— Прямо таки хлеба девочке не даёт?
— Не веришь? Не даёт. Ни то что сладости не покупает, куском хлеба попрекает. На плите пустой суп. А с их доходами уж на булку хлеба всегда найдётся.
Женщины соседки судачили у подъезда, восседая на скамейке под распустившейся сиренью. Им казалось дикостью, не кормить ребёнка хлебом, лишать сладостей.
Когда окна или форточки на втором этаже большой трёхкомнатной квартиры в майские тёплые дни были приоткрыты, случайные прохожие или старушки на скамейке слышали разговоры. Обычно кричала девочка и спокойно отвечала женщина.
В доме знали, что Алла была второй женой Кипельникова, поселилась здесь через два года после страшной аварии, в которой погибла первая жена Матвея, а значит, приходилась девочке мачехой.
Слово это тут же подхватили все соседи.
"Одевает неплохо, а в еде ограничивает, мачеха, что с неё взять. Увидят, осуждать будут, а в тарелку никто не заглянет.
Мачеха - это не мать, от неё и корочки хлеба не дождёшься. Бедная девчонка".
Несколько раз к подъезду приезжала скорая помощь. Вызывали срочно врачей из квартиры Кипельниковых и Леночку увозили в больницу.
И опять все судачили у подъезда, что девочка в голодные обмороки падала, кое-кто видел. Мачеха, одним словом.
Кто-то из добрых соседей донёс в соответствующие органы, что девочка часто плачет, жалуется, скорая приезжает, мачеха не кормит, лишает хлеба.
Приехала целая делегация из пяти человек. Два, видимо, были понятыми или вроде того, остальные следили за соблюдением прав детей.
О визите Алла не знала, оказалось, что Матвею звонили и договаривались, а он, в силу своей забывчивости, просто не предупредил жену.
Алла стояла в коридоре как провинившаяся школьница в клетчатом переднике и с мокрыми по локти руками. Ей было совестно, что она затеяла весеннюю уборку и стирку штор, а тут люди с проверкой, ещё подумают, что специально развела бурную деятельность, чтобы показаться хорошей.
Мужа Алла тут же выгородила, выдав себя за виновницу данного недоразумения.
"Говорил, забыла. Да и что такого, обычная ситуация, всё как есть, смотрите".
Три женщины необыкновенно похожие друг на друга имели одинаковые причёски на голове в виде осиного гнезда, да и одеты были в юбку-карандаш тёмного цвета и синие кофты на пуговицах.
Алла показала комнату Лены. Все тут же закивали, их всё устроило: и кровать, и несколько наборов постельного белья в шкафу, и размер стола, наличие стула.
Потом прошли на кухню. Алла открыла холодильник, показала кастрюли, в морозильном отделении отметила дорогую для весны клюкву, указала на куриную грудку.
— У нас, как видите, всё есть.
Женщины свой нос в кастрюли не особенно засовывали, отметили у себя в бумагах что-то, пометки сделали и ... пригласили на разговор девочку.
Психолог тут же повеселела, вышла из коридора и села напротив Леночки, сидевшей за столом.
Лене к тому моменту уже исполнилось восемь, она заканчивала второй класс, но выглядела она старше своих лет: полноватая, с круглым лицом и густыми рыжими волосами. Она крутила головой, не понимая, зачем к ним в квартиру пришли эти женщины.
У девочки психолог не вызвала доверия. Женщина коверкала слова, не выговаривала все буквы, поэтому Лена хмурила свой лоб, догадывалась и всё больше приподнимала плечи, вжимая в них свою круглую голову.
Слово "мама" психолог избегала. Она не называла имён, хотела, чтобы Лена сама произнесла то, как обращается к женщине, заменившей ей мать.
— Нет, мне не дают хлеба, — однообразно отвечала Лена, в точности повторяя вопрос и добавляя свой ответ.
Она сейчас почему-то вспомнила урок математики, когда учительница объясняла как писать ответ к задаче. Оказывалось всё просто, ничего не нужно придумывать, нужно было переписать предложение из учебника и вставить вместо вопроса число.
— Сладости не покупают.
— А сто тебя обисает больсе, сто не покупают сладости или не дают слеба?
Лена покосилась на Аллу, стоящую у мойки и тяжело вздохнула.
— А ты правду, девочка, говори, если обижена чем, лучше сейчас скажи, пока мы здесь, мы хорошие тёти, — вмешалась одна из одинаковых женщин.
— Ага. Все едят конфеты в школе, я раньше, когда мама была жива, ела конфеты и хлеб ела, булочки, а сейчас..., — у Лены на глаза навернулись слёзы. — А на Новый год мне вручили пакет с конфетами, так она их забрала-а-а-а, — Лена уже не могла сдержать поток слёз.
— Тише, моя хорошая, — одинаковая женщина сделала несколько шагов к девочке и чуть приобняла её очень деловито.
Теперь все пять человек с особым презрением смотрели на Аллу. А она стояла, вжимаясь в мойку.
Разговор с Леной плавно сошёл на нет. Всем всё стало ясно. Обида на мачеху у девочки сильнейшая. Ущемляет ребёнка пока отец не видит.
— А где ваш муж? Он принимает участие в воспитании девочки? — строго спросила одна из женщин.
— Принимает, конечно, на карусели в начале месяца ходили. А сейчас он на работе.
— Да, мы в курсе. А потом Лена лежала неделю в больнице.
— Лежала. Потому что не слушает то, что ей говорят взрослые.
— А не от того она упала в обморок, что вы её не кормите? — с напором, и с совершенно однозначным обвинительным подтекстом сказала одинаковая женщина.
— Я кормлю дочь так, как нужно, не давая ей умереть.
— А у вас есть справка от психолога, психиатра? — вдруг поинтересовалась одна из женщин. — Вы в больницах не лежали?
— Не-е-ет, — Алла вдруг стала белая, белая.
— Запишите, выясним! — уже не обращая внимания на Аллу, стали собирать свои папки женщины.
— Если бы вы относились к своей работе по совести, то и этой проверки могло бы не быть, — не выдержала Алла.
— В смысле по совести? — одна из одинаковых женщин тут же повернулась и выпятила грудь вперёд, словно её сейчас облили дёгтем, и она очень возмущена.
— На вас поступила жалоба, что вы девочку не кормите, хлеба не даёте, издеваетесь над ребёнком лишая сладкого. И считаете это приемлемым? Да вы не мать, вы точно мачеха! Тут уже другие органы нужно подключать, а не нам разбираться.
— Эх вы, органы! Мать у вас плохая. Даже не мать, мачеха. А кто из вас выписку из больницы заказал, кто-нибудь диагноз девочки уточнил, у меня, наконец, спросил, почему я ребёнка в белом хлебе ограничила? А говорите работаете. Вот она ваша работа.
— В смысле выписку из больницы? Тут всё без выписок понятно.
— Вот посмотри, даже слушать не хотят. А у Лены диабет.
Женщины замерли на несколько секунд, потом переглянулись и снова открыли свои папки. Но Алла демонстративно открыла дверь в ванную комнату и принялась стирать шторку, что замочила в ванне.
Никто из делегации не извинился, не добавил ни слова. Они тут же собрались и вышли из квартиры.
— Лена, закрой дверь, — крикнула Алла девочке.
Вечером, когда Лена уже собиралась спать, Алла пришла к ней как обычно в комнату и села рядом.
— Почитаешь мне?
— Да! — радостно воскликнула Лена. — Про пряничный домик сказку читаю. Страшная. Оказывается, еда может быть плохой.
— Может, — улыбнулась ей Алла. — А знаешь, а знаешь, я вчера заходила в новую булочную и мне пообещали, что через неделю у них в продаже будет хлеб, который тебе можно попробовать, давай купим и проверим, как ты на него реагируешь, хорошо?
— Хорошо. Может этот подойдёт?
— Очень надеюсь.
Алла кивнула Лене, а сама облокотилась о спинку кровати и закрыла глаза. Больше всего за эти два года Алла хотела накормить девочку хлебом. Мать Лены пекла хлеб сама, всегда. В её доме постоянно пахло выпечкой, от которой становилось тепло не только желудку, но и сердцу.
Лена об этом вспоминала часто. Ей хотелось вернуть то время. А без хлеба и выпечки сделать это было сложно. Для Лены запах хлеба действовал успокаивающе, ей казалось, что мама рядом. Детский организм ответил неполадками на внезапный уход матери, ответил болезнью.
Алла изощрялась, придумывала всё новые и новые рецепты: делала лепёшки и оладьи из овощей, пиццу пекла в сковороде на кабачковой основе, да что только не делала, но ничего не могло заменить запаха хлеба. Всё не то.
А вчера, проходя мимо той самой булочной, о которой она только что сказала Лене, Алла почувствовала невероятный запах свежевыпеченного хлеба, зашла. Женщина разговорилась с кассиром, узнала какой хлеб можно купить для девочки с диабетом.
Теперь она очень ждала, когда у неё появится возможность вернуть воспоминания, вновь поселить запах свежевыпеченного хлеба в этом доме. И, конечно, надеялась, что новый хлеб окажется тем, что они так долго искали.
— Хлеб с маслом или тост, — Алла достала булку и отрезала кусок.
— Сегодня хочу с маслом, можно же, мам?
— Можно, Лена. Он так пахнет, что я бы сама с удовольствием его съела.
— Дам откусить, я не жадная. Этот очень вкусный.
— Конечно, моя хорошая.
Алла достала из холодильника маслёнку и подала Лене.
— Держи, намазывай сама.
Лена, улыбаясь, взяла в одну руку кусок хлеба в другую нож и, чуть поджав нижнюю губу, принял аккуратно намазывать масло на хлеб. Разойдясь, она брала и брала кусочек масла и медленно размазывала жёлтый, мягковатый слой, покрывая каждый миллиметр поверхности. Потом опомнилась, подумала много и подняла глаза на Аллу, та кивнула, прикрыв на секунду глаза.
Лена ликовала, ухватив ещё небольшую порцию масла с маслёнки и положив на хлеб. Она сидела напротив Аллы такая довольная, такая счастливая, стараясь усидеть на стуле, что мачеха расплылась в улыбке. Получилось.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, присоединяйтесь.