Дмитрий Дмитриевич Шостакович (1906-1975) родился уже в 20 веке, когда авиация существовала не только в западном мире, но и в Российской империи, а в 1910 году в Петрограде открылась авиационная школа (с 1911 она базировалась в Гатчине, а в 1918 переехала в подмосковный Егорьевск. Поэтому, хотя бы в силу хронологии, Шостакович жил в мире, где самолеты стали обычным явлением и в военные, и в мирные годы. А затем началась и космическая эра, в которой поначалу лидировал СССР.
В этом контексте кажется удивительным, что темы воздухоплавания и космоса в творчестве Шостаковича практически не представлены (за единственным исключением).
Если говорить о других его великих современниках, Сергее Сергеевиче Прокофьеве (1891-1953) и Игоре Фёдоровиче Стравинском (1882-1971), то они были всё-таки людьми немного другой эпохи и другого воспитания. Прокофьев, например, любил поезда и с удовольствием водил автомобили, но я не припомню, чтобы он когда-либо летал на самолете. Впрочем, если бы он дожил до запуска первого спутника и до полета Гагарина, я полагаю, у него бы эти события могли найти музыкальный отклик.
А Шостакович, добровольно или вынужденно отзывавшийся на всевозможные даты и вехи в истории СССР, словно бы начисто игнорировал тему пресловутого покорения неба.
Если посмотреть на список фильмов, к которым он писал музыку, чего там только нет, от шедевров кинематографа ("Гамлет" Козинцева) до откровенных агиток ("Великий гражданин", 1937-39 - об убитом С. М. Кирове). Нет, однако, лент про авиаторов и про космос.
То же самое касается произведений с текстами, которые Шостакович выбирал сам или следовал политической необходимости. "Славься, Отчизна советов" - и всякое такое.
"Родина слышит": история создания
Единственное исключение из этого почти демонстративного избегания воздухоплавательной тематики - песня "Родина слышит, родина знает" на стихи Евгения Долматовского, созданная в 1950 году.
Каждый из людей, успевших пожить в СССР или увлекающийся историей и культурой покойной империи, знает эту песню либо со словами, либо в инструментальном виде, поскольку она использовалась в качестве заставки или позывных на советском радио.
Поначалу песня не была связана с космосом.
Поэт Евгений Долматовский работал в 1942 году военным корреспондентом и совершал вылет на борту самолета "Дуглас", который сбрасывал агитационные листовки за линией фронта. Самолет держал курс по радиомаяку, и пилот позволил поэту надеть наушники, в которых пеленгом зазвучала старинная песня "Помню, я еще молодушкой была". У Долматовского появилась идея создать новую песню-пеленг. Первый вариант текста не был положен на музыку, зато второй, созданный для пьесы "Мир", которая так и не была поставлена, оказался положен на музыку Шостаковичем и сразу зажил своей жизнью.
Запись на пластинки появилась в 1951 году, и песня вскоре ушла в народ.
Согласно легенде, в 1961 году ее спел в космосе Юрий Гагарин, и в тех пор эта песня начала ассоциироваться не столько с авиацией, сколько с космосом.
В ролике Роскосмоса под песню подложены фрагменты документальных съемок полета Гагарина.
Сила традиции
Мелодия песни действительно легко ложится на слух и легко поется.
При всей своей простоте, песня отнюдь не примитивна.
В ней присутствует ощущение полетности, вызванное тактовым размером 9/8 - отчасти вальсообразным, но не откровенно танцевальным, а скорее мягко колеблющимся. Ритмика тоже гибкая, дышащая, не механистичная.
Однако мелодические очертания песни вызывают у музыкально образованных людей ассоциации с сочинениями предшественников Шостаковича, которые композитору, безусловно, были отлично известны.
Музыковед Софья Хентова, много писавшая о Шостаковиче, упоминала о сходстве начальных интонаций "Родина слышит" с песней Веденецкого гостя из оперы Римского-Корсакова "Садко" (Веденец - это Венеция, сходно не самое начало, а быстрый раздел: "Город прекрасный, город счастливый").
Другой уважаемый петербургский музыковед, Михаил Друскин, указал на сходство с еще более старым образцом: гимном Дмитрия Бортнянского "Коль славен наш Господь в Сионе" (1794). Эту мелодию люди, родившиеся до 1917 года, хорошо знали. Некоторое время, до появления "Боже, Царя храни" А. Ф. Львова, песня Бортнянского служила гимном Российской империи, и потому некоторые "часы с музыкой" были настроены на ее воспроизведение. Эту мелодию играли даже кремлевские куранты.
Сейчас бы жадные до сенсаций люди обвинили Дмитрия Дмитриевича в "плагиате". Но в данном случае перед нами, конечно, не плагиат, а обобщение давно бытовавших интонаций, отлитых в новую форму и наполненных новым содержанием.
Как, якобы, говаривал Римский-Корсаков, это еще ничего, когда музыка на что-то похожа - хуже, когда она ни на что не похожа. Возможно, классик слегка заблуждался (в эпоху авангарда отказ от "похожести" на что-либо на некоторое время стал нормой), но касательно песен это верно. Уйти в народ есть шанс лишь у той мелодии, которая содержит в себе и прошлое, и настоящее, и - в какой-то мере - будущее.
И пусть самого Шостаковича тема космоса, очевидно, нисколько не занимала.
Все равно его песня теперь ассоциируется с космосом и ощущением Земли как родного дома, где тебя любят, помнят, и ждут.
--
