В начале 2007 года я перевелась учиться в Петербург и места в общежитии мне не досталось. Зато по наследству от старшего брата досталась съемная комната в коммуналке на Восстания 50. Красивая, огромная, с эркером, исторической фурнитурой на окнах и истерическими соседями. Дом был старый и все в нем было старое, но самым старым, мне казалась, была Марина Петровна.
Я затрудняюсь сказать, сколько ей было лет. Когда мне 20, все кому за 30 — это уже всё. Импозантная дама, Марина Петровна, имела взрослую дочь, которая была замужем за французом и жила во Франции. Сама она являлась живым примером сохранившейся петербургской интеллигенции. Немного сноб, любитель сплетен, выгоды и элегантности.
В этой квартире Марина Петровна прожила, как мне казалось, век. Всю жизнь. И вся ее жизнь была посвящена войне за квадратные метры. Сложилось так, что 4 из 6 комнат принадлежали как раз нашей героине. А оставшиеся 2 – Галине Владимировне, благополучно преставившейся за несколько лет до моего заезда на Восстания. Планировка квартиры позволяла разделить ее на две – как раз четырехкомнатная доля Марины Петровны со входом с главной лестницы и две комнаты с кухней и входом с черной лестницы для второй собственницы. Но что-то они не смогли поделить – то ли туалет (который почему-то был окрашен в цвет фуксии), то ли ванную (с метлахской плиткой и ножками в виде львиных лап). Поэтому перепланировка не состоялась. Оцените масштаб противостояния: умирая Галина Владимировна передала свою жилплощадь сыну Андрею, тихому алкоголику, но сделала в завещании приписку, видимо заранее не видя в сыне воина, комнаты продавать кому угодно, только не Марине Петровне. Можно представить себе, с каким удовлетворением она отправилась на тот свет.
С Мариной Петровной у нас были хорошие добрососедские отношения. Как с какой-нибудь одесситкой тетушкой, которой у меня никогда не было. Я бежала к ней за помощью в любой взрослой ситуации, когда понятия не имела как поступить - когда разбивала градусник, например, или заболевала диким бронхитом. Она обращалась ко мне с просьбой намазать маслом после ванной ее изведенную возрастным горбом, но гордую спину, до которой она сама не дотягивалась.
Она любила встать пораньше, взять свою сумку на колесиках и отправиться в универмаг на Народной. Чтобы активно толкаясь и работая локтями в жуткой сутолоке отборно матерящихся пенсионерок урвать себе определенный набор не самых свежих продуктов по сходной цене. В списке желанных у нее всегда были, например, грейпфруты. Кто бывал в универмаге на Народной, тот сейчас вздрогнул. Толчея, скандалы, вонь гнилой картошки и запах подтухающей рыбы, на полу расколотый кафель, укрытый картонными коробками, на которых всегда разлито что-то липкое и вонючее.
Но грейпфруты. Отвоеванные в жесточайших схватках они были сладкими вкусом победы и триумфа. И каждое утро Марина Петровна, облачившись в шелковый халат-пеньюар с Елисейских полей, начинала со стакана свежевыжатого грейпфрутового сока. Потому что именно так делают уважающие себя мадам и мадмуазель в Париже.
Пожилые люди часто интересуются жизнью молодых . Так как комната, в которой я жила, была почти самой дальней в квартире, все мои визитеры подвергались детальнейшей оценке. Моей первой любовью был красивый темноволосый зеленоглазый дагестанец. После армии он несколько дней гостил у меня, Марина Петровна отнеслась к нему… скептически. Моим другом на работе стал Лоуренс, студент Лесотехнической академии, выходец из Нигерии. Пару раз он заходил ко мне настроить ноутбук. Был встречен испугом и агрессией, после чего мне вкатали уборку квартиры вне очереди.
Однажды вечером на общей кухне, Марина Петровна, патетически вздохнув, резюмировала:
- Хачика привела, негра привела, кого еще приведешь?
Я привела Дениса.