у личного состава не нашли.
А морозы в ту зиму стояли жуткие. Полк стоял глубоко в лесу, населённых пунктов вокруг нет, а зверья полно. В нашем полку на электрическую сетку попал медвежонок, а в соседнем полку медвежонок забрёл на территорию, бойцы его поймали и привели его в кабинет командира пока. Тот его показывал как достопримечательность, потом медвежонка куда-то отправили, кажется в цирк. Видели около полка и стаю волков. В общем, время и место явно не для прогулок. Часто командир строил полк и доводил до солдат, что медведица будет искать своих медвежат, и надо быть особенно осторожным и из казармы в одиночку не выходить.
Я распорядился в ночное время ставить тумбочку дневального так, чтобы она загораживала дверь. На ручку двери наматывалась верёвка, которая закреплялась на руке дневального. А дневальному я разрешил сидеть у тумбочки и оттуда наблюдать за спящими солдатами и никого не выпускать из казармы. Закрыть дверь на замок я не мог из соображений пожарной безопасности. Так я пытался предотвратить побег, но не всё учёл.
Ночью солдаты пошли в побег. Не все, человек десять. Дождались, когда дневальный "самоотвяжется" от верёвки и пойдет в туалет, открыли дверь и толпой рванулись на свободу. Сержанты пошли в погоню. Почти сразу удалось многих отловить и вернуть в казарму, но не всех.
Двое упорных, пошли вдоль колючей проволоки. Конечно, заблудились. В этих краях даже подготовленный абориген не всегда может выйти из леса, а тут молоденькие солдаты, без карты, без связи, без еды, одетые наспех, без фонарика. Даже, если бы и вышли из леса, то что? Вокруг позиционный район ракетной дивизии, нет ни одного населённого пункта. В лучшем случае можно было выйти на какую-нибудь другую воинскую часть, а в худшем можно просто было попасть на сетку № 100, где напряжение свыше 1000 вольт.
Солдатики изрядно струхнули, начали кричать. На их счастье, мой один сержант продолжил погоню и шёл по их следам, благо, что накануне прошёл снег, и следы читались отлично.
Увидев сержанта, беглецы бросились к нему, как к долгожданному спасителю, обнимали его и что-то говорили ему на их родном языке. Придя в казарму, они рассказали землякам о своих приключениях и все попытки побега в дальнейшем прекратились.
Мне удалось без приключений довести солдат карантина до присяги и раздать молодёжь по подразделениям.
Я мог свободно вздохнуть, первый раз за прошедший месяц и спокойно заснуть, не беспокоясь за своих подчинённых.
Но служили они не долго. Уже через месяц они были на своей Родине.
Группами и поодиночке солдаты-иностранцы покидали советскую армию и убывали на свою Родину. Им никто в этом не препятствовал – было соответствующее распоряжение. Армия осталась без солдат, потому что русские солдаты были уволены по окончанию срока службы. Военкоматы не могли дать призыв. Начинался новый период – строительство Российской Армии без личного состава. И это был долгий, трудный, а иногда и трагический процесс.
Об этом будет отдельный рассказ.