Рассказ К. Туркова, урядника Кубанского казацкого войска
Родился я в 1863 году в станице Прочноокопской Кубанской области. Родители мои принадлежали к сословию казаков и были старообрядцами из приемлющих австрийскую, или белокриницкую иерархию. Грамоте, то есть чтению и письму, обучался я в своём станичном училище; но так как семейство наше было не богатое, – занимались мы преимущественно хлебопашеством, – то и пришлось мне скоро оставить учение для занятия домашними работами. Однако же, имея сильное желание учиться, я всё свободное от работы время занимался чтением, к которому и приобрёл большую любовь.
Достигнув совершеннолетия, я вступил в брак. Семейные заботы оставляли мне ещё меньше времени для занятия чтением; но и теперь я не оставлял этого занятия и понемногу образовывал себя. 21-го года я был командирован на царскую службу в Закавказский край и прослужил четырёхлетний срок. Знание грамоты и умение порядочно писать здесь очень пригодились мне: меня сделали старшим писарем в полку. А как мало понимал я тогда о религии, показывает следующий случай. Во время поста я вздумал поговеть; а так как в местности, где расположена была наша часть, старообрядческого прихода не имелось, то я решился говеть в Православной Церкви. На исповеди я открыл священнику, что я старообрядец, и спросил его, может ли он приобщить меня святых Таин. Священник сказал, что мне нужно присоединиться к Церкви, а без этого допустить меня к причастию не может. Присоединиться я не согласился и отказом в причащении не был огорчён, потому что не имел тогда и надлежащего понятия о Таинстве причащения, а равно и о том, как оно необходимо для спасения. После этого священник неоднократно увещевал меня присоединиться к Православной Церкви, но я не хотел его и слушать.
По окончании службы я возвратился на родину и, оставаясь раскольником, нимало не думал о том, к истинной ли церкви принадлежу и на правом ли пути ко спасению нахожусь. Священное Писание я знал мало; книг духовного содержания также читал весьма не много, а прочитанные мною раскольнические тетрадки да такие сочинения, как «Поморские ответы», вполне успокоили меня, что, находясь в расколе, я принадлежу к истинной вере. О Православной Церкви я не только не рассуждал, но и знать её не хотел, даже смотрел на неё со враждой.
При таких убеждениях находился я до тех пор, пока луч истины не коснулся моей, омрачённой расколом, головы. Это случилось следующим образом.
В январе месяце 1890 года прибыл в станицу Прочноокопскую миссионер протоиерей Ксенофонт Крючков для публичного собеседования с старообрядцами о истинной Христовой Церкви, её иерархии и Таинствах. Беседа назначена была в доме вдовы Дарьи Турченковой; приглашены были беседовать старообрядческие попы и беспоповские наставники; собралось довольно и посторонних лиц, – было и несколько офицеров. Сам я на беседе не был, но видел, какое впечатление она произвела в нашей станице: по отъезде миссионера пошли толки о единоверии, никогда не слыханном у нас, и возбудили большое волнение среди раскольников; начётчики же усилили свою проповедь среди народа и, под их влиянием, каждая безграмотная женщина начала износить хулы на Православную Церковь, а старые, закоренелые раскольники строго внушали молодым ни за что́ не оставлять родительской веры, – хотя бы погнали на край света, иди, но не оставляй своей веры! – Иные вслух проповедывали, что это явился антихрист. Словом, по всему Прочноокопу поднялось волнение в расколе. Но тут, к удивлению всех, из среды самих раскольников явились четыре человека, начавшие гласно выражать сомнение о истинности старообрядчествующей церкви. Это были: есаул Пётр Самсонович Курунин, отставной хорунжий Тимофей Кузьмич Захаров и урядники: Терентий Иванович Уколов и Ерофей Евсеевич Жогин. Уколов и Жогин пользовались у раскольников особым уважением, так как состояли в клире и известны были своей разумностью и начитанностью, – Жогин же при том считался у них и сильным защитником раскола. И вот эти люди, к удивлению всех, поколебавшись в преданности расколу, начали выражать сомнения о законности раскольнической иерархии и самого отделения раскольников от Православной Церкви. Для рассуждений об этом они стали собирать к себе желающих и открыли у себя беседы. Этим Уколов и Жогин возбудили в раскольниках сильное против себя негодование, – раскольники забыли своё прежнее к ним уважение, начали преследовать их бранью, злословием, клеветами. Сначала ко всему этому я относился довольно равнодушно: я не бранил, как раскольники, Уколова и Жогина, но и не сочувствовал им. Скоро, однако же, обратил я внимание на их замечание, что миссионер на беседах говорит ведь не из своей головы, а всё на основании Священного Писания и старопечатных книг. Тут блеснула в моей голове мысль, что не мешало бы в самом деле послушать беседы отца миссионера. Желание это явилось во мне, сначала, не ради искания истины, а просто из любопытства. И вот, случилось мне как-то встретиться с Терентием Ивановичем Уколовым. Поговорили мы, и я думаю: неужели этот человек, с таким светлым понятием, ошибается в своих суждениях о вере? Надо в самом деле подумать, не ошибаемся ли мы, следуя только примеру отцов, которые держались будто бы старой веры. Тут я спросил Терентия Иваныча: могу ли я принять участие на ваших беседах? Он ответил, что будет очень рад моим посещениям и что я могу приходить к нему во всякое свободное время, особенно же в праздничные дни. Разговор этот был летом и, по причине полевых работ, мне не представилось возможности побывать у Уколова. Между тем в первых числах ноября того же 1890 года опять в нашу станицу прибыл для собеседования с старообрядцами миссионер, отец Ксенофонт Крючков. Остановившись в доме местного священника, отца Алексия Покровского, вечером с 7 под 8 ноября он пригласил к себе станичного атамана, сообщил ему о цели своего приезда и предложил в следующий день собрать на беседу старообрядческих попов, беспоповских начётчиков и объявить всем желающим послушать беседы. Но 8-го числа публичной беседы не состоялось, потому что на этот день старообрядческие попы отъезжали на Ляпин хутор, где был храмовой праздник во имя святого Архистратига Михаила и где в этот день находился сам раскольнический лжеепископ Силуян.
Беседа составилась на другой день в здании станичного правления, куда, по распоряжению атамана станицы, должны были собраться старообрядцы. Пошёл и я; дорогой встретился с Т.И.Уколовым. Поздоровавшись, он сказал: «Вот вы желали послушать бесед, – пойдёмте». Несмотря на будничный день, народу стеклось большое число, так что комната буквально была наполнена вся. На столе я увидел много старопечатных книг, приготовленных для необходимых на беседе справок. Видя, что раскольнических попов нет и теперь, отец Ксенофонт спросил старообрядцев: «Где же ваши попы? Почему не пожаловали на беседу?». Кто то из толпы без церемонии ответил на это: «Наши попы уехали вчера праздновать на хутор, да наверно до сих пор похмеляются!».
Отец Ксенофонт сказал: «Господь наш Иисус Христос во святом Евангелии глаголет: пастырь добрый душу свою полагает за овцы; а наемник, иже несть пастырь, емуже не суть овцы своя, видит волка грядуща, и оставляет овцы и бегает (Ин., зач.36). Посудите сами, – не относятся ли к вашим попам эти слова Христа Спасителя? Они волну-то емлют и тучное заколают, а о пастве своей не радят, не являются охранять её от волков, какими, верно, считают нас».
На это старообрядцы ответили: «Наши попы малограмотные, в семинариях не обучались, им говорить с вами трудно; вместо них у нас имеются такие люди, которые могут говорить с вами».
Отец Ксенофонт сказал им: «Я доволен буду, если вы пригласите тех людей, которых изберёте на защиту своей веры».
Тут старообрядцы послали за известным у нас отставным сотником Георгием Карповичем Захаровым, который у старообрядцев считается на Кавказе самым главным защитником раскола, на которого они возлагают все свои надежды как на человека, якобы вполне сведущего и тонко понимающего Писание. «У нас, – говорят они, – Егор Карпович веру держит, – дай ему Господь здоровье, – не будь он, наполовину ушли бы в церковь!»4. Через четверть часа Захаров явился. С ним пришли ещё два начётчика: отставной сотник Евсей Осипович Турченков и некий мужичок Евтроп Колошин. Захаров, усевшись на скамью, посадил около себя и Колошина.
Отец Ксенофонт, обращаясь к старообрядцам, сказал: «Вот теперь ваш защитник прибыл; можно с ним и побеседовать, а вас прошу слушать со вниманием, ибо тут будут произноситься слова самого Христа Спасителя из Его святого Евангелия. Вы знаете, други, что мы на сём свете странники и пришельцы, что все неизбежно должны перейти в будущую жизнь, где ожидает одних блаженство вечное, других мука вечная. Для того, чтобы избежать этой последней, печальной участи, прежде всего необходимо быть православным христианином, то есть принадлежать к истинной Христовой Церкви».
Захаров возразил: «Мы принадлежим к истинной Христовой Церкви; не для чего было и собирать нас сюда на беседу».
Отец Ксенофонт: «Подождите так смело утверждать о себе; нужно беспристрастно разобрать, действительно ли все мы, находящиеся здесь, принадлежим к Христовой Церкви, все ли действительно православные христиане. Иисус Христос, создав на земле Церковь свою с иерархией и Таинствами, сказал, что она пребудет неодолённой до скончания века, то есть до самого второго и страшного пришествия Его на землю. Не будет такого времени, чтобы какое-либо гонение или какая сила могли прекратить хотя один какой чин из учреждённой Им иерархии, хотя бы одно из установленных Им Таинств. Это я несомненно могу доказать вам из целого ряда свидетельств Слова Божия и писаний святоотеческих; а теперь спрошу вас: не имея почти двести лет епископа, а значит и священства, могут ли старообрядцы составлять из себя ту Церковь, которую создал Господь Иисус Христос? А если не могут, то имеют ли надежду получить вечное спасение?».
Захаров: «Мы не виноваты, что у нас не было епископа; у нас Никон убил священство; он перепортил богослужебные книги».
Отец Ксенофонт: «Какое же могло быть у вас ваше священство в то время, когда ещё и раскола не было, когда предки ваши находились ещё в единении с Церковью? Никакого вашего священства Никон истребить не мог. А что будто бы Никон перепортил богослужебные книги, так это вы говорите неправильно, клевещете на патриарха Никона: он не перепортил, а исправил их».
Захаров: «Какое Никон имел право исправлять книги и обряды?».
Отец Ксенофонт: «Никон был патриарх, то есть высшая духовная власть в Русской Церкви; а Церковь имеет неотъемлемое право производить по своему усмотрению, когда нужно, исправление чинов и обрядов церковных. Значит, патриарх Никон вправе был приступить к исправлению книг; да он и сделал это не сам собой, но по решению Собора. А что книги требовали исправления, это несомненно, – это засвидетельствовал и патриарх Иосиф».
Тут он привёл свидетельство из предисловия к Кормчей книге Иосифовской печати, где говорится: «Воззри убо, аще не леностен еси, обрящеши ли вправе списанную книгу» и прочее.
Захаров, видя, что миссионер приводит доказательства, против которых ничего нельзя возразить, пришёл в страшное волнение и начал кричать: «Если Никон имел право исправлять книги, докажите мне это правилами святых отец!».
Отец Ксенофонт начал приводить примеры того, как ещё в древнейшие времена обряды и установления в Церкви были отменяемы и заменяемы другими: подробно изложил, как сначала праздник Пасхи праздновали в некоторых христианских церквах одновременно с иудеями, основываясь притом на апостольском примере, и как этот апостольский обычай отменён потом Первым Никейским Собором; подробно также раскрыл, как соборне отменено было апостольское же правило о имении жен епископами. «Если, – сказал он в заключение, – даже апостольские обрядовые установления были отменяемы и изменяемы в Церкви, то патриарх Никон с своим Собором имел несомненное право исправить некоторые обрядовые действия в нашей церкви, несогласные с обрядами Церкви Греческой. А книги у нас правили много раз и до патриарха Никона, и исправления эти считались делом законным».
Захаров, не зная, что́ возразить, опять громким, порывистым голосом сказал: «Укажите мне правила святых апостолов и Вселенских Соборов, какими бы именно позволялось Никону исправлять книги!».
Отец Ксенофонт: «Если вы считаете приведённые мною примеры исправления Церковью обрядов недостаточными, то я укажу и ещё...»
Захаров: «Не надо; укажите мне правила! Иначе я не желаю с вами беседовать!». И встал, чтобы уходить.
Отец Ксенофонт: «Погодите; что же вы уходите? Разве не желаете ещё побеседовать?».
Захаров: "О чём же?».
Отец Ксенофонт: «О Церкви Христовой».
Захаров: «Что мне об этом говорить! Я и так нахожусь в Церкви Христовой!».
Отец Ксенофонт: «А вот ваши же книги доказывают, что вы находитесь в не Христовой церкви».
Захаров в это время сильно рассердился и, размахивая руками, кричал: «Что мне тут об этом говорить! Я иду своей дорогой, никто мне не поперечит!». И, расталкивая народ, быстро ушёл с беседы, к общему удивлению самих старообрядцев. А отец Ксенофонт сказал им: ваш защитник на что-то рассердился и, не доказав правоты своей церкви, без всякой причины убежал домой, – не пожелал даже слушать евангельских слов, которые я хотел предложить ему».
Тут невольно зародились во мне сомнения о правоте нашей церкви, ибо и я считал Георгия Карповича непобедимым защитником старообрядчества, теперь же сам видел, что он ничего не знает, а только кричит и сердится ни на что́. После этого я стал ещё внимательнее слушать. Захарова заменил Колошин, которого тот нарочно привёл на поддержку себе. И об нём я много наслышался прежде от старообрядцев, что это человек, хорошо понимающий Святое Писание, и может всё растолковать. Ну, думаю, наверно, он поведёт дело лучше Захарова. У Колошина в руках были какие то выписки, которыми он хотел вооружиться против своих же старопечатных книг. Отец Ксенофонт сказал ему: «Вот ваш защитник ушёл, не ответивши на мой вопрос: могут ли старообрядцы составлять Церковь Христову, не имевши 180 лет епископа, и могут ли надеяться на получение вечного спасения? Теперь вы и ответьте мне на этот вопрос».
Колошин, очевидно, не ожидал этого вопроса и, не зная что́ ответить, стал говорить о епископе Павле Коломенском. Но отец Ксенофонт потребовал, чтобы он ответил сначала на вопрос. Тогда Колошин стал читать из своих выписок что-то о маленьком кораблеце. Отец Ксенофонт опять заметил ему, что он уклоняется от вопроса, и потребовал отвечать прямо. Колошин ещё более растерялся. С выписками своими он, как видно, и сам мало познакомился, так что они выпадали у него из рук, а с него катился пот градом. Народ, видя его в таком растерянном положении, начал вслух говорить: «Кто его уполномочивал вести беседу с миссионером? Выведите его вон!». Но Колошин и сам уже встал, собираясь уйти домой. «Что же, – и вы уходите?» – спросил его отец Ксенофонт. Колошин ответил: «Я схожу только взять книгу и приду опять». Но, конечно, более не приходил.
Оставшись теперь без защитников, старообрядцы, народ малограмотный, начали кричать: «Что вам нужно? Говорите нам скорей! А то нам некогда, у нас дома дело стоит!».
Отец Ксенофонт сказал: «Кто не желает слушать беседы, может уходить; я держать вас не вправе».
Но уходить никто не захотел. Тогда отец Ксенофонт стал говорить старообрядцам: «Вы, други, должны попещись о своих душах; подумайте, – ведь вы вверили их ложным, безблагодатным священникам, которые совсем и не радят о вас».
Старообрядцы закричали: «Для нас они хороши, и хорошо нам служат! – Мы других не желаем иметь».
Отец Ксенофонт: «Как бы для вас ни были хороши ваши попы, но когда они не имеют благодати, то какие же они пастыри? Разве они могут освящать вас Таинствами, без которых нельзя получить спасения души?».
Старообрядцы: «Какой веры держались наши деды и отцы, такой и мы будем держаться; другой веры не желаем принимать!».
Отец Ксенофонт: «Нет, вы должны держаться не той веры, которую передали вам ваши предки, а той, которую установил Господь наш Иисус Христос, проповедали святые апостолы и утвердили святые отцы на седьми Вселенских Соборах».
Старообрядцы: «Мы во Христа веруем; какую же нам ещё познавать веру?».
Отец Ксенофонт: «Вот вы говорите, что веруете во Христа, а не слушаете того, что́ Христос заповедал, не всему, сказанному в Его Евангелии, веруете». И потом подробно объяснил, что они не веруют словам Спасителя: созижду церковь Мою, и врата адова не одолеют ей, потому что учат, будто Церковь была одолена Никоном и на 180 лет лишена была епископов; раскрыл, как незаконно приняли Амвросия и как незаконно происшедшее от него священство. В подтверждение своих слов он постоянно приводил места из старопечатных книг.
Во всё продолжение беседы (а она продолжалась более 5 часов) я стоял у стола, где наложены были старопечатные книги, и внимательно слушал всё, что́ из этих книг читал отец Ксенофонт. Очень удивлялся я, что наши же книги так строго осуждают нас, старообрядцев, в отторжении от Православной Христовой Церкви. Придя с беседы, я не мог заснуть всю ночь: из головы не выходила мысль, что непременно следует глубже вникнуть в Писание и разведать, не ошибаемся ли мы действительно в своих мнениях. Утром я не мог утерпеть, чтобы не пойти к Терентию Ивановичу Уколову. Там нашёл я отца Ксенофонта и ещё нескольких старообрядцев. Меня приняли ласково. Тут я внимательно слушал, как отец Ксенофонт разрешал недоуменные вопросы, с которыми обращались к нему старообрядцы, – разрешал все на основании Святого Писания и старопечатных книг. Побеседовав несколько, отец Ксенофонт предложил – вечером отслужить вечерню, так как день был субботний, а в воскресенье – часы. Терентий Иванович и бывшие тут же Ерофей Евсеевич Жогин и Тимофей Кузьмич Захаров изъявили на это полное своё согласие. Предложили и мне участвовать в молитве: я тоже не отказался от такого богоугодного дела. Вечером собрались мы на слушание вечерни, и я всё своё внимание обратил на порядок службы: всё совершалось истово, по-нашему. Утром, на другой день, отслужены были часы. Жена моя узнала о том, что я был с православными на вечерне и на часах, и когда возвратился домой, начала упрекать меня, зачем я к ним ходил: «Из-за тебя, – говорит, – нельзя теперь по улице пройти, – старообрядцы так и поносят во всеуслышание за такие твои поступки!». Узнали также и родители. Мать нарочно пришла ко мне и грозно стала допрашивать: «Ты, говорят, был у мирских (так старообрядцы именуют православных) за вечерней и за часами?».
Я ответил: "Был!».
Она: «И Богу молился?».
Я ответил: «И Богу молился!».
Она, обратясь к моей жене, сказала: «Ну вот, он уже опоганился!».
Я ответил: «Грешно так говорить! Разве Богу молиться значит опоганиться?».
Она: «И к кресту подходил?».
Я ответил: «И к кресту подходил. А что же, – разве к кресту грех подходить?».
Она: «Ну вот, он уже туда и глядит!».
Я ответил: «Гляжу ли я туда или не гляжу, но во всяком случае должен сказать, что имею теперь большие сомнения относительно нашей веры».
Она закричала: «Молчи! Ты ещё молод узнавать веры! Поди-ка расспроси у деда, он тебе скажет про эту веру никонианскую, какая она есть! – Не дай Бог в неё идти!».
Я ответил: «Пожалуй, я схожу к деду расспросить его об этой вере; но только потребую, чтобы он толковал не из своей головы, а говорил бы на основании Святого Писания, ибо я уже знаю теперь твердо, что истинная вера познаётся от Писания; а одним толкам наших дедов верить не согласен».
Тут я взял лежавшую на столе «Книгу о вере» и вычитал из неё матери следующие слова: «Иже суть христиане, хотящие в правду о вере утвердитися, ни к чесому же иному да бежат, точию к Писанию: аще бо на ино что взирати будут, соблазнятся и погибнут, не разумеюще, кая бы бяше истинная Христова Церковь». Прочитавши, говорю: «Вот, матушка, что́ наша же книга говорит, – не от дедов велит познавать веру, а от Писания!».
Мать рассердилась, хлопнула дверью и ушла.
В этот день была назначена ещё беседа в здании станичного училища; но домашние обстоятельства, к сожалению, не дозволили мне быть на ней, – я только слышал потом, что и тут старообрядцы не могли ответить на вопросы отца Ксенофонта.
Вечером же этого дня присоединились из раскола ко святой Церкви на правилах единоверия, первые в Прочноокопской станице, следующие лица: есаул Пётр Самсонович Курунин с своим сыном урядником Иоаникием, зять его Тарас Панков с женой и малолетним сыном, отставной хорунжий Тимофей Кузьмич Захаров – унтер-офицер лейб-гвардии собственного его Императорского Величества конвоя, бывший бессменным ординарцем Государя Императора, с семейством, состоящим из жены, сына и двух дочерей, отставной урядник Ерофей Евсеевич Жогин с женой и двумя сыновьями, урядником Яковом и малолетком Василием. На другой день отец миссионер предложил написать от нового православного общества приговор об избрании кого-либо из своей среды для рукоположения во священника. Единоверцы пожелали иметь священником Терентия Ивановича Уколова, на которого и составлен был приговор. После этого отец Ксенофонт Крючков отправился в Петербург ходатайствовать об открытии единоверческого прихода в Прочноокопской станице и о постройке в ней единоверческого храма.
Видя присоединение к Церкви всех упомянутых лиц, я начал сильно мучиться совестью, что остаюсь в расколе, и с этого времени стал ещё внимательнее читать книги, чтобы совершенно узнать, почему наши предки отторглись от Православной Церкви, и правильно ли они поступали в том, что, лишась на двести лет законного епископства и священства, окормлялись беглыми попами. По целым суткам я просиживал теперь, читая книги, и, по милости Божией, вполне убедился, что наши предки самочинно произвели с Православною Церковью раскол и что священство, которым они окормлялись, принимая беглых попов, незаконное и совершало неподобающие беглецам, отторгшимся от своих епископов, Таинства и священнодействия на свою и их погибель. И исполнились на них слова апостола: «В последнее время будут люди, которые здравого учения принимать не будут, а по своим нечестивым похотям будут избирать себе учителей». Не принимая здравого учения Церкви, они по своей похоти приняли к себе беглого митрополита Амвросия, который, отделившись от Церкви, мог дать им только лжесвященство. Я вполне убедился, что это мнимое священство ведёт свое начало не от времен святых апостол, а только от этого беглого Амвросия, что защитить его старообрядцы никак не могут, а потому и уклоняются от миссионерских бесед. Тогда я решился сходить, чтобы поговорить о всём этом, к моему деду, к которому меня посылала и мать, – отставному хорунжему Григорию Васильевичу Улитину: он человек видный в расколе, состоит попечителем моленной и находится в близких отношениях к своему лжевладыке Силуану. Придя к нему в дом, я начал высказывать ему мои сомнения относительно старообрядчества и спрашивать его мнения. Но что же он сказал мне? – Он сказал: «Ну, если ты познал никонианскую веру истинной, то и будь в ней; а мы пусть будем в заблуждении!». Я говорю: «Да вы убедите меня, что это вера не истинная, тогда я не приму её; а в заблуждении я не желаю быть».
Ещё я спросил: «Что же, епископ Силуан вышлет ли нам кого на защиту против миссионера?».
Он ответил: «Нет; владыка вот прислал мне письмо, запрещает выходить на беседу с миссионерами, а если будут настоятельно притягивать, то, пишет, подите вы с Егор Карповичем и застойте паству, как можете».
Я сказал деду: «Вот как владыка ваш соблюдает церковные правила! Видно, забыл, а то и не знает, что́ писано в 58 правиле святых апостол: «Епископ или пресвитер, небрегий о причетницех и о людех своих, и не наказая их на благоверие, да отлучится; пребывая же в таковой лености, да извержется». Вопреки этому правилу, и сам нейдёт, и священников не посылает защищать своё «благоверие», а поручает это простецам!».
Затем я пошёл к нашему лжепопу Ивану Горшенину. Я спросил его: «Что же вы, отец Иван, ни разу не пожалуете на беседы миссионера?».
Он ответил: «Как туда идти? С ним нельзя говорить; он какое-нибудь слово примет за противное и сей час же привлечёт к суду».
Я ответил: «Он никогда этого не сделает, – пожалуй, даст вам и подписку, что ничего подобного не допустит».
Поп Иван сказал: «Если Георгий Карпович будет, так и я, пожалуй, пойду. Да впрочем, если кто познал эту веру истинной, тот пусть идёт!».
Тут я увидел вполне, что это действительно не пастырь, а наёмник, не радящий о овцах.
После этого я неоднократно вступал в беседы с старообрядцами, и ни разу не слышал от них никакого основательного ответа об их вере и церкви; только все бранили Православную Церковь, да и меня кстати, зачем толкую об ней. Всё это окончательно отвратило меня от раскола, и я ждал только приезда в Прочноокоп отца Ксенофонта, чтобы присоединиться к Православной Церкви. Между тем несколько раз я приходил к своим родителям, приносил им книги, думая, не подействует ли на них слово истины. Но старания мои были тщетны. Каждый раз они встречали мои убеждения с великим негодованием, и однажды выгнали даже из дома и выбросили книги. Я всё это переносил с терпением и одного лишь просил у Господа, да просветит очи их светом истины.
Наконец, 5-го января 1891 года прибыл в Прочноокопскую станицу отец протоиерей Ксенофонт Крючков. Я немедленно заявил ему о своём желании присоединиться к Церкви, и он назначил мне совершить присоединение в тот же вечер. Собираясь, я сказал своей жене, что иду присоединяться. Она заплакала и вслед мне послала всякие проклятия. Я мог бы, конечно, остановить её, употребив свою супружескую власть; но рассудив, что иду на великое и святое дело, от которого зависит спасение души моей, терпеливо перенес её брань и клятвы. А она тут же побежала к моим родителям сказать, куда и зачем я отправился. Они пришли тоже в большое волнение, а мать хотела даже бежать, чтобы не допустить меня до присоединения; но её остановили, растолковав, что теперь дела не поправит.
За вечерней службой в доме Т.И.Уколова совершён был надо мной чин присоединения ко святой Церкви. Со мной вместе присоединены были дочери Е.Е.Жогина. Усердно благодарил я Господа Бога, что умилосердился надо мною и привёл во святую свою Церковь, и тут же обещался с терпением переносить за сие от раскольников порицания, хулы и насмешки. Утром 6 января новое наше единоверческое общество вместе с отцом протоиереем Ксенофонтом, облачённым во священные ризы, пошли на освящение воды на реку Кубань. И с какой радостью, с каким утешением все мы, новые чада Церкви, присутствовали при этом священнодействии! По окончании водоосвящения, когда мы шли со святой водой и иконами по улице, неожиданно пришлось нам встретиться с раскольниками, которые огромной толпой валили из своей моленной. Один урядник из этой толпы остановился и начал молиться на иконы; тогда дочь Георгия Захарова сильно толкнула его и сказала ему что-то; но он не обратил на неё внимания и истово положил три поклона. Проходя через толпу старообрядцев, отец протоиерей кропил людей святой водой, произнося: «благодать Святого Духа». Некоторые из раскольников, особенно женщины, закрывались из опасения, как бы не попала на них хотя бы капля святой воды. Когда возвратились в дом Терентия Иваныча, отец протоиерей поздравил нас с праздником, и радостно все мы разошлись по домам. Но дома, как я и ожидал, встретили меня огорчения. Приходит мать и рыдая говорит мне: «Порушил ты отцовскую веру, пропала твоя душа навеки!».
Я ответил ей: «Из чего вы знаете, что моя душа пропала? Я уверен, что пропадают на веки души тех, кто находится вне Христовой Церкви; а я вступил именно в Церковь Христову». И стал ей приводить свидетельства из Святого Писания; но она и слушать не хотела.
Не стану описывать, сколько брани и проклятий пришлось мне принять в первое время по присоединении к Церкви. Я подкреплял себя только тем, что постоянно содержал в памяти слова псаломника: Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого ся убою!
Спустя несколько времени начал я ходить в дом к отцу и понемногу разъяснять ему, что́ побудило меня оставить раскол и присоединиться к Церкви, ибо знал, что отец человек рассудительный, может увидеть истину, если спокойно будет слушать. И благодарение Создателю, Он помог мне внушить отцу правильные понятия о Церкви и убедить в неправоте старообрядчества. Даже и мать моя стала слушать чтение святых книг и спокойно принимать разъяснения о Церкви. В настоящее время они хотя ещё находятся в расколе, но уповаю на милость Божию, что и они соделаются чадами Православной Церкви.
В марте месяце 1891 года рукоположён во священника к нам Терентий Иванович Уколов, и тогда же из Петербурга отец протоиерей сообщил нам, что состоялось распоряжение о постройке для нас, на площади, единоверческой церкви. Раскольники не хотели было давать нам площадь под постройку церкви; но по требованию начальства должны были уступить. 31 числа того же марта прибыл в Прочноокоп отец протоиерей Крючков и 1-го апреля освятил место под храм, водрузив крест и отслужив молебен. Храм, который теперь строится у нас, будет истинным украшением Прочноокопской станицы по своему благолепию, а своей благодатью да привлекает он под кров свой и коснеющих доселе в душепагубном расколе наших именующихся старообрядцев!
Краткое признание о моей жизни
Как ни тяжело, но считаю полезным сделать всенародное признание о моём прошлом и настоящем положении. С самых юных лет вращался я между именуемых старообрядцев и не мог не усвоить себе их духа, обычая и характера. Воспитание я получил от бедных родителей, которые на свои скудные средства, по неимению в то время учебных заведений, обучали меня грамоте старинного обихода – кое-как читать церковную печать и невзрачно писать. При таком-то незавидном образовании, достигши определённого возраста, поступил я на царскую службу; прослужа 25-летний срок, я во всё это время старался всячески быть полезным для службы, а вместе с тем приобрести и полезные для жизни познания. Неоднократно бывши в жарких сражениях с неприятелем, получив несколько огнестрельных ран и тяжкие увечья, я за такую усердную службу возведён в настоящее моё звание; на службе же приобрёл я те сведения и привычки общежития, какие должны быть свойственны моему званию. Одного только, к сожалению, не мог я приобрести – правильных религиозных понятий, так как в течение всей прошедшей жизни не вникал в учение веры, а исполнял неопустительно те обрядовые предписания, какие мне с малолетства внушены родителями.
Ныне же, пользуясь более или менее свободой, стал я читать книги, разъясняющие старообрядчество, в коем я доселе пребывал, стал более и более вразумляться и пришёл к такому убеждению, что наш обряд, хотя сам по себе хорош, но без священства православному христианину обойтись нельзя, и с одним обрядом не спасёшься.
А наши праотцы и отцы, как я увидел теперь, не имели истинного священства, принимая беглых попов от Русской Церкви, а теперь имея священников от какой-то австрийской иерархии, которая никакими законами и священными правилами оправдана быть не может, так как митрополит Амвросий, по разъяснению, оказался безблагодатный и ему в Австрии не от кого было получить благодать архиерейства по неимению старообрядческих епископов и святого мира, без коего нет совершенства. Поэтому австрийские священники старообрядцев не настоящие, не законные, не истинные священники; потаённо отправляют они богослужение вопреки священных правил; безбожно обманывают простой, невежественный народ; не хотят сознаться в своём беззаконии, ради своего лишь интереса. Притом же и сами старообрядцы видят, как они держат себя неприлично, зазорно, – даже за одно дурное поведение следует давным-давно отлучить их от места. Видят это старообрядцы и лишь только иногда волнуются, но идут всё-таки за ними. А понять обмана не могут потому, что руководители держат их в полном неведении и своими лжетолкованиями отвлекают от Церкви, на беседу же с миссионерами и вообще с более разумными и сведущими людьми не допускают и даже так говорят: «Кто решится пойти на миссионерскую беседу, тот присоединяется к антихристову учению, ибо-де миссионеры посылаются от антихриста, а не от Бога». Такую именно мысль выразил лжеепископ Силуан в письме своём к старообрядцам, удерживая их от присоединения к единоверию. А постоянный собеседник мой, Георгий Карпович6, помимо уже Святого Писания, запасся сведениями из светских книг и газет и защищает ими своё старообрядчество. Так, в книге «Вестник Европы» Стасюлевича нашёл он между прочими разнообразными статьями статью под названием: «Греки в московском царстве», где по сочинению господина Каптерева утверждается, что после падения Константинополя греки потеряли будто бы истинное благочестие, вступили в унию с католицизмом, не имеют более чистоты Православия, – и эту неправду начал всем проповедовать, забыв притом, что и его митрополит Амвросий был грек, значит, по его, придерживался унии и католицизма, а они приняли его, Амвросия, за святителя! Если Амвросий принял поставление в стране, потерявшей, по их же понятиям, чистоту православной христианской веры и благочестия, то каким же порядком и кем именно старообрядцы могли исправить его и допустить к священнодействию, не имея у себя никакой иерархии, не имея и святого мира? Нет, ни Георгий Карпович и никто не защитит, старообрядцы, вашего незаконного священства. Не губите же душ своих, вручая их под руководство таким ложным пастырям! Взыщите пастырей истинных, обратитесь к православной греко-российской Церкви, в которой только и можно получить спасение.
Иосиф Шевандрин, войсковой старшина Кубанской области, станицы Прочноокопской
Источник: Рассказы бывших старообрядцев о жизни в расколе и обращении в православие : Вып. 1-. - Москва : тип. Э. Лисснера и Ю. Романа, 1892. / Вып. 1: Рассказы И. Власова, С. Лаврентьевой и К. Туркова. - 1892. - [2], 40 с.
Источник: https://dzen.ru/a/Y5VptEWb4SELH3HH
Фотографии из свободного доступа в интернете.
Материал подготовлен И.Зенцовой.