В девятнадцатом веке многие истории были похожи на сюжеты готических романов, даже если они происходили на самом деле. К числу таких историй относится биография доктора Игнаца Филиппа Земмельвейса, человека, который опередил своё время. Он сумел понять, почему в его больнице так много рожениц умирало, но его открытие показалось коллегам смешным.
В юности Игнац Филипп Земмельвейс защитил работу, которая доказывала, что в руках врача ничто не может стать ядом. Однако судьба жестоко посмеялась над его самоуверенностью.
Проклятая больница
Молодой доктор со смешным венгерским акцентом попал в самое ужасное отделение родильного дома — известной в Вене акушерской клиники Клейна. В этой клинике было два отделения, и одно из них печально прославилось невероятно высокой смертностью в девятнадцатом веке.
Но и без смертности там хватало проблем: именно на этом отделении «натаскивали» студентов, будущих акушеров. Над их душами висели самые опытные или блестящие по образованию доктора, чтобы проследить, насколько бережно студенты обращаются с женщинами.
Слава об отделении шла уже такая, что женщины при виде врачей порой бросались на колени, умоляя их не трогать. Они сами всё сделают — будут рожать, как животные! Эти душераздирающие сцены доктор Земмельвейс, тот самый врач с венгерским акцентом, наблюдал каждый день. Австрийки, словачки, венгерки — любая из них видела в нём и других сотрудниках отделения саму смерть. Умирала, конечно, не каждая. Но каждая восьмая, иногда — каждая пятая, а в особенно тяжёлые годы — каждая третья.
Естественно, вопрос о причинах высокой смертности время от времени обсуждался врачами клиники. Предполагали разное: страх — ведь отделение уже считалось проклятым местом, и самые впечатлительные дамочки могли запугать себя до смерти. Могла повлиять слабость организма от недоедания — ведь, естественно, обучали студентов на пациентках победнее. Даже влияние погоды рассматривали среди причин! Вердикт выносили неизменный: именно в этом, опасном, отделении, надо особо часто и тщательно осматривать женщин, а студентов нещадно гонять в морге, чтобы анатомию знали назубок.
Игнац Земмельвейс и сам проводил в больничном морге долгие часы, вскрывая женщин, с которыми несколько дней назад болтал, подбадривая их и утешая. Он рассматривал внутренности, покрытые характерными для родильной горячки поражениями, пытаясь уловить неуловимое: отчего она могла приключиться. После морга бежал на осмотры.
А поздно вечером сидел над книгами и бумагами. Он сравнивал отделения клиники — всё абсолютно одинаково, кроме двух факторов, бедности рожениц и допуска студентов. Он сравнивал разные клиники — и обнаружил, что в ещё двух, где вместе с обслуживанием женщин велось обучение будущих врачей, тоже высокая смертность.Доктор Земмельвейс активно искал способы улучшить ситуацию в родильном отделении. Он попросил священника соборовать умирающих в присутствии живых пациенток, что вызвало ужас у последних, но смертность не снизилась. Затем доктор попросил священника вести себя более нежно и заходить в отделение через отдельный вход, чтобы не распространять инфекцию. Священник, которому было жаль пациенток, безропотно согласился, но ситуация не изменилась.
Земмельвейс пытался изменить порядок раздачи лекарств и смены простыней, но это не дало результатов. Он также предлагал переносить рожениц и родильниц на носилках, чтобы они, ослабленные родами и предыдущей жизнью, не тратили силы. Но и это не помогло. Также он предлагал рожать на боку, как это нередко делали во втором отделении, но и это не дало результатов. Немного изменив диету пациенток, он не смог добиться никаких изменений. Отчаявшись, он чувствовал, как погружается в глубины отчаяния, наблюдая за бесконечными смертями и безрезультатными вскрытиями.
Он обратился к другому врачу, чеху Йозефу Шкоде, со своей таблицей, сравнивающей смертность и факторы двух отделений. Шкода попытался собрать официальную комиссию, которая должна была изучить вопрос, но доктор Клейн, владелец клиники, дошёл до министра, чтобы избежать комиссии. Однако в марте 1847 года смертность среди женщин достигла таких величин, что проверка стала неизбежной. В результате проверки причиной смертности назвали студентов и ординаторов неавстрийского происхождения, и всех их, включая Земмельвейса, просто выгнали из клиники, прервав обучение.
Мозаика сложилась
Двадцатидевятилетний доктор решил воспользоваться ситуацией и отправился отдыхать в Венецию вместе с двумя товарищами, бывшими коллегами. Поездка, казалось, помогла ему, и его позвали обратно в больницу — хорошие акушеры были нужны. Но уже на месте Земмельвейс получил новый удар по своей нервной системе — умер его хороший друг, чешский доктор Коллечка.
Смерть была нелепой. Вместе со студентом они вскрывали тело, и студент порезал доктору палец. За несколько дней Коллечку сожрала горячка, что сейчас называют сепсисом. Последнее, что от него осталось — документ о вскрытии его собственного тела. Потрясённый до глубины души, Земмельвейс не удержался от того, чтобы взять в руки документ и прочитать холодное описание давнего друга. Описание с той стороны, с которой никто и никогда его не видел при жизни. Внутренности доктора Коллечки выглядели точно так же, как внутренности любой родильницы, умершей от «чисто женской» горячки. Разве что матки с яичниками у него не было, а сгустки гноя и абсцессы — всё то же самое.
Это открытие поразило Игнаца. Оно давало спасение тысячам и миллионам будущих рожениц, но также ясно говорило о том, что именно он, Игнац Земмельвейс, убил уже сотни несчастных. Много больше других — ведь и в морге он проводил много больше времени. Земмельвейс испытал потрясение, от которого уже никогда не оправился. Но начинающееся ментальное расстройство не помешало ему действовать — и спасать людей. Срочно спасать.
А руки помыли?
В Европе девятнадцатого века перед подходом к роженице руки мыли до скрипа две категории людей: англичане и повивальные бабки. Для первых чистота тела была символическим выражением чистоты помыслов, поэтому мода на неё стремительно распространялась. Вторые, как считалось, делают это из суеверий, ну и вообще — женщины любят намываться. Студенты и доктора в больницах, выходя из морга, по протоколу должны были мыть руки с мылом, но делали это спешно и небрежно, порой едва касаясь мыла, а порой и вовсе игнорируя кувшин и тазик и небрежно вытирая руки чем придётся. При обходе и осмотре в родильном отделении женщины были вынуждены терпеть запах мёртвых тел, доносящийся от врачей. Они не смели жаловаться, кроме совсем уж суеверных — но над последними образованные доктора посмеивались.
Игнац Земмельвейс, методом проб и ошибок, разработал строгие правила, которые стали основой его подхода к лечению родильной горячки. Он установил, что посещения морга и родильного отделения должны происходить в разные дни. Перед осмотром женщин руки необходимо тщательно мыть в хлорированной воде, уделяя особое внимание ногтям и под ними.
Кроме того, над каждой койкой был повешен обходной лист, в котором каждый врач и студент, посетивший пациентку, должен был оставить свою фамилию. Это позволяло легко выявлять нарушителей правил и связывать их с очередными смертями. Смертность в отделении быстро снизилась — в десять раз!
Игнац Земмельвейс всегда был противницей мистических теорий, которые могли бы объяснить причины заболеваний. В своей докторской диссертации он утверждал, что руки врача не могут быть источником заразы. Однако его открытия и строгие правила, направленные на снижение смертности, стали настоящим прорывом в акушерстве.
Берегитесь врачей, они убивают наших жён.
В последующие годы Игнац Земмельвейс стремился поделиться своими знаниями с коллегами. Он не стал писать научную монографию, опасаясь, что его уровень владения немецким языком не позволит ему выразить свои идеи на должном уровне. Вместо этого он рассылал письма всем знакомым и незнакомым акушерам, описывая меры, которые необходимо принять для предотвращения смертей. Он также постоянно рекомендовал эти меры устно всем врачам, с которыми ему доводилось сталкиваться.
Реакция врачей была разнообразной. Одни восприняли теорию Земмельвейса как спасательный круг и активно внедрили её в своих больницах, требуя тщательной обработки рук после посещения морга и перед осмотром пациенток. Другие просто проигнорировали странного венгра с его несовершенным немецким. Третьи открыто насмехались над его идеями, считая их суеверными и даже оскорбительными.
Репутация Земмельвейса, который отстаивал идеи, которые считались устаревшими и достойными только старух, в определённых кругах начала падать. Он потерял место работы, пытался устроиться в разные больницы, открыл частную практику, женился и стал отцом. До этого его во многом сдерживал страх стать причиной смерти любимой женщины.
Тем временем к аналогичным выводам уже пришли отдельные врачи из Британии и США. Однако многие европейские светила продолжали травить Земмельвейса и шельмовать его, что не способствовало его душевному здоровью. Он начал писать не просьбы и предложения, а угрозы. Он обещал разоблачить видных акушеров Австрии и других стран как убийц. В конце концов он написал обширный доклад, содержащий много точных цифр и фактов, но почти бессвязный сам по себе. Большую часть доклада составляли обвинения и угрозы в адрес коллег.
Было очевидно, что таким образом ничего не удастся внедрить. Требовалось аккуратное просвещение, привлечение множества сторонников и создание движения. Но Игнац не мог остановиться. Он предупреждал о врачах-убийцах не только знакомых, но и незнакомцев. Всех мужчин, у которых была жена.
В конце концов два знакомых врача под каким-то предлогом привезли Земмельвейса к психиатрической клинике. Увидев здание и поняв, что это, доктор попытался бежать. Его схватили и скрутили ражие санитары. Молодая жена доктора с ребёнком на руках шла за ними до самых дверей клиники, рыдая. После того, как за Игнацем и санитарами закрылась дверь, она ещё долго стояла перед ней в слезах. Затем ушла.
Земмельвейса лечили самыми передовыми научными методами, которые, однако, в психиатрии тогда были не лучше, чем в акушерстве. Его держали связанным, давали слабительное и обливали ледяной водой. А когда он пытался протестовать, настаивая, как врач, на том, что его состояние ухудшается от этих мер, его незатейливо били.
В 1977 году был обнаружен протокол вскрытия в городском морге — последнего для Игнаца Земмельвейса. Он стал объектом процедуры. В протоколе были упомянуты обширные травмы мягких тканей, страшные переломы костей и плеврит, который мог также иметь причиной жуткое обращение в клинике. Причиной смерти был указан сепсис.