Выступление архиепископа Зеленоградского Саввы (Тутунова) с XII заседания философского собора «Великое русское исправление имён», посвящённого теме «Смерть на войне».
Мой доклад будет не столько о смерти на войне как таковой, сколько о смерти вообще, о её восприятии нами, христианами. В материалистическом восприятии мира физическая смерть – это конец, завершение, уничтожение и поэтому, естественно, её страшатся. Но для людей верующих, для многих верующих людей, по крайней мере, смерть страшна потому, что она – некий путь в неизведанное.
Одно дело верить, другое – знать, и путь в неизведанное тоже может быть страшным. Апостол Павел утешает христиан в послании к Фессалоникийцам: «Не хочу же оставить вас, братия, в неведении об умерших, дабы вы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды» (1 Фес. 4:13). Он чётко разделяет тех, кто не имеет христианского упования, и поэтому не имеет надежды и собственно христиан, которые не должны скорбеть из-за смерти. У христиан ответ на страх перед смертью очень прост: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века» – завершение нашего символа веры. Почему?
Ответ очевиден: есть одна смерть в истории человечества, которая является самой главной, – это крестная смерть Спасителя, которая есть путь к воскресению. А смерть Спасителя является первообразом любой человеческой смерти. Причём речь идёт не только о физической смерти. В христианстве, как и во многих религиях, имеется то, что кто-то из социологов назвал «обрядами перехода». Но обряды перехода в христианстве - это, во-первых, не ритуалы, не символические действия, а таинства, которые принципиально меняют человека. И, во-вторых, таинства (или обряды перехода, если пользоваться светским термином) в христианстве не несут с собой той боли, крови, порой даже унижения, которые часто свойственны другим религиям или нехристианским цивилизациям. Объяснение этому опять же простое: у нас есть главная смерть и главное воскресение в истории человечества, и потому умирание человека в христианстве, будь то физическое или в таинстве, всегда предваряет воскресение. Мы помним, что Спаситель, возвещая свою смерть, сказал: «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12:24) Хоть эти слова и сказаны Спасителем в один из моментов, когда он возвещал свою будущую смерть, они касаются каждого.
Возьмём первый пример – Таинство крещения. Таинство крещения – это соумирание и совоскресение Христу. «Неужели не знаете, что все мы, крестившиеся во Христа Иисуса, в смерть Его крестились? Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни» (Рим. 6:3). Вода, которую мы используем в таинстве крещения, – это среда в высшей степени неблагоприятная для того, чтобы человек в ней жил. Когда мы окунаемся, мы окунаемся в смерть. Но священник, освящая воду для крещения, молится о том, чтобы вода была для крещаемого «банею пакибытия». «Баня пакибытия», «одежда нетления» – это отсылка к Посланию к Титу, где как раз говорится: «Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости банею возрождения и обновления Святым Духом» (Тит. 3:5). «Баня пакибытия» – это «баня возрождения» по-старославянски. Это первый пример того, как мы достигаем воскресения.
Второй пример – это таинство покаяния. И здесь видно, что смерть, ведущая к воскресению, противопоставляется смерти во грехе, которая есть единственная смерть, уничтожающая человека. В таинстве покаяния мы совлекаем с себя ветхого человека, то есть фактически умерщвляем грешного человека. Собственно, апостол и употребляет термин «умертвить», когда говорит о том, что нужно умертвить свои страсти: «Итак, умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание, которое есть идолослужение» (Кол. 3:5). Но когда мы освобождаемся от греха, который есть главный вид смерти, фактически единственный вид смерти, которого стоит опасаться, то, опять же, по словам апостола: «плод ваш есть святость, а конец – жизнь вечная»! (Рим. 6:22).
Опять же мы смерть воспринимаем только через призму воскресения, смерть является исключительно путём к воскресению, если мы не умираем во грехе. Притом важно, что в отношении физической жизни, нашего физического пребывания на земле, апостол неоднократно подчёркивает, что христиане по сути – уже смертники. «<...> мы неизвестны, но нас узнают; нас почитают умершими, но вот мы живы; нас наказывают, но мы не умираем» (2 Кор. 6:9). Это особенно верно было в период гонений, когда смерть от мучителей могла случиться в любой момент, но мы, конечно, понимаем, что Священное Писание говорит не только о преходящих обстоятельствах. Апостол Павел усиливает эту мысль в другом месте этого же послания к Коринфянам: «Всегда носим в теле мёртвость Господа Иисуса, чтобы и жизнь Иисусова открылась в теле нашем» (2 Кор. 4:10)
Мёртвость – это то, что по человеческим меркам является бедами, скорбями, страданиями, собственно самой физической смертью, такой, какой мы её воспринимаем. Но поскольку мы имеем воскресение, то мы можем быть бесстрашны перед этой мёртвостью. Эта мёртвость является тем самым зерном, которое «если пав в землю, не умрет, то останется одно». И поэтому мы вслед за апостолом совершенно свободно можем говорить, что это – предмет нашего исповедания: «Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение» (Фил. 1:21). Одним из вопросов, над которыми предложили поразмышлять уважаемые организаторы, был таким: «Как следует относиться к близкой возможной смерти на войне?» Так и относиться: жизнь – Христос, а смерть – приобретение. Всё это постигается глубокой верой, молитвой, главное – избавление от грехов, от страстей, которые есть именно путь смерти. В связи с этим ещё раз вернусь к словам спасителя, которые постоянно вспоминаются при рассуждении о ратном подвиге: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15:13). Да, конечно, эти слова в первую очередь относятся к самому Спасителю, к его смерти за его друзей, но они относятся и к тому, что каждый из нас должен делать, ведь вслед за этими словами Спаситель продолжает: «Вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин 15:14).
Святитель Филарет Московский именно эти слова применяет в ответ на вопрос: «как далеко должна простираться наша любовь к Государю и Отечеству?» Государя уже нет, но тем не менее. Сам святитель Филарет отвечает: «Наша любовь к Государю и Отечеству должна простираться до готовности отдать за них свою жизнь» (Пространный Православный Катехизис Православной Кафолической Восточной Церкви. Часть четвертая. О любви). Здесь он ссылается на упомянутые выше слова Спасителя.
Это является ответом и на второй вопрос, который ставили организаторы, – вопрос о том, не является ли самоубийством добровольный уход на войну. Нет, не является, если речь идёт о потенциальной возможности того, что человек положит свою душу за других людей, за Отечество, за Веру. Если человек идёт на войну для того, чтобы удовлетворить свои прихоти, страсти, какое-то увлечение смертью, тогда можно говорить о том, что он поступает самоубийственно. Но возвращаясь к главной смерти в истории человечества, смерти Христа Спасителя, подчеркнём, что она являлась добровольной. Спаситель сам говорил о том, что мог бы просить у Отца двенадцать легионов ангелов и таким образом избежать смерти, но он этого не делает и идёт на смерть добровольцем, как сказали бы сегодня.
Завершая эти рассуждения, повторюсь о том, что смерти для нас нет, потому что наша смерть – это путь к воскресению. Это знание, которое нужно постоянно в себе обновлять, постоянно его в себе возгревать. Мы уйдём на путь смерти, путь греха, если не станем возгревать в себе чаяние воскресения мертвых и жизни будущаго века.
Архиепископ Зеленоградский Савва (Тутунов)
