Через полгода разразилась новая гроза. Нет, даже не так. Для тех, кто должен был вмешаться в судьбу Ани, но вовремя не вмешался, грянул гром, после которого до сих пор не может до конца оправиться весь район.
О том, что с Аней случилось после ее возвращения из второго детдома, вы, читатели, уже знаете. (2 первые части ранее публиковались)
Но, представьте, и это было, еще не концом в мытарствах этого несчастного ребенка.
После больницы, где Аня пролежала без малого месяц после вынужденного вмешательства по медицинским показаниям, ее отправили в детприемник, где она провела... шесть месяцев. Полгода!
Это невиданное нарушение всех правил нахождения детей в специальном детприемнике-распределителе.
Почему?
Да потому, что для директоров детдомов и интернатов, Аня была слишком «испорченной». Она по их мнению, слишком много для своего возраста узнала в жизни.
Директор того детдома, в котором Анна уже жила, и в котором к ней так привязались, на путевке облоно напишет: «Девочку взять не могу, ради воспитания остальных детей».
К чести работников детдома надо сказать, что и завуч, и воспитательница Аниной группы были против решения директора.
Оба они потом говорили, что хотели оставить девочку у себя дома в надежде, что, может быть, им удастся уговорить директора изменить свое решение. Но она не позволила сделать даже этого.
Ей не нужно было времени на размышления она знала, что мнения своего не изменит. И не изменила.
Даже когда разговаривала со мной уже спустя полгода после того, как отказала Анне, после того, как разлучила Рустама (его наконец-то направили в детский дом) с единственно близким ему человеком - его сводной сестрой.
- А уж как она убивается по нему, - рассказывает капитан милиции, старший воспитатель детприемника Хаджаев. - Иногда, когда еще есть силы после дежурства, отвезу Аню в тот детдом, она немного поиграет с братишкой и ненадолго успокоится.
А чуть время пройдет, смотрю опять мечется: как он там? Ну, как мать, ей богу!
- Нет, не возьму ее назад, — все вновь и вновь повторяет директор. - Мало ли, что она сейчас тихая, а потом натура ее испорченная вновь возьмет верх.
- Испорченная?
- А как вы думали, — полгода она все скрывала. Что же раньше-то не говорила, а?
Что на это скажешь, ей удобно думать так, а не иначе. Потому что, если она задумается, ей будет трудно дальше и жить, и воспитывать детей. Будет трудно потому, что самое интересное — директор она хороший и даже не просто хороший, а исключительный. За короткий срок из буквально разваливающегося хозяйства она сумела создать один из лучших в стране детдомов.
И ради них же, детей, отказала Анне.
Да только тот ли это урок человечности, который должны получать дети на пути своего нравственного становления. Не покажутся ли им свежевыкрашенные стены холодного, мертвого цвета, после того как ради их же блага и на их же глазах разлучили брата с сестрой.
Разлучили и где? В детдоме, где родственные связи значат для детей столько, что нам, взрослым, и представить себе сложно. Не верю я после этого ей. Ни как человеку, ни как директору.
К тому моменту, когда я познакомилась с Анной и ее судьбой, ее собирались отправить в детскую спецшколу.
Туда, где содержатся юные правонарушители.
И не сделали этого только потому, что нашелся один единственный человек, который боролся за нее.
Им оказался участковый милиционер. Махтар Хасаинов с той самой ночи, когда Аня открылась своей соседке, не отходил от девочки.
Когда Аню выписали, оказалось, что у нее совсем нет одежды - ведь она в ту ночь ушла в чем была. Махтару чудовищна была сама мысль, что девочка вновь зайдет в этот страшный дом. И он купил одежду ей сам, на свои деньги.
Наверное, это не бог весть какой гражданский подвиг: самая обыкновенная человеческая доброта. Но как раз этого самого «обыкновенного» и не было никогда в жизни Анны.
И вот теперь Махтар бился в одиночку против неповоротливого бюрократического аппарата. Но силы его были уже на исходе. Изо дня в день он объяснял очевидные вещи людям, от которых зависела судьба девочки, тем самым людям, которые решая ее судьбу, ни разу не удосужились хоть краем глаза взглянуть на нее.
Заместитель заведующего областного отдела народного образования в возмущении разводит руками.
- Да вы что? У меня сотни тысяч детей в области, буду я со всеми лично разговаривать...
Нет, не будет.
Это не вызывало никаких сомнений. Не будет даже тогда, когда без этого нельзя, не- возможно. Когда решается судьба ребенка, до нельзя искалеченная взрослыми.
Но имеет ли право такой человек занимать должность, в которой главное это сочувствие к детям? Очевидно, что нет. Его и близко нельзя подпускать к таким проблемам!
Очень все-таки страшно жить с мыслью, что если такой человеческий человек, пользуясь горьковским определением как Хасаинов, не встретится на пути, то нет никакой гарантии, что справедливость восторжествует. Как в данном случае. Анну направили в детский дом другой области. Может быть он и не столь образцовый, как её первый детдом, но там от нее не отвернулись.
А самое главное, что Рустама, ее Рустама, направили в медучреждение буквально в нескольких километрах от нее.
Когда он будет старше на год, его переводят к сестре. А пока они видятся раз в неделю. Аня счастлива. Как же мало, оказывается, нужно, чтобы она была счастлива!
Но для этой малости потребовалось вмешательство Обкома партии. Не слишком ли много сил, чтобы восторжествовала обыкновенная справедливость!
История Ани - серия катастроф. Итог истории - приговор равнодушию.
Мы говорим, пишем о счастливом детстве. Пишем Счастливые с прописной буквы и свято верим, что этого достаточно, что- бы наши дети были гарантированы от любых превратностей судьбы. Но все это не стоит и выеденного яйца до тех пор пока будут возможны в нашем обществе подобные истории. Есть законы юридические.
Но есть еще и законы нравственные, пренебрежение ими не наказуемо. Но разве нравственное преступление не менее разрушительно, чем уголовное? Разве не равнодушие окружающих людей стоило жизни и маленькому Камалу, и приемной маме - Маше?
Что ж, если несоблюдение этих законов может быть так губитель- но, может стоит задуматься над тем, чтобы придать им большую силу. Чтобы люди знали, что равнодушие может быть смертельно опасно и за это придется нести ответственность и не перед своей совестью (ее может и не оказаться), а перед обществом.
Некоторые имена и фамилии изменены. Девочке жить дальше, и мы - взрослые - обязаны сделать все.