Вера слышала, как привычно скрипели в горнице половицы, только теперь этот скрип причинял ей такую острую щемящую боль, точно кто проводил ножом по самому сердцу. Сказать Вера ничего не смела, лишь молча, кусала губы. Егор вышел, держа в руках котомку.
- Ухожу я.
- Егор!
Он круто повернулся к жене. - Молчи!
Хлопнул дверью и все стихло.
Вера медленно села за стол , сложила перед собой руки. Её била мелкая противная дрожь. А сердце ныло. Ревниво зло.
- Ушёл. К этой.
Лариса в деревне появилась на жатву. На полевом стане разбили летнюю кухню. Поставили длинный деревянный стол, сколотили скамейки. Сложили кирпичную печь.
Ещё один стол сделали для посуды. А на деревянный щит Лариса повесила ковши, сито, поварешки. Место ей понравилось. Хоть и поля кругом, но место под стан выбрали под тремя липами. Они бросали тень. На одну из лип, Лариса приколотила рукомойники. На сук повесила чистое полотенце.
Тут же под липой железная бочка с водой. В таких бочках в городе продают квас, а тут на стан воду регулярно подвозил тракторист Иван Усанов.
Комбайнеры собирались на обед, неторопливо рассаживались. Лариса, повязав платок, резала хлеб, раскладывала его по мискам. Небольшая, с круглым вздернутым носиком на румяном лице она сама казалась сдобной булочкой. Полные короткие икры обдало загаром.
Иван Усанов привезший бочку с водой быстро нагнулся и хотел поцеловать Ларису в щеку. Но она увернулась. Тогда Иван ущипнул за тугой бок. Лариса со смехом шлепнула его полотенцем.
- Мослы убери. Иначе в суп их брошу.
Наконец все расселись. Лариса поставила перед каждым тарелки со щами. Отдельно на подносе свежие огурцы помидоры и зеленый лук.
- Кушайте на здоровье!
На второе положила картофельное пюре с мясной подливкой. Из большого эмалированного чайника разлила по железным кружкам компот. Все ели молча. Лишь изредка кто-нибудь произносил.
- Ох, и вкусные щи! Второе первый класс!
После обеда Лариса налила в цинковое корыто кипяток, разбавила его холодной водой и принялась мыть посуду. И снова Иван Усанов тихонько подошел сзади и хотел обнять. Лариса нахмурилась.
- Не лезь. Руки отобью.
- А справишься? Иван так сжал запястья Ларисы, словно надел на неё наручники.
Егор курил в стороне. Курить в поле запрещалось категорически. Курили на стане, выбрасывая окурки в тазик с водой.
- Кончай баловаться Ваньша. Заводи трактор и поезжай работать.
Егор бросил окурок в тазик тот зашипел, пуская прощальную ниточку дыма.
- Ты мне не командир - бросил через плечо Иван продолжая держать Ларису за руки.
Она морщилась:
- Пусти. Больно.
Егор цепко схватил Ивана за шею, пригнул к тазику с окурками.
- Или ты уезжаешь, или ...
Иван дурашливо поднял вверх руки.
- Сдаюсь. Исчезаю.
Уходя, оглянулся, прошептал про себя: - Ещё встретимся ...
Лариса подошла к умывальнику, вымыла руки. Поблагодарила Егора.
- Спасибо вам.
Он смутился, надел на плечи лямки рабочего комбинезона и зашагал в поле.
Комбайн по полю шел ровно, на хорошей скорости равномерными толчками выбрасывая из накопителя груды соломы.
Сюда в этот совхоз Егор приехал после армии. К тётке Милитине. Та писала ему в армию письма, звала к себе.
Родители Егора погибли на шахте. Возвращаться кроме тетки ему было не куда.
Демобилизовался весной. Было ещё слякотно, когда он приехал. Огромные заливные луга ждали пахоту. Деревня Вершинино стояла на крутом бугристом яру. Под яром бесконечные поля.
Изба у Мили небольшая. Три окошка по лицу. В избе перегородка, где стояла огромная теткина кровать с пуховой периной и горой подушек. Мал, мала меньше. Чтобы забраться на такую кровать, нужно было подставлять стул. А потом когда ляжешь, в этой перине можно было утонуть.
- Где хошь спи - предложила Миля, но Егор решил тетку не стеснять. Поселился в чулане. Туда вмещался только топчан с соломенным матрасом да большая тумбочка заменявшая Егору и стол и шкаф. Миля набила тюфяк свежим сеном, постелила чистую простыню. Положила стеганое, оранжевое атласное одеяло. Под ноги бросила круглый тряпичный половичок.
- Ну вот, твоя келья готова - тётка довольно вздохнула.
С Верой Егор познакомился в библиотеке. Мрачное помещение в бывшей церкви. Церковь стояла среди густых дуплистых деревьев. Из распахнутой двери веяло холодом. Внутри через цветные стекла еле-еле процеживался солнечный свет. Вера выдавала книги.
Егор зашёл в библиотеку от скуки. Книг у тетки не было, в чулане, правда, было оклеено старыми газетами, так Егор давно уже прочел все на стене.
Вера сидела за деревянной стойкой, что-то записывала в формуляр. Перед стеллажами крутились трое ребят. Среди них девочка в белой шапочке с заячьими ушками тихо спрашивала у Веры книгу со стихами поэта Вознесенского.
Егор пробежал глазами по полкам с книгами. ,,Двенадцать подвигов Геракла,, ,,Спартак,, ,,Ермак,,
- Есть что-нибудь про научно - технический прогресс?
Спросил Егор, облокачиваясь об стойку и разглядывая Веру.
Лучик солнца поднялся с каменного плиточного пола и лег Вере на лоб.
Худенькая, бледная как березовая веточка. В черном платье с белым воротничком и белыми манжетами она напоминала школьницу. Светлые жиденькие волосы заплетены в две тугие косички и уложены сзади корзиночкой. Белые бантики на концах и на глазах ни капли синевы.
- Журнал Наука и техника получаем регулярно. Ответила Вера, не отрываясь от формуляра. Потом всё-таки подняла глаза. Могла ли она тогда подумать, что этот парень станет её мужем?
Об их свадьбе в деревне еще долго помнили. Справляли весело шумно. Родители Веры выделили за ней приданое: подарили корову, дали денег на постройку дома. Не смотрели на то, что будущий муж не имел ни кола ни двора. Настояли, чтобы Егор перешёл от тетки жить к жене. Он не возражал.
Красивый сильный. Егор как мог, старался угодить новой родне. Выучившись на тракториста, стал работать в поле. Кроме колхозной работы всегда находилось кому-то огороды вспахать, кому-то дрова из леса привезти. Всегда в кармане живая копейка. Каждый рубль он вкладывал в свое хозяйство. Родители Веры нарадоваться не могли на зятя. Дочь приходила на родительскую половину дома в расписном шерстяном платке с кистями, в ладной дубленке. Мать щупала рукой обновку. Говорила: - Счастье тебе Верушка выпало. Такой муж! Береги его! В оба глаза смотри, такого и увести могут. Сама знаешь, ты у нас не красавица. У тебя одна забота - мужу угождать и быть примерной хозяйкой. Ты его никогда не брани. Даже если случится, выпьет когда - не ругай. А лучше поцелуй и спать уложи.
Вера так и делала. Исправно вела хозяйство, а про себя всегда думала: Не родись красивой, а родись счастливой.
Вечерами, переделав все дела по дому, она выходила на улицу и садилась на лавочку возле узорчатого палисадника. Взяв с собой семечки, грызла их. При этом скорлупу на землю не бросала, а складывала в старое решето.
В одиночестве долго сидеть не приходилось. Подходили женщины, садились рядом. Между разговорами об урожае и погоде непременно со вздохом говорили:
- Повезло тебе с мужем Вера. Женщина ты самостоятельная, муж механизатор. Человек нужный.
Только Лариса никогда не останавливалась. Пробегала, мимо повязав по самые брови белый ситцевый платок.
Женщины смотрели ей вслед и поджимали губы. Как только ладная фигурка Ларисы скрывалась за поворотом, начиналось бурное обсуждение.
Одна говорила:
- Вы только поглядите бабы. От горшка два вершка, а какая важная!
Другая подхватывала: - Завертела cpанделем! Говорят, на поле наших мужиков баламутит.
Вера лузгала неторопливо семечки и думала, что эта Лариса так далека от её Егора. Он бы не смог ни полюбить эту женщину, ни отдаться ей в полное обладание.
Муж принадлежит только ей. Вере. И телом и душой.
Раздумья прервала Рая Ильичева.
- Ты бы Вера присматривала за Егором. Слышала я, пристал недавно твой Егорка за Лариску. Ваньку Усанова чуть ли мордой в корыто с помоями не окунул.
Неожиданно остальные примолкли. Прислушивались. Словно уже начинающий угасать уголек. Но стоит только подуть, как тут, же уголек может вспыхнуть. И он вспыхнул ...
В середине обеда, когда Лариса раскладывала лапшу с курицей, комбайнеры вдруг стали говорить что мясо надоело, хоть бы рыбки сварила.
- Не присылает председатель рыбу - виновато оправдывалась Лариса.
Вот если бы кто наловил, так я бы приготовила.
И тут Егора как будто кто-то толкнул в бок. Он возьми и бухни:
- А хотите я наловлю?
Повисло молчание. Лишь только кто-то робко произнес:
- Не наловишь. С весны рыбы было мало, а теперь и вовсе всю выловили.
Но Егор не хотел отступать.
- Я такие места знаю: ловить - не переловить. Что, не верите?
И он посмотрел на Ларису. Та улыбнулась задорно.
Вечером Егор взял вентерь, накопал у навозной кучи дождевых червей, сунул в карман горбушку хлеба. И пошёл на речку.
Речка Каменка мелкая, старому воробью по колено. Но вода в ней пронзительно чистая, каждую травинку видно, каждый камушек. Она никогда не пересыхала. Весной разливалась, питая водой сенокосные луга.
Егор, отъехав на середину, вынул из кармана горбушку и покрошил её в воду. Из другого кармана достал банку с червями. Бросал их по одному. Поставил вентерь. Вернулся на берег и разжег небольшой костёр. Сидел, смотрел на тихую гладь воды.
Вдруг неожиданно сзади хрустнула ветка. В ситцевом безрукавном платье, облепившем мокрое тело на берег из-за ивовых кустов вышла Лариса.
Такая светлая с лица, румяная с аккуратной головкой на длинной шее.
- Баба ягодка - подумал про себя Егор и сам испугался этой мысли.
- А я купалась. Настоишься за день у плиты, кажется, что и руки поднять не сможешь, а искупаешься - хорошо! Лариса присела рядом у огня.
Егор хотел отвести глаза от её тела и не мог. Каждой клеточкой каждым нервом он ощущал это намокшее платье, эти крепкие покатые плечи и тугие, словно мячики груди.
- Замерзнешь. Платье мокрое - проговорил он глухо. Встал и вытащил из лодки брезентовый плащ. Протянул его Ларисе.
Она, скрестив руки, защипнула подол платья и стащила его через голову.
Протянула руку за плащом. И показалось Егору, что душа его растворилась в летнем сумраке. Он смотрел на темные соски грудей, на рыженькие курчавые волосики под мышками, на темный треугольник внизу живота...
А в вентере уже плескались, отливая золотом жирные караси.
Домой Егор пришёл только под утро. До работы оставался час, и он прилег с краю на просторную их с Верой кровать. Она спала, подложив тонкие пальцы под подушку.
Егор заложил руки за голову и закрыл глаза. Тело приятно покалывало, в ладонях все ещё отзывались твердостью пуговки Ларисиных сосков. Было такое блаженство во всём.
Егор лежал и думал, зачем он так быстро женился. Наивный был. В тот год, когда демобилизовался, уже осенью в его чулане было холодно спать. Бок железной печки не обогревал даже маленькое помещение. Егор ворочался, кутаясь в ватное одеяло. Одному холодно. И он стал тогда присматриваться. Проводил сначала до дома учительницу Галю, потом агрономшу Дашу. Но все они были приезжие и не имевшие своего угла.
А Вера единственная дочь зажиточных родителей. Провожал её из библиотеки домой. Прощаясь, притягивал Веру к себе и целовал пониже глаз в прохладную щеку.
А она смотрела ласково, из-под опущенных ресниц, тоненькими пальчиками задерживала его большую заскорузлую мозолистую ладонь. И вроде потянуло Егора к ней. А тут ещё дом, огромный светлый пятистенок, с добротной печью, наполовину пустующий. Только живи. Вкладывайся. И всё будет.
Родители у Веры такие же худосочные как она но крепкие. Отец Никита Сергеевич положил тогда свою сухую ладонь Егору на плечо
- Переезжай к нам парень. В достатке будете с Веркой жить. Будешь нам вместо сына.
На свадьбе был богатый стол, много выпивки и много шума. Гости пили, ели, кричали «горько»!
Отпраздновали, отцеловались. Теперь семья. Родители сначала отвели молодым вторую половину избы, заставив её мебелью. За столом теща всегда подкладывала Егору самые вкусные куски. Вера хорошая хозяйка. Полы всегда чисто вымыты, половички на полу. Радиола поблескивает темным лаком, телевизор цветной. На окнах занавесочки. На подоконниках горшочки с цветами. После бани чистое белье, пуховые подушки в белых наволочках. От них пахло арбузами.
Жена рядом. Худенькая тростинка, даже ухватится не за что.
И Егор снова вспоминал жаркую пухленькую Ларису.
Тут в амбаре голосисто пропел петух, за ним подхватил другой. Воздух помутнел от тумана. Значит, будет жаркий день.
Егор получил новый комбайн, с зеркалами, с мощными фарами. Жал без устали. Жал и ждал вечера ...
С Ларисой встречались каждый вечер. Лежали в тёплой скирде, слушая настырную суету полевых мышей грызущих зерна. О чем только не говорили они этими летними вечерами. Только Егор ни разу не спросил Ларису. Любила ли она кого-нибудь?
Миловались до самого рассвета, а потом он приходил домой и устраивался на краешек постели.
Кончалось лето. Отец Веры Никита Сергеевич колол во дворе дрова. Внезапно ударил в спину дремавший радикулит. Через силу он дошёл до избы и лег в постель. Вера растерла поясницу отца настойкой хрена и тепло укутала тулупом.
Доколоть дрова и уложить она решила позвать деревенских мужиков. Пришли двое. Михаил Батурин и Андрей Герасимов. Справились за день. Вера усадила их в кухне за стол, поставила сковородку с шипящей яичницей. Ржаной хлеб нарезала крупными ломтями, достала из погреба соленую капусту и сало. Поставила на стол бутылку водки. Сама села в комнате подрубать концы новой скатерти купленной накануне в городе.
Мужики постепенно пьянели, голоса становились громче, и Вере удалось уловить несколько слов, главным образом ругань.
Ругался Михаил:
- А я главное дело говорю ему, не тронь чужое! У тебя своя баба есть! А он мне представляешь, отвечает: - Мол, есть какой-то закон сердца. Жизнь вне кодекса. Представляешь?
Андрей подхватывал разговор:
- Да я ему тоже об этом толковал. Ведь Ваньша то Усанов по Лариске сохнет. Уйди с Ваньшиной дороги. Это же совесть совсем надо потерять, чтобы вот так в наглую Верке изменять.
Михаил пшыкнул:
- Тише! Хозяйка вдруг услышит! Давай лучше по последней и по домам.
Они ушли. Всю ночь Вера проплакала тихими безмолвными слезами. Громко тикали настенные часы. Кукушка выскакивала из дверцы, и этот звук тупой болью отзывался у Веры в голове. Она встала с кровати и остановила маятник. Потом снова легла и продолжала плакать.
Что будет дальше, Вера не знала. Только ощущение чего-то тяжелого и не поправимого не покидало её душу.
Егор в эту ночь домой не пришел ...
Начавшееся утро немного успокоило Веру. Вздохнув, она встала с кровати, одевшись, подошла к зеркалу и стала поправлять растрепанные за бессонную ночь волосы.
Из зеркала на неё смотрело чужое, похудевшее и измученное лицо с глубоко ввалившимися серыми глазами.
Егор пришел к вечеру. Молча, ел окрошку. Вера месила тесто и тоже молчала.
И когда он сложил в мешок свои вещи, только тогда она одним прыжком догнала мужа и повисла у него на плече.
- Не уходи Егор! Куда же ты? Мы все переживем! Не уходи. Ведь скоро ...
Егор не дал ей договорить, повел плечом и Вера, обессиленная и сломленная, осела возле порога.
Даже не посмотрев на жену, Егор вышел из дома и прямо через огород пошел на другой конец деревни, оставляя на черной липкой земле глубокие следы. А в открытую дверь тихо стелился холодный осенний воздух.
Наступил декабрь. Внутри у Веры, как только она начинала плакать, под самым сердцем сердито толкался ребенок.
Лариса жила в большом доме у одинокой старухи Игнатьевны. Ещё осенью Вера, проходя мимо, слышала из открытой створки окна голоса и стук ложек об тарелки.
- Ужинают. Подумала она, и прислонилась плечом к палисаднику, чувствуя противную слабость в ногах.
Скрипнула дверь, кто-то вышел на крыльцо.
Егор. В голубой клетчатой рубашке. Такую Вера ему не покупала. Значит, она купила.
Чиркнула спичка, вспыхнул огонек, высветив знакомые мозолистые пальцы. Ещё несколько раз вспыхивал огонёк. А потом погас.
Когда снег окончательно лег на землю, в один из вечеров кто-то постучал в окно. Вера вышла в сени приоткрыла входную дверь и увидела Ларису. Та стояла в новом синем драповом пальто, в белой пуховой шапочке с помпоном. На ногах лакированные белые ботики.
Вера раскрыла двери пошире пропуская вперед нежданную гостью.
Какими-то моментами даже подталкивала её животом вперед.
Вошли в избу. Лариса посмотрела на выстиранные коврики на полу в коридоре. В глаза бросились блестевшие полы в комнате, чистые половики бежали разноцветными полосками. На окнах пышно цвели герани. Чисто как перед праздниками. И проходить не стала. Прислонилась плечом к косяку.
Первой молчание нарушила Вера.
- Ну что на пороге стоишь? Проходи в комнату.
- Не в гости я пришла, чтобы рассиживаться, а по делу. Я здесь постою.
Ответила Лариса и окинула взглядом Веру. Словно ещё решала, стоит ли дальше говорить или нет.
А Вера стояла вся такая светящаяся своей материнской красотой, уверенная в себе. Молча, ждала, покусывая слегка нижнюю губу.
- Я собственно пришла сказать, что мы с Егором хотим пожениться. И он просит тебя дать развод.
Лариса говорила официальным тоном, без всякого выражения.
- Я развода не дам - ответила решительно Вера. Развод - это безнравственно. Тем более что у нас скоро будет ребенок.
Вера специально подчеркнула это слово «у нас».
- А тебя Лариса я презираю и ненавижу. Ты с грязной душой. Не могу понять, откуда ты такая взялась у нас в деревне? Ищешь себе мужиков. Лёгкое занятие! И Вера зло усмехнулась.
Эта усмешка задела Ларису больше всяких слов.
- Да ты на себя посмотри! На бабу не похожа. Ты же моль в обмороке! Жаль мне тебя.
- А ты меня не жалей. В себя лучше загляни. Ещё неизвестно кто из нас насекомое. В моём доме чисто, не погань его своим присутствием.
Тихо произнесла Вера.
Много обидных слов хотелось ей сказать этой женщине, но сдержалась.
Лариса повернулась к дверям: - Ну что ж, живи как знаешь.
Вовсю цвела черемуха. Поеживаясь от утренней прохлады, Егор шёл в гараж. В эти дни он вырабатывал на пахоте по две - три сменные нормы.
Лариса морщилась: - В городе хочу жить! Надоело в этой глухомани.
Разговор о городе ей подбросила бабка Игнатиха. Как-то за ужином выставляя из печи тушеное мясо, она сказала невзначай:
- Нечего тебе Ларисонька в колхозе работать. Обойдутся без тебя. В город вам надо ехать. Не будет тут вам жизни девка. Ох, не будет!
Правильно размышляет старуха - думала Лариса. В городе остались подруги, работа поваром в ресторане. Всегда на виду. А тут она никому не нужна. Жизнь кончится и вспомнить нечего кроме цепких мазутных рук.
Уговорить бы ещё Егора.
Вот и сейчас он шёл домой, усталый и злой. Деревню накрыло голубым туманом, орали в пруду лягушки. Где-то сипло лаяла собака. Навстречу показался тесть, вел под уздцы запряженную в седло Буланку.
Егор, встретившись взглядом с тестем, опустил голову. Ждал каких угодно слов, даже ругани но тесть на удивление поздоровался по-доброму. И сразу поспешил сказать новость, словно решил - чего ждать?
- Верушку в роддом отправили.
- Когда? - коротко спросил Егор.
- Утром ещё. Я хотел было остаться да какое там. Нянька прогнала. На скоро говорит, не надейся. Может сутки придется ждать, может, двои. Иди домой . Сообщим. Вот я и вернулся.
Егор ничего не ответил. Он лишь пошел сначала размашистым шагом к шоссейке, потом быстрей и быстрей. Почти побежал.
- Дурак, какой же я дурак! Ругал он себя. К черту эту связь. Влип как в смолу, не выберешься. Нет. То, что он натворил надо похоронить забыть и никогда не вспоминать. Лишь бы Вера простила.
В роддом его не пустили. Всю ночь он ходил под освещенными окнами. Думал. Выпала роса, стало прохладно. Вышла нянька, сказала, что ещё не родила Вера.
Егор помчался обратно, на попутке доехал до деревни. К бабке Игнатихе не пошел, сразу сел за трактор. А вечером выскочив из кабины, снова бежал к шоссейке. И вновь всю ночь ходил возле стены, как пес около своей будки.
Вера родила дочку под утро. Егор было, уже задремал, сидя на корточках у холодной стены, но тут услышал стук в окно. Он поднял голову. Увидел в окне силуэт в белом халате. Нянька.
Она держала в руках туго спеленатый сверток в розовом клетчатом одеяльце. Маленькое красное личико в свертке морщилось и открывало рот.
У Егора глаза застлало пеленой. Все перевернулось, словно песочные часы. С отчаянья на радость.
Спасибо друзья что читаете! Подписываемся, если не трудно. Всем мира и добра!Пусть каждый новый день принесет вам добрые вести. Все мечты сбудутся этой теплой осенью.
