Я посмеивался в лицо уникальному и давно ставшему родным городу, который повернулся ко мне спиной. Конечно, это всё образно, город-то тут при чём? Политика и прочая фигня, которая формирует город – вот это и повернулось ко мне спиной. Я покинул его раньше срока. Это тот самый случай, когда досрочное освобождение не в плюс. Но многое относительно в жизни, потому, минусы, как понимал и понимаю сейчас, могли обернуться плюсами в будущем. Забегая вперёд, скажу, что всё так и вышло. А пока я с лёгкостью курсировал от одного насиженного места к другому. Я оставил Норильск легко и весело. Спустя годы этот период и вспоминается легко, и становится весело.
Я посмеивался в лицо Северной столице, которая чужим встретила и чужим проводила своим красивым и всё же засаленным и холодным вокзалом. Друзья перестали быть друзьями, возлюбленная – возлюбленной, да и я оказался тем ещё прохиндеем. Кафе, свечи, милые официантки проводили меня на поезд. Я оставив парочку стихотворений на салфетках.
В целом, я смеялся навстречу всему, всему новому, что ложилось под каждый мой новый шаг. Я смеялся, а следовало быть поосмотрительней. Мой смех, как выяснится очень скоро, не был последним. И долго ещё не будет.
Однако, поезд Санкт-Петербург – Курск нёс меня к новым впечатлениям.
Познакомившиеся попутчики, отбросив вуаль первых, друг к другу подозрений, рассказывают о своей нелёгкой жизни.
Хохлушка-челночница из-под Харькова жаловалась, что рынок совсем перестал кормить, что курсируют от базы к базе по очереди с мужем по привычке, с перестройки другого занятия не знали.
– А шо нам остаётся?! Детей, слава богу, вырастили, самогона полно. Но мой не пьёт, а то я ставила бы ещё.
Армянин, бежавший с семьёй из Ташкента два года назад в Краснодарский край, но не найдя там понимания у осевших земляков, перебрался в город Курск. Но начинать жизнь, когда тебе под пятьдесят, тревожно. Жилья своего нет, стабильной работы и заработка нет. Сына учить надо.
– Двадцать лет Ташкент строил, инженер я по железобетону, но не узбек, а значит, проваливай. Всё на узбекском. Сын подросток менял школу за школой, а девятый класс закончить пришлось в России.
Я слушал и замечал, что все эти рассказы, как и те, которые я слышал в других поездах, как будто списаны с одного сценария. Сгорел фантик Советского Союза, а под ним нескончаемые километры бед. Эх, Родина-матушка, из огня да в полымя.
– Вот и я еду новую жизнь начинать. Еду из России в Россию, а как за границу. Смешно, право, а всё по правде. – Сетовал я за компанию.
Поезд медленно подходил к станции города Курска. В вагоне лёгкая суета, провоцируемая скорым прибытием, уживалась с приподнятым настроением пассажиров. Прибытие, как удачный финиш, радует предвкушением нового, от чего становится легко и радостно, опять же. Вагон дёрнуло в последний раз и по коридору заспешили уже бывшие пассажиры. Последние рукопожатия, пожелания удачи. А может, пересечёмся где, на дорогах страны.
Я улыбался, мне было хорошо и спокойно, меня встречали и от этого прибытие в новый город, где я никогда не был, становилось делом не, чтобы обычным, но приятным. Чем ближе дорога вела меня к Курску, тем сильнее я желал в этой неизвестной земле найти что-то своё, то, что захочется назвать родиной. Но язык ещё не поворачивается на такие слова. Что есть родина? Мой адрес Советский союз! Вот это Родина. Остальную родину надо «откапывать» или вскармливать. Потому что болтается родословная, по азиатской стороне уже сто лет, с начала 20 века, никак в осадок не выпадет, то революция, то война, то стройки комсомольские, которые заведут на Север. Так родина осталась в свидетельствах о рождении. Но она была, была в сердце.
Но надежды меня сильно не окрыляли, скорее, это я желал их видеть, чувствовать и даже воплощать. Дух кинофильма «С лёгким паром...» витал где-то рядом. Завтра первое февраля. Не новый год, но новый год, в плане места. Новая жизнь, новый город, новые люди и всё это накануне первого. Ощущение начала брало верх. Я цвёл.
Аккуратно выйдя из вагона со своими неподъемными чемоданами, я первый раз (опять первый!) наблюдал взгляд человека, который смотрит и не видит. Этот взгляд должен был увидеть меня, но, увы. Я узнал встречающую девушку и подошёл первым.
– Привет! Не узнали?!
– Привет! Нет!
– А я узнал.
Узнать человека по фотокарточке было открытием. Экая память у меня! – удивлялся я.
– Пойдём, нас папа ждёт в машине.
Какая прелесть! Папа, невеста друга. Очень мило. Очень мило, когда есть кому встретить.
Пока весело и с улыбкой, как в цирковом номере Никулина с бревном, я нёс свои чемоданчики через вокзал до машины, между первым, так сказать, светским разговором и обменом любезностями, в голове у меня успевало пролетать следующее: «Вот так встретили, не узнали, и шляпа не помогла. Но с другой стороны, хоть раз кто-то меня не узнал! А то очки оденешь – узнают, бороду отпустишь – узнают. Сейчас без очков и без бороды – и не узнали. Правда, меня и видели в первый раз! Но всё равно, интересно. И я тоже, хорош, обычно всех путаю и пропускаю, а тут узнал. Забавно».
Но немногим позже новый город готовил свои забавы.
– Папа, это Плаха... – попыталась начать процедуру знакомства невеста.
– Я вижу, что Плаха, – быстро отвечает отец. – Привет!
Одновременно с приветом следует скорое рукопожатие.
– Здрасти.
«Ну что там?» – кричит отец в сторону рядом стоящих машин и людей, – позвонили?
Как оказалось, пока дочь встречала дружка жениха, отец, перестраиваясь, зацепил другой автомобиль, разбил фары, и теперь ждал страховщиков. Естественно, все на нервах. Какая тут встреча ещё! Невеста учтиво извинялась: «Плаха, ты расстроился? Подождём немного? Не холодно?» Я, конечно, думал тайно о том, что чувствовать мои новые знакомцы: «приехали, с чистыми помыслами, встретить и – бах! – долбанули машину! На хер бы такая встреча была бы нужна!» Я и ДТП – хорошая ассоциация? Первая ассоциация!
– Нет, не холодно. Подождём.
Машина остановилась у подъезда. Отец-водитель хотел помочь достать из багажника мои чемоданы, я кинулся на перерез: «О, нет-нет! Давайте-ка, я сам свои чемоданы достану, они очень тяжёлые!» И про себя: «Уж я сам как-нибудь, а то ваша сорванная спина к вашему ДТП будет совсем плохим дополнением». Этих дополнений ещё будет!
Здравствуй, дом! Здравствуй, моль. Аплодисменты. И я прихлопнул жителя чужой квартиры. Это друг предоставил мне квартиру своих родителей, пока они отдыхали в Белоруссии на своей родине. Жить в квартире, всё же лучше, чем в гостинице. Так мне казалось. Надо было чураться или креститься на худой конец. Под сорок лет, а ума нет.
Здравствуй, ванна! После долгого переезда, ванна – это одно из желаемых мест для человека. А если ещё есть и пиво! Но пива не было. Магазинов круглосуточных окрест не наблюдалось, а было уже поздно. Ванная комната была хороша, ванна тоже хороша, но вода была холодная и текла слабой струёй. Бодряще, мягко говоря. Может вскипятить чайник и налить таз воды? Вспомнить молодость! Но я молча потирал себя замороженным мылом. А в голове вертелось: Не узнали, машину бахнули, воды нет, пива нет, чего ждать ещё?
Посреди ночи я проснулся под мать-перемать соседей сверху. Веселятся люди моему приезду. Но усталость после дороги взяла верх, и я уснул.
Проснулся я на два часа позже после звонка будильника. Солнце светило в окна, за которыми был слышен звон колоколов. Это умиляло и вдохновляло. Вчерашние досадные мелочи, однако, вскоре напомнили о себе новыми недоразумениями. Сначала отвалился сифон от мойки и вместе с лицом я помыл и ноги, и тапочки. Выходя из ванной комнаты хлюпая мокрыми тапками за спиной с грохотом упала отвалившаяся решётка вентиляционного канала.
Позже, мной был обнаружен прекрасно сохранившейся со времён «холодной войны» «Sharp» made in Japan -- магнитола, двухкассетник, стерео. Его звук вернул мне настроение. Но газовая плита вернула напряжение. Вы представляете себе человека, который сорок лет пользовался электроплитой? А тут газовая плита! Да это просто ящик с тротилом, на котором нужно разводить открытый огонь! Это чувство меня не покидало ещё с месяц!
Я быстро позавтракал, так как желал скорее познакомиться с городом, посмотреть на него при дневном свете и выполнить несколько организационных мероприятий. Я повязал шарф на шее, надел куртку, шляпу. Открыл один замок, открыл второй... Второй замок не поддавался. Я настойчиво, со спокойствием медвежатника из гангстерского фильма повторял попытки. Я снял шляпу. Замок не открывался. Снял шарф. Безрезультатно. Просто рок-н-ролл какой-то со стриптизом. Куртка уже печально лежала на полу. Сидеть дома без еды и питья до вечера не хотелось, а раньше в рабочий день открыть будет некому. И потому попытки мои продолжались... Очередная моя «перемать» и «господи», как за дверью раздался мужской голос: «Что, сосед, опять замок не открывается? Бросай ключи, открою». И я выдал цитату Ивана Грозного из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию»: «О! Имя Господа животворящее!» Вышел на балкон. Действительно, под балконом стоял мужчина без верхней одежды и смотрел на меня. Я поверил, что это сосед, и не раздумывая бросил ключи. Через минуту я был освобождён. «Я Петровича уже открывал пару раз», -- по-соседски тепло ответил мужчина. Уходя и закрывая дверь, я показал кому-то язык, так, на всякий случай.
Что же, новый город – новый телефонный номер. Салон связи, новая сим-карта и я звоню новым друзьям! Пускай это только чужая невеста, хотя невеста друга совсем и не чужая. Мой друг – её друг, его невеста – моя невеста. Смешно. Ей бы не сказать. Сказал. Но невеста оказалась с разумным чувством юмора. Но вскоре сим-карта сломалась. Я вернулся в салон, разобрался с возникшими вопросами. Зашёл в кафе, чтобы в спокойной и тёплой обстановке совершить несколько важных звонков, а заодно выпить кофе, закусить и просто посидеть-отдохнуть. Кофе в одной руке, телефон – в другой. Красота! Но связи нет. В этом кафе связи нет. Не берёт. Не достаёт. Выпил кофе зря. Всё, вызываю такси и – подальше от этого места. «Машина будет через десять минут», – отвечала диспетчер. Через десять минут машина не пришла. И ещё через десять не пришла. Я сел в троллейбус и разглядывая улицы, по которым ехал в первый раз, сидя на прохладном сиденье, думал о предстательной железе. А когда позвонила диспетчер такси и с беспокойством спросила: «Где вы?». Я ответил, что еду в троллейбусе. Разговор был закончен без извинений.
В момент открытия необходимого банковского счёта опять сломалась сим-карта. Но сберкнижку всё дали. Я открыл её, посмотрел и закрыл. Я снял шляпу, надел шляпу, опять снял. Я крутил в руках сберкнижку, рассматривал её с разных сторон и под разными углами, озирался по сторонам, как будто собираясь поведать об увиденном ещё кому-то, но этого кого-то не находил, но одновременно ощущал, что этим не делятся, это в слух не произносят. Это выглядело, как итог всего дня, как последняя черта, как откровение в эти первые двадцать четыре часа, в которые ещё терпят тебя и не закрывают дверцу мышеловки, оставляя тебе возможность убраться восвояси. После всех мелких смешных и невинных на первый взгляд случаев, этот случай, когда из сберкнижки прямо в глаза, с безапелляционным утверждением: всё, дорогой, так тебе ясно, кто тебя здесь ждёт, кто задаёт здесь темп, кто заказывает музыку и кто смеётся последним? С зеленоватой страницы новой сберегательной книжки на меня смотрели три последние цифры номера только что открытого счёта: шесть, шесть, шесть! Я не то чтобы был шибко суеверным, но деньги на этом счёте закончились быстро и больше пополнять его не удавалось.
По пути домой я проехал свою остановку. Я не успел в магазин до закрытия и потому остался без продуктов. А в подъезде я решил проверить почту и засунул все четыре пальца руки в почтовый ящик, в ту щель, куда опускают газеты, и пальцы застряли. Под стон и крик «Эх, мать!» пальцы вышли из ящика, поделившись с ним своим кожным покровом. В туалете дал течь вентиль. Промокшие вчера ботинки упали с батареи и были по-прежнему промокшими. Перестал показывать телевизор. На балконе растаяло мясо, но почему-то замёрзло пиво.
В комнате ударом ладони по стене я убил моль. На вокзал? Или ещё посмеяться? – Задавался я вопросом. Я подошёл к окну, и наблюдал в темнеющем небе спокойно летящую птицу.
Утром я вспоминал хохлушку из поезда, которая рассказывала, как к ним на двор приблудилась третья собака: «Хорошая, умная, красивая, а подросла – лапы мне на плечи ставит, никак не отучу, всю одежду перепачкала». Как сын армянина восторгался красотой славянских девушек: «Самые красивые белорусские и русские. Но ещё украинки». Он вспоминал, как не включился компьютер, сломался телевизор, но нашлась давняя старушка магнитола, которая наполнила дом болтовнёй и музыкой местных радиостанций. Я размышлял, что есть в этом мире хорошие люди. Да, вот так просто, просто хорошие люди, которые делают простые хорошие дела. А кафе, где нет связи? Замечательное место! Никто не побеспокоит, никакие звонки! Вот где истинно можно сказать: пусть весь мир подождёт. И троллейбус, в котором мужчина-попутчик, пятнадцать минуть пути рассказывал ему о городе и, прощаясь, желал удачи и пожимал руку. А как он смеялся с кондуктором на обратном пути, когда остановку свою не заметил, и денег с него не взяли. И это была правда и с этой правдой я остался в Курске и её становилось больше с каждым днём. Но правда была не одна…
2007, А.П.