(книга «Больше, чем тире»)
«Быть может, завтра скорбную страницу запишешь ты в свой вахтенный журнал»
Почему-то вспомнились именно эти грустные строки из одного старого моряцкого стихотворения.
Как выяснилось несколько позднее, во время обратного подъёма баркаса на борт корабля и в самом деле произошла беда. Не секрет, что спуск и подъём корабельных плавсредств в основном осуществляется не вручную, а «в электрическую». То есть запускается электродвигатель, который и приводит в движение необходимые механизмы и устройства, чтобы спустить шлюпку или баркас на воду и достать их обратно. И в этот раз спуск баркаса прошёл штатно при помощи электрической лебёдки. Быстро и весьма успешно. А вот с обратным подъёмом случилось неприятное и вполне себе предсказуемое: при подъёме баркаса в самый ответственный момент, как раз на полпути к палубе обратно вдруг выбило электричество, которое питало злосчастную лебедку. Получилась патовая ситуация, когда баркас с боцманской командой завис между небом и водой, грозящая перейти в весьма опасную. Волна всё увеличивалась, корабль стоял лагом к волнам, и поэтому дальнейшее «зависание» баркаса грозило неминуемой бедой. Сейчас баркас пока что слегка тёрся своим бортом о борт корабля, но амплитуда поначалу едва заметной качки на глазах постепенно увеличивалась и, если дело будет так продолжаться, то баркас просто разобьется, изувечив и сам корабль. Про личный состав, находящийся в баркасе и вообще страшно думать – была прямая угроза их жизни. Надо было что-то предпринимать и спасать людей как можно скорее.
И началась военно-морская штурмовщина.
Вскоре электрики – корабельные кудесники уже вовсю шуршали ёжиками около распределительного щита в поисках утраченной фазы, чтобы оживить эту чёртову лебёдку. В это же время часть боцманской команды, которая обеспечивала спуск, а теперь и подъем баркаса, принялась спасать своих застрявших в воздухе товарищей при помощи палки, верёвки и чёртовой матери, не дожидаясь приговора электриков. Одному только морскому дьяволу известно, когда найдут эту пресловутую фазу электрики, и найдут ли вообще. Знаете, то ещё удовольствие - висеть в зыбком раскачивающемся баркасе, который эпизодически пытается с разбегу прислониться к высокому борту корабля, раскачивающемуся на волнах. Это будет похлеще, нежели застрять в нарядной люльке на высоте колеса обозрения. Под тобой хоть твердь земная, а в открытом море, где глубина под килем варьируется от двух до трёх километров можно позабыть как надо правильно плавать, если свалишься за борт. Поэтому ребята-боцманята, не дожидаясь приговора корабельных электриков, достали из ЗИПа специальную кривошипную рукоять с четырехгранником на конце, отдаленно напоминающий кривой стартер-пускач для автомобиля, воткнули его в специальный паз, и начали неистово вращать его, тем самым вручную подымая баркас. Занятие очень полезное и нужное, особенно для страдающих ожирением матросов. Одна такая процедура поможет скинуть пару десятков килограмм всего за пару спусков и подъёмов. И вот когда до окончания подъёма баркаса оставалось всего ничего, и над срезом палубы уже показались головы мореходов, у электриков всё получилось и сработало! И как на флоте это обычно бывает, всё срабатывает внезапно и вдруг! Из-за того, что двигатель вращается очень быстро, в механизме поднятия баркаса есть множество шестерёнок, которые в совокупности составляют хитрое устройство, называемое понижающим редуктором. Поэтому, когда крутишь кривую металлическую ручку нужно совершить с добрый десяток оборотов, чтобы шлюпка или баркас поднялись на несколько сантиметров вверх. И вот матросик, выбиваясь из последних сил самоотверженно и даже отважно крутит эту ручку, и тут радостные электрики подают на мотор несколько сотен вольт. Мотор оживает и с дикой скоростью начинает радостно вращаться, подымая кверху плавсредство, а вместе с ним начинает дико вращаться и тот самый тяжеленная кривошипная рукоять. В тот же миг, матрос громко вскрикивает. И вовсе не от страха или неожиданности, а от перебитых пальцев и, согласно второму закону Ньютона, когда произведение массы тела на его ускорение равно действующей силе, а направление ускорения совпадает с направлением силы, он отлетает от опасного агрегата, стараясь при этом увернуться от дико вращающейся рукоятки, на мгновение возомнившей себя винтом взлетающего вертолёта. Как правило, получившая подобный импульс рукоятка не долго находится в своём пазу, и вслед за матросом тоже устремляется в полёт, всё круша на своём пути. Но на этот раз всё-таки сработала острая морская реакция корабельных электриков. Услышав душераздирающий вопль раненого матроса, они тут же обесточили лебедку, и тем самым не только не дали рукоятке отправиться в свой смертельный полёт, но и вернуться на борт застрявшим в баркасе. Но той роковой секунды хватило нанести увечье незадачливому матросу. Он повредил не только пальцы. Удар был настолько силён, что рукоятка сломала бедняге бедренную кость и повредила артерию. И слава Богу, что натренированные и обученные члены экипажа тут же перетянули ногу пострадавшему импровизированным жгутом, остановив сильное кровотечение, и на своих руках перенесли в корабельный лазарет, где пострадавшему была проведена операция. Корабельный врач – кудесник военно-медицинских наук и практик лекарского искусства сотворил чудо. Он смог стабилизировать состояние матроса, но оно всё равно продолжало оставаться тяжелым. А тут ещё не вовремя начавшийся шторм (можно подумать, что шторм когда-то начинались вовремя) спровоцировал ухудшение самочувствия нашего пострадавшего. И командир принял решение на всех парах полным ходом мчаться в сторону Египта, где на рейде порта Александрия нас ожидало госпитальное судно «Енисей». Это решение было одобрено командованием флота и сейчас мы на всех оборотах мчались не только к берегам Египта, но и в самую сердцевину шторма.
Ах, да. Ту боцманскую команду всё же затащили на борт. Но уже не вручную, а в «электрическую».
Но курсанты ведь такой оптимистичный народ – они во всём и всегда находят позитив. Можно и поштормовать ради новых впечатлений, незапланированных географических открытий, а потом – на пенсии можно будет о чём вспомнить. Штурманской прокладкой все без исключения занимались отважно. Об этом мог со всей ответственностью заявить сам дежурный по классу, который уже успел пару раз отнести в гальюн обрез с курсантскими пищевыми отходами. Нет, вы только не подумайте, не из-за того, что эта аварийная ёмкость была до краёв наполнена зловонной жижей. Вы же сами догадываетесь, что во время шторма количество любителей корабельной гастрономии неумолимо стремится к нулю и поэтому, как говорят на флоте, травить практически нечем, разве что своим собственным желудочным соком да желчью. Приходилось тут же выносить отходы, чтобы и без того душная атмосфера герметично закупоренного пространства дополнялась неприятным ароматом курсантского ливера. В конце концов было принято справедливое решение, что каждый «Ихтиандр» сам за собой выносит, а то у дежурного вахта может превратиться в чёрт знает что.
Курсанты тщательно заносили все показания приборов и досконально вносили любые эволюции корабля в вахтенные журналы - лишь бы корабль поскорее преодолел нужное расстояние и доставил пострадавшего к госпитальному судну, а остальных – поближе к берегу.
Время зашло уже далеко за обед, на который, кстати почти никто и не ходил – качка не способствует пищеварению, скорей – наоборот. Подошла смена вахты. Борясь с временами подкатывающей дурнотой от одной только мысли, как там чувствует себя раненый матрос и всплеска образной фантазии, как у него должны выглядеть перебитые пальцы и изувеченная нога, наша смена кое-как спустилась в кубрик, ожидая встретить там прохладу и дорогие каждому сердцу и туловищу коечки, на которые можно было прилечь, тем самым облегчить влияние качки. Но не тут-то было. В кубрике неистово работал кондиционер в режиме калорифера, незакреплённый и широкий раструб которого жирным питоном лежал на палубе и изрыгал из себя потоки неприлично горячего воздуха.
Ниже ватерлинии - только жаренные раки!
Наш кубрик на 30 человек, как и соседний четвёртого взвода находился ниже ватерлинии, то есть образно выражаясь - под самой что ни на есть под водой. И естественно, ни о каких иллюминаторах с красивыми морскими видами, ни о свежем морском воздухе речи и не могло быть. Ну, разве что шум забортной воды слегка убаюкивал курсантские души. Зато у нас была огромная гофрированная труба диаметром около тридцати сантиметров. Когда-то, ещё в стародавние времена, она намертво крепилась к большому корабельному кондиционеру, висевшему на переборке аккурат между небольшим вертикальным металлическим рундуком и прикрученным к палубе столом. Пролетели года, ручки кондиционера пожелтели и потрескались, нежная краска пастельных тонов, в которую был окрашен агрегат, постепенно облупилась, и из его чрева выпала прямая кишка толстого гофра, из которого теперь не переставая, днём и ночью шёл мощный поток воздуха общекорабельной вентиляции. С этим гофром, к негромкому шелесту которого со временем все привыкли, было вполне комфортно, пока мы шли по Чёрному морю, где за бортом ощущалась относительная прохлада. Но когда корабль вошёл в проливы и стал спускаться намного субтропичнее, то мы стали ощущать некое подобие дискомфорта с постоянным притоком теплого воздуха, который с каждой прошедшей милей становился всё теплее и теплее. В те времена, на советском корабле понятие «кондиционер» имело не только условное, но и приблизительное значение: вроде бы он как бы и есть, но правильному функционированию не подлежит, а если и подлежит, то только в нештатном варианте, то есть он может гонять простой воздух или нагревать его, если воздуховод проходит рядом с выхлопной трубой или варочным котлом на камбузе. Да и наверняка каждая инструкция по эксплуатации любого военного кондиционера начинается с крылатой цитаты из строевого устава ВС СССР: «Военнослужащий должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы».
Вот мы стойко и переносили эти лишения – стоя, сидя и даже лёжа.
И теперь курсанты последних сил расползлись по своим местам и приняли горизонтальное положение. Спать очень хотелось, но не моглось. Жара, духота и качка – вот основные составляющие комфорта нашего кубрика в тот день. Да и в условиях качки сон, в его природной первозданности на суше, в штормовых условиях отсутствует как само понятие. Есть лишь тяжелая дремота и тревожное забытье, в ходе которых происходит не отдых организма, а всего лишь подзарядка, как подсевшего автомобильного аккумулятора с наполовину испарившимся электролитом. Да и как можно выспаться в условиях сильной качки, когда нужно постоянно контролировать своё туловище, чтобы оно ненароком не свалилось с коечки. И это очень хорошо, что в конструкцию корабельных коек были внесены такие важные элементы, как специальные откидывающиеся бортики с фиксаторами. Кстати, такие бортики последнее время стали появляться и на верхних полках пассажирских вагонов. Однако, преимущество широкой корабельной коечки ценна лишь в спокойную погоду, а во время качки оно нивелируется и тебя мотает то к бортикам-ограничителям, то от них. Поэтому приходится себя самому фиксировать различными способами. Один из самых действенных – это поза эмбриона - как у мамы в животике. Помните? Сворачиваешься этакой креветочкой, упёршись ногами и головой в бортик, и тебе никакой девятый вал не страшен. Одно только плохо – в такой согбенной позе долго не вылежишь – тело почему-то очень быстро затекает. Есть ещё и другая поза – «диагонально-удавная» - это когда вытягиваешься в струнку во всю длину на своей люльке по диагонали, упираясь ногами в бортик, а свободной рукой, на которую укладываешь голову, удавом обвиваешь цепь, на которой висит твоя люлечка. В таком состоянии можно зависнуть и замереть – забыться тем самым удавом на пачке дуста хотя бы на пару часов. Безотказный рецепт. Правда уснуть всё равно не удастся, ибо каждый раз, когда корабль, взобравшись на высокую волну, тут же сигает в морскую пучину, он начинает сильно дрожать всем корпусом, и шум воды тревожным рёвом проникает в кубрик сквозь мощную сталь корпуса корабля. А это, знаете ли, немного отвлекает от релакса.
Термометра в кубрике не было, и поэтому приходилось только гадать – какую же температуру воздуха нагнал наш калорифер. Единственное до чего смогли догадаться курсанты, так это лишь до реперного ощущения критической температуры на основе натурных наблюдений. Не совсем понятно? Так это же просто: если ты прикасаешься либо рукой, либо щекой или лбом к цепи или иному металлическому предмету, будь то рундук, стол или переборка, и ощущаешь её холод, то радуйся, курсант! Температура воздуха в кубрике по любому ниже 36, 6° градусов, так что тебе тепловой удар с перегревом не грозит. Ну, а если прохлада не ощущается, то температура воздуха уже в районе 37°, и из этого помещения лучше бы подобру - поздорову выйти на свежий воздух – хотя бы в продольник.
Пока курсанты укладывались, пристраивались и приноравливались на своих люлечках, на самой крайней свободной нижней люльке неподвижным пластом уже лежал один из почётных членов клуба «Ихтиандр» и его лицо с каждой минутой всё больше и больше приобретало цвет государственного флага Саудовской Аравии. Его неподвижность, молчаливость и полное игнорирование любых внешних раздражителей в совокупности остекленевшим немигающим взглядом были настолько неестественными, что его одноклассники с тревогой наблюдавшие за лежащим туловищем, в котором присутствие жизни угадывалось лишь по едва уловимому дыханию, всё гадали, что это с их товарищем произошло: анабиоз, летаргический сон, глубокая медитация на запредельном уровне или обыкновенная кома? Ни дать, ни взять – огурец парниковый на последней стадии увядания! Живой он ещё или уже нет?
Разрешить эту проблему смог начальник курса, капитан 2 ранга Расторопнов Владимир Аркадьевич. Как ответственный отец-командир он сейчас обходил кубрики, в которых обитали его подчинённые и лично оценивал морально-психологическое состояние своих птенцов.
До этого он побывал в гостях у первого взвода.
Кубрик первого взвода находился выше ватерлинии. Поэтому там посильнее качало и получше укачивало. Часть курсантов после вахты тоже лежала в люлях и отрешённо смотрела в иллюминаторы, в которых бурлили и бесновались пенные морские волны. Всяк неплохое развлечение, да и качку переносить легче, когда видишь её причину. Часть курсантов эпизодически выбегала в гальюн потравить и возвращалась на свои места согласно «небоевому расписанию». Один же курсант не лежал на коечке, а хитро распластался на палубе и тихо постанывал, словно от непрекращающейся зубной боли. В этот самый драматичный момент и нагрянул начальник курса. Оглядев своих подопечных, он обнаружил источник необычных звуков и с лицом хирурга-патологоанатома деловито оглядел стонущее тело. Потом он подошел к пациенту поближе, наклонился и по-отечески так, ласково прошептал: «Вставай, курсант! Тебя Родина заждалась!» Курсант едва разлепил тяжёлые веки, окинул тяжёлым взглядом склонившегося над ним начальника курса и пролепетал едва слышно, постоянно сглатывая слюну: «Командир. Отойди. Дай спокойно умереть».
Начальник курса был великодушным и милосердным командиром, поэтому он не стал лишний раз беспокоить курсанта, тем более просьба умирающего – закон, и спустился по крутому трапу в кубрик второго взвода. Открыв дверь, он почувствовал, как в лицо и грудь толкнул жаркий воздух подпалубного пока что жилого помещения.
- Душно у вас тут, - сказал он, присаживаясь рядом с почти бездыханным огурцом и слегка обмахиваясь сложенным вчетверо носовым платком, - с чего это вы включили обогреватель?
- Да не включали мы его. У нас кондиционер вообще не работает, из него труба выпала и гонит раскалённый воздух.
- Ясно! – заключил командир, - сейчас схожу в БЧ-5 и разберусь с этим.
- Вот спасибо! Вот классно! Наконец-то! Надоела жара! Как раки уже варёные! – стали доноситься голоса курсантов со всех сторон, воспрянувших духом. Командир остался очень доволен живой реакцией подчинённых и их морально-психологическим состоянием. И тут он обратил внимание на неподвижно лежащий овощ - Cucumis sativus.
- А с этим что? – указательный палец Владимира Аркадьевича слегка тронул плечо зелёной вялости, в которой едва теплилась жизнь.
- Умирает, - Володя Стефаненко сочувственно вздохнул с верхней коечки, глядя на своего неподвижно лежащего друга.
- В первом взводе тоже один умирает, так хоть со стонами, - устало вздохнул Владимир Аркадьевич.
Жажда жизни и огурец с галетой.
Слабый смех, раздавшийся в кубрике дал понять командиру, что атмосфера во втором взводе вполне себе удовлетворительная, и он опять указал на огурец, который уставился немигающим взглядом в койку, нависавшую сверху:
- А этот лежит без стонов?
- Да.
- И давно?
- Всегда.
- Так вы его проверьте, может быть он уже холодный!
- Да вроде живой – ведь дышит ещё. Да и с чего ему холодеть – у нас тут жара ужасная.
- А подкормить его не пытались? Или там отвлечь его чем-нибудь?
- Да чем же этот овощ отвлечь?
- Да хотя бы галеткой! – воскликнул командир, словно алхимик из Флоренции, внезапно открывший рецепт эликсира бессмертия…
День катился к вечеру и был грустным и даже томным. В кубрике было душно и тихо, разве что шум забортной воды, да свист горячего воздуха из старого гофра корабельной воздушной магистрали вносили разнообразие в жизнь второго взвода. И ничто не предвещало ни беды, ни неожиданности, пока по совету офицера зелёному огурцу под нос не подсунули обыкновенную безвкусную стандартную галету из походного продпайка, которую в обиходе курсанты обычно называли «картонкой».
Все в мире совсем недавно узнали о таком термине, как «гиперзвук». Курсанты же второго взвода, впрочем как и их командир, впервые столкнулись с этим уникальным физическим явлением именно в октябре 1989 года, в то самый миг, когда поднесли злосчастную галетку к носу едва живого овоща. Реакция лежащего была молниеносной, и от того неожиданной! Глаза того вдруг округлились до неприличных размеров, стали зелёными и выразительными, как у персидской шиншиллы в момент охоты на большую муху. В них паническим задором заискрилась тяга к жизни и ближайшему гальюну. Лицо приобрело более насыщенный желтоватый оттенок уже перезревшего огурца. Курсант в полсекунды соскочил с койки, на лету успел обуться в тяжёлые юфтевые ботинки и стремглав промчался мимо командира и одноклассников, испуганно отшатнувшихся от взбесившегося овоща. Перепрыгивая сразу через три ступеньки по крутому трапу, он скрылся в верхнем проёме. По подволоку над головами тяжело протопало в сторону ближайшего гальюна.
- И часто у него такие месячные? – командир озадаченно покачал головой.
- За сегодня - первый раз.
- Тогда почаще давайте ему понюхать галету, - с интонацией педиатра произнёс командир и встал с койки.
Курсант не бежал, он летел как испуганный ангел, едва касаясь ногами палубы и срезая все углы и повороты на тернистом пути к гальюну. Влетел вовнутрь насмерть пропитанного лизолом мрачного помещения и бросился к самой дальней кабинке, как раз возле маленького круглого иллюминатора, который до сих пор не был задраен броняшкой, и сквозь который периодически показывалось то тёмно-серое небо, и от этого в гальюне становилось немного светлее, то фиолетовая, почти чёрная вода, отчего в темном гальюне получался настолько полный мрак, с которым не могла даже справиться единственная сорокаваттная лампочка накаливания, висящая у самого входа возле крантика для мытья ног забортной водой. Стало ещё страшнее. Курсант было склонился пониже в выбранной кабинке, чтобы…
Но тут корабль вдруг сменил килевую качку на бортовую, размахивая не только своими мачтами и надстройками во все стороны, но и всеми обитателями, по-штормовому спрятавшихся внутри его стального чрева. С чего бы это?..
И в борт ударила очередная волна. У огурца мгновенно отпало желание травить. Он вдруг заметил, что стекло в иллюминаторе разом покрылось мелкими кубиками трещин – совсем вот так же, год назад при автокатастрофе у автобуса разбились стёкла вот на точно такие же рафинадики и посекли немало курсантов. Память, страх и жажда жизни мгновенно заставили огурца позабыть о своем нетранспортабельном состоянии. Он рванулся к иллюминатору – только бы успеть – снял с цепочки тяжелую броняшку, прикрыл ею разбитое стекло и принялся быстро и изо всех сил вращать латунными барашками, намертво прикручивая металлический блин к разбитому иллюминатору. В гальюне совсем стало мрачно и жутко. Оставалось совсем чуть-чуть, но очередная волна снова ляпнула в борт и из-под броняшки этакой ромашкой распустились солёные брызги, обдав водой огурца. Ещё несколько оборотов и всё – загерметизировал. Теперь вода из-под броняшки лишь едва сочилась снизу при каждом ударе волны в борт. Посмотрел на мокрую палубу. Хорошо, что здесь несколько шпигатов – вода уже ушла и о происшествии напоминала лишь противно прилипшая к телу мокрая роба, да несколько стеклянных кубиков от разбитого стекла.
Надо бы сообщить кому-нибудь о повреждении и поскорее. Выскочил из гальюна , пробежал вдоль продольника в сторону кормы и тут же наткнулся на пухленького и весёлого мичмана. Узнал его – он годом раньше служил старшиной в роте обеспечения нашего училища, и вот теперь он - боевой мичман на учебном, но вполне боевом корабле. Пока огурец сбивчиво объяснял суть происшествия, корабль вновь стал носом на волну, перестал переваливаться с борта на борт, и продолжил идти по штормящему морю, кивая волнам с носа в корму.
Оба зашли в гальюн. Мичман с возмутительным равнодушием подошел к сочившейся морским соком броняшке, проверил крепость завёрнутых барашек и хлопнул по мокрому плечу курсанта:
- Молодец! Правильно сделал! Хвалю! Возьми с полки пирожок! Там – два, бери средний! Я сейчас схожу в БЧ-5, сообщу о случившемся.
Хлопнула дверь, прижатая пружиной. Странно, но дверь именно в этом гальюне была обыкновенной, которые обычно висят в подъездах жилых многоэтажек. Даже пружина на ней висела такая же – тривиальная и противно звенящая. Курсант посмотрел на неё и вдруг снова почувствовал новый прилив жуткой дурноты и бессилия. Наконец-то вякнув в дучку, он развернулся и, едва волоча ноги, поплелся обратно к себе в душный кубрик, теряя свои последние силы…
Сверху курсанты услышали тяжелые шаги смертельно раненного в ягодицу бойца. Вскоре вниз по трапу спустился огурец, с укором окинув своих собратьев, он снова занял свое место на грядке и принялся отрешенно разглядывать обратную сторону коечки, висевшей над ним.
- Почаще давайте ему галетку, - сказал командир, окинул взглядом мокрого с головы до ног курсанта и покачав головой, молча вышел из кубрика. Ему было необходимо не только навестить ещё третий и четвертый взвода, но и найти командира БЧ-5, чтобы отремонтировать кондиционер второго взвода.
Спустя какое-то время действительно появился мичман с матросом, тем самым босфорским хулиганом и с невиданным доселе инструментарием. Они что-то долго колдовали вокруг гофра и кондиционера, негромко перешёптываясь матом, и спустя всего каких-то полчаса старшина команды с удовлетворением объявил всем терпеливым обитателям кубрика:
- Всё! Отремонтировал! Гофр убрал! Заслонку поставил! Теперь горячий воздух к вам поступать не будет!
- А холодный? – взмолились курсанты, чувствуя, как цинично и жестоко их сейчас обманули кудесники соляры и пара из электромеханической боевой части корабля номер пять.
- Какой такой «холодный»? Мне про холодный воздух приказания не давали. Командир БЧ мне приказал устранить неисправность – перекрыть поступление горячего воздуха в жилое помещение. Я устранил. Другого приказа про подачу холодного воздуха не поступало. Да и сами подумайте, откуда я вам сейчас холодный воздух достану? В тропиках? Из рефрижератора что ли в ведрах да в канистрах принесу?
- ??? – по-Гоголевски немая сцена.
- Так что потерпите всего недельку, и сразу же после Гибралтара, как раз где-то в Бискае, будете радоваться, что у вас нет холодного воздуха. Ещё мне и спасибо скажете.
Это немного взбодрило курсантов и внесло некую надежду на ближайшее грядущее.
- А как же нам быть с вентиляцией?
- А что с вентиляцией? Какие проблемы? – удивился мичман, - открываете дверь на трап, затем отдраиваете аварийную лючину в подволоке – вот вам и сквозняк с вентиляцией. Думать надо, курсанты, вы же – будущие офицеры… - с этими словами он и ушел, оставив целый взвод курсантов в смущении и смятении.
Предложение то в общем-то дельное, но опасное и авантюрное. Аварийный люк находится в самом дальнем углу кубрика и закрывается он своеобразной квадратной крышкой размером полметра на полметра. Люк находится как раз в продольном коридоре, по которому постоянно туда-сюда носится экипаж корабля и курсанты. Крышка люка, обшитая сверху коричневым линолеумом – в тон палубе продольника, укладывается снаружи, а фиксируется такими маленькими кремальерными затворами изнутри. И если его открыть для вентиляции, то кто-нибудь по невнимательности может угодить в эту рукотворную яму со всеми неприятностями как для падающего, так и для живущих в той части кубрика. Да и эффективность сквозняка весьма сомнительна – обдувается всего четверть кубрика, а в остальной части всё равно будет стоять духота.
Пока всё это выясняли, пока раздумывали и пытались проветрить кубрик, курсантам подошла очередь выходить на собачью вахту…
Уже на вахте, взглянув на штурманские карты, курсанты поняли, отчего это совсем недавно корабль так мотыляло на волнах из стороны в сторону. Оказалось, что корабельный врач и на самом деле оказался гением и кудесником. Он смог не только стабилизировать ухудшающееся состояние тяжело раненого матроса, но и провести в условиях качки сложнейшую операцию, и пациент стал чувствовать себя значительно лучше и в дальнейшей серьёзной операции с последующей госпитализацией не нуждался. Сообщив эту радостную весть на берег, и получив в ответ добро от командования, командир тут же развернул корабль в обратную сторону, и мы легли курсом на Гибралтар.
Более четырех часов мы усиленно форсировали штормовое море, и вот когда появились первые симптомы, что стихия ослабевает и сдаётся, и в скором времени мы, может быть когда-нибудь, увидим далекие огни египетского берега и бортовые огни большого госпитального судна, нам было велено развернуться и снова нырять обратно в этот шторм. Совершив кульбит с пируэтом южнее острова Крит, мы пошли на Запад.
М-да! Приключения продолжаются!!!
Кстати, а зелёный огурец на ту собачью вахту так и не вышел.
© Алексей Сафронкин 2024
Понравилась история? Ставьте лайк и делитесь ссылкой с друзьями и знакомыми. Подписывайтесь на канал, чтобы не пропустить новые публикации. Их ещё есть у меня.
Отдельная благодарность мои друзьям-однокашникам, которые поделились своими воспоминаниями и фотографиями из личных архивов.
Описание всех книг канала находится здесь.
Текст в публикации является интеллектуальной собственностью автора (ст.1229 ГК РФ). Любое копирование, перепечатка или размещение в различных соцсетях этого текста разрешены только с личного согласия автора.