Когда-то давно, утром 1 сентября, я, выпускница педагогического училища, собиралась на свой первый урок. Шагала, так сказать, в свой первый трудовой день.
Правда, «шагала» — это громко сказано. Дело в том, что за несколько дней до начала учебного года, увидев список учеников класса, последний из которых стоял под цифрой 53 (в некоторых школах бывает и так), я испугалась так, что на нервной почве у меня случилась ангина.
Утром того самого рабочего дня вместе со мной и моими родителями поднялась моя температура, которая, в отличие от меня, желающей упасть и полежать хоть на полу, падать никуда не хотела. Так что, по дороге в мою трудовую жизнь, родители поддерживали меня в самом прямом смысле — под руки, хотя со стороны это выглядело так, как будто меня силой волокут на работу.
Наверное, желая сделать мой первый трудовой день незабываемым, школа решила прокреативить: первые классы выстроили не в общую линейку, а каждый в кружочек, предложив петь и водить хороводы вместе с учителями…
В пору бурной студенческой юности мне казалось, что танцевать я могу в любом состоянии и при любых обстоятельствах. О, как я ошибалась! Когда включили песенку моего детства «Танец маленьких утят», температура так закружила голову, что пришлось мне оставить учеников и ухватиться за стенку школы, дабы не упасть под ноги первоклассников и в глазах их родителей.
Увидев это, директор школы вытолкала на мое место свою секретаршу Ирочку, для которой тот день тоже был первым трудовым. Ирочке совсем не хотелось изображать маленького утенка, но терять работу ей, по-моему, не хотелось совсем — совсем и она кое-как стала водить хоровод с моим классом.
С Ирой мы потом подружились. Иногда мне хотелось спросить ее, но я не знала как сформулировать вопрос потактичнее: «Ира, а помнишь, как ты танцевала Танец маленьких утят с моими учениками?» или «Ира, надеюсь, ты уже забыла, как тебе пришлось танцевать этот Танец?» — вот и не спрашивала…
После танцев я завела детей в класс, а мой отчим, который один понимал язык моих жестов и хрипов, схватив чью-то чужую маму, отправился на поиски дополнительных посадочных мест для первоклашек — парт на всех не хватило. Первое, что они приволокли, была скамейка из спортивного зала.
Свой первый урок я провела под аккомпанемент лязгающих парт и стульев, которые заносили в класс испуганные родители, в попытках рассадить детей, как-то их успокоить и успокоится самой.
А дети внимательно рассматривали меня, спрашивали из чего пошито мое платье (это была серебряная парча!), можно ли будет всегда сидеть на скамейке, а не за партой, и можно ли не носить тетради — парт-то все равно на всех не хватает...
Пытаясь познакомиться со своими учениками, я сделала перекличку, которая показала, что трое детей не знают своих фамилий вообще, а двое, не находясь в родственных связях, имеют одинаковую фамилию и отчество, а их имена начинаются на букву Ю — Юра и ЮстинИя...
Потом я долго что-то говорила хриплым голосом, наверное о мире во всем мире и один мальчик спросил буду ли я всегда разговаривать таким страшным голосом… Вот не помню, что я ему ответила.
Потом дети устали, захотели к мамам, некоторые начали плакать. Я тоже хотела к маме и тоже хотела плакать, но я держалась — мои-то родители стояли за дверью класса, а родителей детей техничка выгнала во двор.
А потом задорный звук звонка возвестил нас об окончании урока!
Помню, как по списку раздавала детей родителям, как моя мама упаковывала тетради мне в сумку, а отчим пытался рассовать полсотни букетов по каким-то ведрам…
Помню, что, добравшись до дома, я уснула сидя в кресле, а мама будила и уговаривала меня написать в привезенные со школы тетради образцы палочек и крючочков...
Замечательный был день! Замечательными были годы работы в школе! Но самыми замечательными были мои ученики и их родители!
Я действительно не помню, что говорила в то наше первое сентября, но хорошо помню, что сказала на выпускном: «Каждый навсегда останется в моем сердце!».
И до сегодняшнего дня я помню и люблю каждого своего ученика, я храню их фото, открытки и рисунки.
Спасибо, дорогие, что вы были в моей жизни!