Владимир Машков чуть наклонился вперёд, словно собираясь поведать что-то невероятно важное. Его глаза сверкнули, как будто он вновь переживал тот самый момент. Я сидела напротив него. Присутствующие вокруг журналисты замерли с диктофонами, готовые уловить каждое его слово.
– Голливуд, – он сделал паузу, будто смакуя это слово. – Это же мечта, верно? Каждый актёр мечтает попасть туда. Ну вот, после «Вора»… Кстати, помнишь его? – он прищурился. – Там столько боли, страсти… после такого фильма я не мог остаться незамеченным.
Он вздохнул, словно возвращаясь к воспоминаниям.
– И вот… поступает приглашение. В те времена, это было что-то невероятное, почти чудо. Я думал: «Всё! Америка!» У меня уже была вся жизнь перед глазами – красные ковровые дорожки, интервью, шумные вечеринки. Но…
Машков вдруг остановился и посмотрел в окно, за которым мимо бежал осенний город. Казалось, его мысли унеслись далеко за океан, туда, в Лос-Анджелес, но его взгляд быстро вернулся назад и сосредоточился на окружающей его журналистской братии.
Он усмехнулся и слегка подался вперёд.
– Америка – это совсем другой мир. Они живут по своим правилам, по своим законам. Да, меня приняли, пригласили. Я мог бы там остаться, сниматься, делать карьеру. Но как только я начал больше времени проводить за океаном, то понял одну вещь. Там всё не так, как здесь. У нас люди другие – теплее что ли… Я не мог проводить в Америке много времени по причине их менталитета, образа жизни и ценностей.
– Но ведь можно было адаптироваться? – задала я вопрос, удивлённая таким резким поворотом.
Машков рассмеялся, но смех его был глухим, почти безрадостным.
– Адаптироваться? Конечно, можно. Но по какому пути ты пойдёшь – это другой вопрос. Голливудские продюсеры, режиссёры… они видят тебя по-своему. Для них ты всегда будешь «русским». Это клеймо. Сначала кажется, что это возможность проявить себя, но вскоре понимаешь – ты всегда играешь одно и то же. Там слишком многое было не моё.
Он сделал короткую паузу, взглянул на чашку с кофе, словно взвешивая в голове что-то важное.
– Была возможность остаться. Мог бы легко купить дом, снять агента, быть в их обойме. Но что-то внутри меня не позволило это сделать. Ведь важно оставаться собой. Мне нужно было вернуться. Я чувствовал – в России я могу раскрыться в полной мере, проживая свои роли. Там я был бы лишь частью системы, одним из многих. А здесь я могу быть самим собой.
Он замолчал, и в тишине слышно было только, как за окном шумит ветер. Я поняла, что его выбор был не о славе или деньгах. Это был выбор сердца, внутренней честности.
– И что было потом? – нарушила я молчание, зная, что это не конец истории.
Машков улыбнулся:
– Потом? Я вернулся, снялся в других фильмах, играл в театре… И знаешь что? Я ни о чём не жалею. Голливуд – это просто другая реальность, а моя реальность здесь. Талант, слава – это временно. А вот корни – они вечны.
Он встал, медленно надевая пальто, и добавил, бросив последний взгляд:
– Важно знать, кто ты и где твой дом. Всё остальное – просто эпизоды.
Эти слова словно остались висеть в воздухе, как мелодия, завершившаяся внезапно, но глубоко запавшая в душу.
Так Машков ушёл, оставив после себя не только рассказ о Голливуде, но и ощущение чего-то большего – осознание, что настоящие ценности не зависят от географии.