1. Странное греческое кино
Я искренне полюбил фильмы Йоргоса Лантимоса эпохи греческой «странной волны». Это национальная кинематография, родившаяся из беспокойства и неопределенности, которые принес кризис конца нулевых-начала десятых. Абсурдные ленты, которые снимали Экторас Лигизос, Йоргас Лантимос, Афина Цангари и другие греческие режиссеры в то время, стремились исследовать упадок, проникший во все сферы окружающей их действительности. Упадок – это все новые и новые нормы жизни. А что такое странность, если не выход за пределы нормы?
«Мой мир не черно-белый» – заявлял Лантимос, и действительно, в своих картинах он представляет на суд зрителей градации и оттенки серого. Это излюбленный метод Лантимоса – повышать градус абсурда, чтобы выяснить, на какой шкале по пути от «нормально» к «странно», зритель завопит: «Это не норма!». В то же время он показывает крайности, показывает контрасты и их разрушительную силу. Как в культовом фильме Финчера «Бойцовский клуб» – Проект Разгром дискредитирует сам себя, как змея уроборос, кусает свой хвост.
Показательный момент в «Убийстве священного оленя», когда семья врачей на званом ужине с коллегами обсуждает здоровье в профессиональном ключе – это странно, но приемлемо. Однако в какой-то момент они начинают обсуждать менструацию дочери, и это уже становится неприемлемо странным. С каждой последующей минутой хронометража накал странности только нарастает.
2. Как я перестал бояться и полюбил нового Йоргоса Лантимоса
Как мне казалось, заимев успех международного толка, Лантимос решил делать большое унифицированное кино, которое нравится зрителям. А это часто серая жвачка – нравиться всем, значит иметь усреденное содержание для самого широкого потребителя. Я думал, что на «Фаворитке» он окончательно растерял свой уникальный взгляд и обратился к коммерческому, большому кино. Прямо как Годара корили в убийстве контркультурной Французской «новой волны» после выхода коммерческого «Презрения».
Каюсь, сидя на сеансе «Бедных-несчастных» я понял, как был не прав. А на сеансе «Видов доброты» окончательно отринул старые убеждения, поверил в гений Лантимоса, и очень этому рад!
3. Виды доброты. Люди – животные, загнавшие себя в клетки
Раз уж мы с вами уже в мета-пространстве, то начну с рекурсии. Харуки Мураками писал, как Жан-Жак Руссо говорил, что цивилизация началась, когда человечество стало возводить стены. Можно еще вспомнить Растина Коула, который в первом сезоне «Настоящего детектива», глубокомысленно глядя в окно, рассуждал о человеческом сознании как об ошибке эволюции. Дескать мы стали копаться в себе, и часть природы оказалась изолирована от человеческого сознания.
Так или иначе каждый человек носит на себе определенное количество вериг. Какие-то накинуты на наши шеи с рождения – вроде законов морали, приличий, общечеловеческих постулатов, а некоторые накидываем мы сами с течением времени (которое плоский круг, не забывайте). Вроде довлатовского – писать так, чтобы в одном предложении не было слов, которые начинались бы с одной и той же буквы. Эти самые вериги исследует Лантимос в фильме «Виды доброты», как всегда, возводя нечто из нашего мира в степень определенного абсурда, чтобы разобраться, к чему все это нас приведет.
Фильм состоит из трех историй, изящно сплетенных между собой. В каждой притче свой сюжет, но лица Эммы Стоун, Джесси Племонса (для меня он до сих пор бандит из «Во все тяжкие»), Уиллема Дефо и очаровательной Маргарет Куолли и других кочуют из истории в историю. Но что все это значит?
4. Артхаус раздора
Трактовать подобного рода фильмы, конечно, интересно. В них и заключено то самое «Субъективное кино!», ведь среди такого громадного количества символов и неоднозначных сюжетов можно запросто выстроить любую линию трактовки. Конечно, это многим не нравится. Ведь, с одной стороны, тогда любое объяснение кажется бессмысленным, так как оно вот-вот потонет в океане других мнений. Хотя с такой риторикой можно доказать бессмысленность чего угодно – смеется Камю, который выбрал кофе, а не /роскомнадзор/.
А с другой, зачастую некоторые считывают подобные интонации как «претенциозность и снобизм» (цитата из комментариев под моим постом о «Видах доброты»). Не зря существует расхожее выражение «ты быдло, это артхаус». Смешнее будет, если поменять местами – ты артхаус, это быдло. Да, мы все еще летим сквозь слои метамодеризма.
Но как завещал мой дедушка Дэвид Линч – просто начните рассказывать то, как вы поняли кино, и такие люди прервут вас со словами «нет-нет-нет, вы не правы», ведь на самом деле у них есть собственное понимание увиденного, пусть и не сформулированное.
Итак, перед нами три истории:
«Смерть Р.М.Ф.»,
«Р.М.Ф. летит» и
«Р.М.Ф. ест сэндвич».
На реддите есть большой тред с обсуждением, что же значит загадочная аббревиатура. Среди вариантов большой популярностью пользуется «Random Mother Fucker».
В сущности, как мне думается, все три странные притчи, где Лантимос вновь воздвигает саркастично утрированные и странные миры, о том, как люди и обстоятельства подавляют волю и свободу человека.
В первой притче капиталист Дефо угнетает рабочего, говоря ему, что делать – что есть на обед, с какой женщиной спать, заводить ли детей, в каком доме жить и так далее. Конечно, здесь можно увидеть и доминацию маскулинности, и доминацию возраста, но мой внутренний киновед в штатском склоняется к изобличению господства капитала.
Лантимос попросту упрощает и в лоб демонстрирует, как работает угнетение рабочего класса и в довесок общество потребления с культом рекламы, которая буквально указывает рядовому потребителю, как жить. Более того, в некоторых моментах эхом звучит греческая «странная волна» с ее тягой к сравнению человека и животного, и перфомативности тела, тела как объекта. В моментах некоторые персонажи «Видов доброты» уподобляются домашним животным, жизнью которых управляют другие люди. В таком же ключе решены и остальные две притчи.
Итого, мы видим,
- как капитал в лице работодателя влияет на человека,
- как один человек может влиять на другого в личных, семейных отношениях,
- и, наконец, как коллектив или общество воздействует на отдельного взятого индивида.
Хотя, в сущности, это просто отличное кино.
5. Мастер
Всегда отрадно видеть, как профессионал занимается своим любимым делом. Йоргос Лантимос мастерски владеет искусством кино – понимает и свободно говорит на киноязыке. Пожалуй, с таким же упоением и эстетизацией всего процесса, как Тарнатино в «Однажды в… Голливуде».
Лантимос знает, как манипулировать зрительскими эмоциями при помощи музыки, монтажа, нарратива и структуры фильма. Причем не топорно, как это делает большинство режиссеров, а так тонко и приятно, что, даже осознавая эту манипулцию, все равно получаешь невероятное наслаждение от смакования каждого кадра (и больше – их последовательности).
Лантимос встал на рельсы, отладил производство на частоту «по фильму в год» (как плодовитый Вуди Аллен). Причем не бездушного «промышленного» кино, а в крайней степени авторского и качественного.
Что же, желаем долгих лет творческой жизни, да и только!
