Середина и вторая половина XIX столетия стали периодом расцвета европейской культуры и науки, стремительно развивавшихся на фоне роста могущества великих колониальных империй. На это время пришелся настоящий скачок интереса прогрессивной части человечества к познанию окружающего мира во всех его мельчайших и экзотических проявлениях. Быстро развивались и принимали черты современной академической науки не только старые дисциплины из области естествознания и математики, но и в целом относительно молодые направления, такие как история и археология. Исследователей этой эпохи, в противовес многим поколениям кабинетных учёных, отличал неподдельный интерес к своему предмету, пылкий энтузиазм и истовый дух первопроходцев, приведшей их к многочисленным и поистине великим открытиям. Одним из таких первооткрывателей стал сэр Артур Эванс, который обнаружил и описал целую утерянную цивилизацию, стоявшую на заре истории Древней Греции и всего элиннского мира.
Родился будущий исследователь в Англии в 1851 году в семье довольно образованного и состоятельного человека - Джона Эванса, являвшегося признанным специалистом и любителем в области археологии, нумизматики (монетоведения) и антропологии. Увлечения отца бесспорно оказали влияние на юного Артура, с которым тот после смерти матери проводил довольно много времени. После окончания школы Эванс поступил в Оксфордский университет, в котором должен был заняться изучением современной истории. Однако современная история не слишком интересовала молодого человека. По воспоминаниям преподавателей на выпускном экзамене тот не мог ответить ни на один из вопросов, касающихся истории позднее XII века. Куда больше будущего исследователя занимали спорт, путешествия и журналистика. Именно ей Артур Эванс и посвятил большую часть первой половины своей жизни. В качестве журналиста Эванс и оказался впервые на Балканах и в Средиземноморском регионе в принципе. Уже тогда он серьёзно увлёкся археологией и собиранием различных древностей и потому именно на Балканах через своих знакомых приобрёл свою первую коллекцию артефактов. Обосновавшись в 1877 году неподалёку от хорватского города Дубровник, Артур, приехавший вместе со своим братом Льюсом, принялся внимательно следить за политической ситуацией в регионе, попутно корреспондируя о происходящем в свою газету. А корреспондировать в это время было о чём. Дело в том, что к концу XIXвека на Балканах столкнулись интересы Османской империи, давивших на неё с севера России и Австро-Венгрии, а также греков и южных славян, стремящихся свергнуть довлевшее над ними уже несколько веков турецкое иго. В этой бурлящей от напряжения обстановке Артур Эванс в открытую поддержал местное христианское население в их борьбе за независимость. В какой-то степени его принципиальная позиция сыграла с ним злую шутку. Несмотря на то, что Эванс прослыл глубоким знатоком Балкан, где ему даже пророчили место британского консула, а его увлечения археологией приняли уже настолько серьёзный размах, что им даже были начаты первые самостоятельные раскопки древнего могильника эпохи бронзового века, будущий первооткрыватель всё же был вынужден покинуть Балканы под давлением австрийских властей. Тех раздражала его политическая позиция, что в конечном итоге и вылилось в его последующий арест и депортацию на родину.
Как бы неприятно ни было всё это для Эванса, тем не менее с уверенностью можно сказать, что именно с этого момента в его жизни начинается новый этап. Ещё во время, своего пребывания на Балканах Эванс познакомился с Маргарет Фриман – дочерью своего Оксфордского профессора, историка Эдуарда Фримана, также путешествовавшего по Балканскому полуострову. Будущий великий археолог влюбляется и после непродолжительного романа возвращается домой уже женатым человеком.
На родине Эванса также ждала приятная неожиданность. В Англии ему предложили место хранителя Эшмоловского музея археологии при университете в Оксфорде. Таким образом тот получил возможность заниматься своим любимым увлечением профессионально. За годы пребывания на должности хранителя Эшмоловского музея Эванс провёл реорганизацию некоторых его отделов, значительно расширил археологический фонд музея, в том числе за счёт своих собственных коллекций, а также договорился о выделении дополнительного финансирования. В целом руководство Эванса музеем на протяжении почти 7 лет вполне можно назвать успешным.
Однако счастливая и беспечная жизнь Артура Эванса была прервана трагическим событием, круто изменившим всю его дальнейшую жизнь. В марте 1892 года от туберкулёза скончалась его супруга – Маргарет. Несчастный Эванс не находил себе места от горя. Рассорившись со всеми своими знакомыми, включая отца и начальство, забросив работу в музее, он впал в глубокую депрессию. Лишь несколько лет спустя овдовевший исследователь, желая отвлечься от охватившего его уныния, сумел собраться с силами и предпринять поездку в Грецию, откуда в 1894 году он впервые и оказался на Крите. Откровенно говоря, внимание Эванса этот остров привлёк задолго до описываемых событий. Ещё в годы работы в качестве музейного хранителя ему частенько попадали в руки, случайно найденные на Крите местными жителями необычные предметы, включавшие нетипичную для Греции керамику и глиняные таблички с надписями на непонятном языке. Интерес также подогревал тот факт, что в 1878 году на острове уже проводились раскопки под руководством критского купца и археолога-любителя Миноса Калокериноса. Прокопав вместе с рабочими 12 траншей на выбранном им участке земли возле города Ираклион Калокеринос почти сразу же наткнулся на множество любопытных находок: всё те же таблички с непонятным текстом, странная керамика, а также остатки массивного здания, внутри которого был обнаружен склад с гигантскими сосудами – пифосами, вместимостью по 125 литров каждый.
Было очевидно, что такие объёмы могли быть задействованы лишь в месте, где в своё время велась богатая экономическая и хозяйственная деятельность, а значит крупный город или очень большое поселение. Несмотря на всю сенсационность находки завершить раскопки археологу-любителю так и не удалось. По причине боязни конфискации артефактов со стороны турецкого правительства работы пришлось приостановить, а из-за начавшегося позже антитурецкого восстания на Крите 1897-1898 годов и вовсе полностью свернуть. В ходе боевых действий дом Калокериноса был разрушен, а большинство материалов его раскопок сгорело в пожаре из-за чего в последствии сам предприниматель возвращаться к ним более был не намерен. Тем не менее некоторые образцы, а также записи о проделанной работе были при личной встрече заблаговременно переданы им Генриху Шлиману – известному археологу того времени, прославившемуся раскопками древнегреческого города Микены, а также легендарной Трои, описанной в гомеровской “Иллиаде”.
По сути, именно Шлиман сделал открытие существования древнейшего периода греческой истории т.н. Микенского периода, во время которого греческий мир представлял собой нечто совершенно иное, чем то, что мы знаем о классическом периоде его истории. Тем не менее находки Калокериноса, а также теоретические рассуждения самого Шлимана и некоторых других учёных говорили о том, что за 1.5-2 тыс. до нашей эры в районе Эгейского моря помимо Микен существовал ещё один цивилизационный центр и находиться он должен был вероятнее всего как раз на острове Крит. Конечно, Эванс знал об этих догадках своих современников, особенно учитывая тот факт, что также встречался с Калокериносом, и Генрихом Шлиманом, с которым тот познакомился в Эшмоловском музее. Необходимость новой экспедиции на Крит, а также возобновления раскопок, начатых местным энтузиастом, была совершенно очевидна. Однако приступить к работам тому же Шлиману, обладавшему всей полнотой знаний, во многом не позволяла политическая ситуация – злостное противодействие осман (у которых к тому же у Шлимана имелись и юридические проблемы), а также финансовая сторона вопроса. Впрочем, для преисполненного энтузиазмом Эванса всё это не составило особого затруднения. В ходе своего первого визита на Крит бывший журналист и хранитель Эшмоловского музея провёл тщательную разведку участка Калокериноса, представлявшего собой широкий холм, а также прилегавшей к нему местности. В результате им вновь были обнаружены те самые странные письмен, что ещё больше укрепило решимость Эванса при первой возможности начать раскопки. Выкупив на собственные деньги часть холма, где ранее проводились археологические работы, на протяжении последующих несколько лет Эванс принялся собирать средства на покупку оставшийся территории, главным образом за счёт учреждения Фонда исследователей Крита, в которой многими высокопоставленными лицами делались весьма щедрые пожертвования. Также не без его помощи начал решатся и вопрос с политической ситуацией. Под давлением Британии, чьё общественное мнение распалялось яркими газетными статьями Эванса о положении на Крите, к написанию которых он временно вернулся, Османская империя была вынуждена оставить протекторат над островом к 1899 году. Участок же острова, где располагался заветный холм удобно оказался в сфере влияния Англии. Таким образом, Эванс получил полый карт-бланш на возобновление раскопок и уже в марте 1900 года, наняв команду из 32 рабочих-землекопов, а также двух специалистов – профессионального археолога Дункана Маккензи и архитектора Файфа, наконец приступил к работам.
Практически сразу стало понятно, что все усилия, потраченные для получения доступа к раскопкам в этом месте, были не напрасны. Уже в скором времени стали в большом количестве появляется многочисленные и крайне интересные находки. Они не были похоже ни на римские, ни на классические греческие, ни даже эллинистические предметы, а представляли собой нечто совершенно уникальное.
Помимо прекрасной и специфической керамики исследователи с течением времени стали натыкаться на остатки архитектурных сооружений, выходящих далеко за рамки найденного Калокериносом склада. Пороги, фундаменты, стены, вымостки, колонны. Сначала Эванс и его сподручные полагали, что имеют дело с руинами какого-то чрезвычайно крупного по меркам Бронзового века поселения, однако чем дальше они копали, тем яснее становилось, что все найденные ими останки сооружений представляют собой части одной внушительной конструкции, превосходящей по своей площади современный им Букенгемский дворец в Лондоне. В процессе раскопок этого архитектурного комплекса были найдены потрясающие для II тысячелетия детали. Например, исследователи обнаружили остатки каменного водопровода и канализации, великолепную ванную комнату и туалет с системой смыва, парадные залы с колоннами, продуманную систему освещения нижних этажей, ремесленные мастерские, кладовые-хранилища и даже нечто похожее на каменный трон.
Особое внимание к себе привлекали многочисленные остатки настенных росписей, которыми были покрыты большинство стен помещений комплекса. Конечно, в первоначальном виде они не сохранились, но тем не мене их отдельные фрагменты, иногда довольно крупные, хорошо сохранили нанесённую на них краску, позволявшую составить представление о том, что когда-то было изображено на стенах того, что, уже стало понятно, некогда представляло собой царский дворец. На этих фресках была живописно запечатлена мирная жизнь людей и окружавшая их природа: спортивные состязания, юноши собирающие цветы в корзинки, слуги, несущие подношения в сосудах, знатные дамы с модными кудрявыми причёсками (из-за чего изображение одной из них было исследователями в шутку названо “Парижанка”) и в платьях с глубоким декольте, а также дельфины, обезьяны, птицы, рыбы, грифоны и, что весьма важно, быки.
К 1905 году, когда дворец был полностью раскопан стало ясно насколько гигантское это было сооружение. Всего в нём было несколько этажей и около 300 комнат, переходящих из одной в другую, а его площадь равнялась примерно 16 000 квадратных метров. Настоящий лабиринт. Неудивительно, что Эвансу при раскопках приходили на ум аналогии с древнегреческими мифами.
Дело в том, что именно с островом Крит связна известная легенда о царе Миносе.
Так, якобы его отцом был сам Зевс, который, влюбившись в финикийскую царевну Европу, похитил её в образе быка и через море увёз на Крит. Там Европа родила от него будущего царя. Став взрослым, Минос прогневал бога моря – Посейдона, отказавшись приносить тому в жертву прекрасного белого быка. В ответ на это Посейдон проклял царя, возбудив в его жене противоестественное влечение к животному. Сочетавшись с ним, царевна спустя какое-то время родила чудовище – получеловека, полубыка, прозванного Минотавр. Чтобы спрятать монстра и свой позор царь повелел изобретателю Дедалу построить лабиринт и поместить туда Минотавра. Каждый год чудовищу приносили в жертву 7 афинских юношей и девушек, пока с ним не покончил герой Тесей.
И архитектура сооружения, и его местоположение, и изображения быков на фресках говорили о том, что, по-видимому, найденный Эвансом дворец имел прямую связь с описанным в мифах лабиринтом Минотавра. Сам исследователь явно поверил в то, что его находка и есть тот самый лабиринт. Именно по этой причине он и назвал дворец минойским т.е. дворцом царя Миноса. Впрочем, как уже было сказано, он был не первым, кто своими археологическими изысканиями подтвердил содержание древнего мифа. В этом его явно опередил Шлиман со своей Троей и потому связь дворца с легендой выглядела вполне убедительной.
Неудивительно, что реакция общественности и научного сообщества на находки Эванса была поистине бурной. Газеты наперебой расхваливали исследователя, который, используя свой литературный талант, не редко сам писал для них статьи о ходе раскопок. Позже последовала целая череда наград. Так, в 1901 году Эванса признали почётным доктором Оксфордского университета за заслуги в археологии, в 1911 году британский король Георг Vудостоил его звания рыцаря-бакалавра, а в 1914 он стал главой Лондонского общества антикваров. Привлечение внимания общественности позволили исследователю заручиться дополнительным финансированием, которое он направил ни много ни мало на восстановление дворца! Разумеется, полностью восстановить Минойский дворец было бы просто нереально с материальной точки зрения при любом финансировании. Однако те, фрагменты дворца, включая колоннаду и потрясающую внутреннюю отделку, что сегодня можно видеть рядом с руинами - полностью заслуга Эванса.
Впрочем, заслуга весьма спорная т.к. зачастую его реконструкция носила весьма вольный характер. Так, все восстановленные под руководством Эванса фрески были написаны приглашёнными им художниками акварелью, которая явна не могла использоваться до нашей эры. К тому же большинство сюжетов фресок является скорее плодом воображения самого Эванса т.к. зачастую создавались на основе фрагментов, из которых никак нельзя было сделать обоснованный вывод о полном содержании первоначального рисунка. Более того, для восстановления некоторых архитектурных элементов таких как колонны под предлогом их защиты от сейсмической активности в регионе Эванс даже решился использовать железобетон. Разумеется, за исключением восторженных критян, которые и поныне пользуются плодами туристической популярности “лабиринта Минотавра”, такую вольность критики не оценили.
Серьёзные возражения профессионалов вызывали и теоретические разработки Эванса, касающиеся Минойской цивилизации. Свои взгляды тот последовательно изложил в начатом им в 1921 году четырехтомнике (позже расширенного до семи томов) “Дворец Миноса”. В нём Эванс утверждал, что цивилизация на Крите принципиально не является греческой или даже протогреческой, а представляет собой нечто совершенно отдельное. Якобы дворец является следом мощного цивилизационного центра каким в своё время был Древний Египет или долина рек Янцзы и Хуанхэ, а микенская культура на материке – всего лишь варварское ответвление этого цивилизационного центра. Таким образом бассейн Эгейского моря составлял территорию своего собственного уникального Минойского мира (т.е. Pax Minoica по аналогии с Pax Romana или Pax Britanica). Следовательно, раз крито-микенская культура не относится к грекам, то, следовательно, и периода такова в греческой истории никогда не было, а гомеровский эпос в свою очередь лишь жалкое искажённое представление пришедших потом эллинов об истории своих предшественников. Категорически с такой позицией не соглашался Генрих Шлиман, который полагал, что и “Илиада”, и “Одиссея” более-менее достоверный источник и что минойский дворец, как и найденные им Микены всё же относятся к древнейшему периоду именно греческой истории. В любом случае много вопросов оставляла за собой непонятная критская письменность, представленная в трёх видах условно названых “иероглифическая письменность”, “линейное письмо А” и “линейное письмо Б”. Полный сборник всех надписей, “Scripta Minoa” был составлен Эвансом в 1909 году.
В нём исследователь продвигал мысль о финикийском происхождении языка и письменности древних критян, однако с уверенностью сказать что-либо конкретное было невозможно без полной дешифровки надписи, которая ни Эвансу, ни его современникам никак не удавалась. Именно поэтому гигантским открытием, сделанным уже после смерти исследователя, в 1950-х, стала успешная расшифровка “линейного письма Б”. В результате выяснилось, что критский язык представляет собой форму именно протогреческого языка, что подтверждает правильность положений Шлимана.
Но несмотря на это следует отдать Эвансу должное. Его открытие распахнуло перед последующими исследователями совершенно новое пространство и ракурс к изучению древней истории, а также стало настоящей сенсацией, подтвердившей реальные корни фантастических мифов, как это сделал и Шлиман со своей Троей. На протяжении всей своей долгой жизни т.е. до 1941 года Эванс продолжал вести мелкие раскопки, каталогизировать и тщательно изучать собранный им материал. И хотя некоторые его теоретические положения оказались неверны, а его реконструкция Кносского дворца (первоначальное древнее название комплекса, подчерпнутое исследователями из расшифрованных надписей) вызывает сомнения колоссальный теоретический и практический вклад Эванса в открытие дворца и его изучение попросту бесспорен. Впрочем, и поныне остров Крит и его древние обитатели таят не мало загадок и вопросов о своей культуре и истории. В конце концов всё ещё остаётся непереведённой критская иероглифическая письменность и “линейное письмо А”, ожидая своего исследователя-первопроходца такого же какими был когда-то Артур Эванс.