Архимандрит Киприан (в миру Кирилл Дмитриевич Пыжов) (7 (20) января 1904, Санкт-Петербург — 2 апреля 2001, Джорданвилл, штат Нью-Йорк, США) — архимандрит Русской православной церкви заграницей, иконописец и художник, насельник Свято-Троицкого монастыря в Джорданвилле. Отец, Димитрий Михайлович Пыжов, принадлежавший к дворянскому роду Пыжовых, вскоре после рождения сына был назначен земским начальником в Бежецком уезде Тверской губернии. Кирилл провёл детство и юность в Бежецке. После февральской революции Кирилл Пыжов с отцом и братьями, Евгением и Георгием, переселяется в Петроград. Февральскую революцию он встретил в Бежецке, описание ее начала, как непосредственный очевидец, он оставил в своих записках «Мои воспоминания», опубликованных в 1991 г. в журнале «Русь Православная», периодической издание Русской православной церкви заграницей.
«В одно мокрое, серое февральское утро я с реалистам третьеклассниками по дороге в нашу «реалку» сделал крюк в сторону главой улицы. Там что-то странное происходило – какое-то непонятное движение. Мы только остановились на углу большой и Рождественского переулка. Как к нам подошли два старшие гимназистки и востороженно сообщили, что занятий сегодня не будет, что теперь революция и прикололи нам красные бантики на лацканы шинели. В это время со стороны станции в строю солдаты и во все горло пели:
Вдоль по улице метелица метет,
За метелицей Степановна идет.
Ах ты милый мой, хороший, дорогой,
Чиво хочешь, таво делай надо мной…
За ними в строю по-военному в ногу маршировали ученики старших классов реального училища и восторженно по- юношески пели революционную песню революционную песню:
Долго в цепях нас держали.
Долго нас голод томил,
Черные дни миновали,
Час искупленья пробил…
Так с задорным энтузиазмом распевала учащаяся молодежь, сытая и не в чем не нуждавшаяся. Революция взвинтила молодые умы….
Со стороны железнодорожной станции катила коляска с двумя кучерами на облучке; богатая тройка серых в яблоках коней, принадлежавших сенатору Иванову в отставке. Один из кучеров держал красный флаг и размахивал им, давая знать другим повозкам, чтобы посторонились; брызги грязного снега летели во все сторон из-под копыт откормленных сенаторских жеребцов. В коляске сидел прибывший из Петрограда местный дворянин, революционер, член 1-ой государственной Думы, генерал-майор Кузьмин-Караваев. Прибывший для идейного окормления своих земляков, прозябающих в реакционной тине. Вечером в большом зале Земства была растянуты красные ленты с революционными призывами и лозунгами, вроде – «Свободному народу - свободная школа». Под этими плакатами красный генерал толковал о свободе, равенстве и братстве, призывая всех сплотиться вокруг Временного правительства.
Помню еще . как в один из первых дней революции по той же Большой улице, главной в Бежецке, вели арестованных к поезду. Впереди всех шел всеми уважаемый добродушнейший воинский начальник, русский патриот, генерал-майор Николай Казимирович Канонович. По его полным щека текли слезы, шинель на красной подкладке была распахнута, фуражку он держал в руке. Видимо, он бы «взять» без предупреждения. …. За ним следовал уездный исправник. Тоже в форме, но без оружия; с ним же были другие государственные служащие и разные лица всякого звания, сопровождаемые милицией. Из кого состояла эта наскоро сколоченная милиция? Ученики старших классов проявили охоту заменить арестованных городовых. Получив револьверы, и радуясь своему новому положению, сс красными повязками на правой руке, они все же вели себя прилично, не доверяя прочности взятой на себя роли блюстителей порядка.
В то время, когда процессия, пройдя Большую улицу, ведущую через реку Остречину в сторону железнодорожной станции достигли моста. Я. с толпой любопытствующих мальчишек, следовавшей за процессией арестованных, увидели влево от моста, на скате реки, другую толп, с жадностью черпавшую и наполнявшую кувшины водкой, лившейся через край из труб разгромленного водочного завода, стоявшего на берегу реки. Кто-то из энтузиастов революции дал идею выпить все водку, как продукт царской наживы и она лилась, покрывая начавший таять февральский лед, смешиваясь с водой. Мужики съезжали вниз к реке и тут же пили веселящую жидкость, черпая чем попало, или прямо рукой сколько принимала утроба. Некоторые в своих рыжих бараньих кожухах тут же валялись возле своих саней. «Во славу революции пили и лошади», пользуясь наступившей свободой. По всему берегу толпился освободившийся от царского гнета народ, ругаясь, крича и толкаясь, спеша не пропустить возможности хлебнуть казенной водкой, вылитой энтузиастами трезвости на поверхность февральского льда. Бабы в цветных платках сидели на санях и смеялись над своими мужиками, перегулявшими на казенный счет».